Двадцатые годы - Овалов Лев Сергеевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— Так я же беспартийная.
— Ну и что с того?
— А они, говорят, только партийных уважают.
— Не волнуйтесь, полы можно и беспартийным мыть.
— Я к вам так привыкла, Вячеслав Николаевич…
— Пойду за лошадью, — оборвал ее Слава.
Заведующий конным двором его ждал.
— Приготовил я вам коня…
Это был тот еще одер! Старая, изнуренная кляча, и под стать ей ветхий полок, доски которого стянуты проволочками и бечевками, — толкни и тотчас рассыплется.
Слава посмотрел в мутные, унылые глаза…
— Да вы не смотрите, что конь неказист, довезет как миленький, — поспешил заведующий утешить Ознобишина. — Дай я коня получше, надо посылать кучера, гнать лошадь обратно, а кучеров лишних у меня нет. А этого можете не возвращать, я его только что актировал. Доставит вас до Успенского!
— А дальше что с ним делать?
— Отдадите кому-нибудь, обдерут, шкура в хозяйстве всегда сгодится.
«Сходить к Шабунину, пожаловаться, — подумал Слава и махнул рукой. — Все равно…»
На полок навалили соломы, Слава взгромоздился на грядку, ухватился за вожжи.
— Счастливо! — закричал заведующий. — Доедете, разлюбезное дело.
Петя, уже одетый, сидел на стуле. Слава помог ему выйти, поправил солому, расстелил одеяло, подложил ему под голову подушку, уложил пачки с книгами.
Эмма вынесла сверток с носильными вещами.
— Простыни с постели я не положила, — честно предупредила она Славу. — Зачем везти грязное белье? Вашей маме лишняя стирка…
— Поехали? — спросил Слава брата.
— Поехали, — шепотом согласился Петя.
Слава пожал руку Эмме.
— Эмма Артуровна!
— Вячеслав Николаевич, я вас никогда-никогда не буду забывать, — проникновенно сказала Эмма. — Вы были хороший человек.
Слава сел рядом с Петей, дернул вожжами, ветеран конной тяги переступил с ноги на ногу и медленно побрел по залитой солнцем улице, мимо яблоневого сада…
— Вячеслав Николаевич! Вячеслав Николаевич!
Слава обернулся. По улице бежала Эмма Артуровна. Она протянула мельхиоровый подстаканник.
— Возьмите, Вячеслав Николаевич, это вам за все хорошее, что имело место между нами.
И Слава взял, нельзя было обидеть Эмму.
Потихоньку выехали за околицу.
И — долго-недолго — пропал наконец за холмом городок, потянулись нескончаемые поля, и как последний привет Малоархангельска порыв теплого летнего ветра донес до Славы сладковатый запах торфа, тлеющего во всех печах покинутого города.
А конь шел и шел, все медленнее и медленнее…
Петя тронул брата за рукав.
— Не жалей меня, — прошептал Петя. — Подгони, а то мы и к завтрему не дотащимся.
Пете было плохо, его томила не только болезнь, но и дорога, он все чаще поднимал голову.
— Да что там у тебя? — с раздражением спросил Петя. — Лошадь тебя совсем не слушается!
— А тебя послушается?
— Ты вожжи держать не умеешь, — рассердился Петя и с трудом сел. — Дай-ка…
— Лежи! Языком еле ворочает, а туда же…
Кнута не было.
Слава спрыгнул, сорвал с придорожной ракиты ветку, подал Пете, к удивлению Славы, скорость их Росинанта заметно возросла.
Шаг за шагом уходила в прошлое малоархангельская жизнь.
— Мало тебя уважают… — вырвалось у Пети. — Порядочному человеку не дадут такого одра.
Слава только сейчас сообразил, Петя ведь не знает, что он уже не секретарь укомола.
— А ты знаешь, я уже не работаю в укомоле, — сказал он возможно равнодушнее. — Подал заявление, хочу учиться, мою просьбу уважили.
— Так ты насовсем к нам!
К вечеру Петю опять стало клонить в сон, и Слава взял вожжи.
— Давай нигде не останавливаться? — предложил он Пете. — Все будет ближе к дому.
— Как хочешь, — безучастно пробормотал Петя, температура у него опять поднялась. Слава не мог понять, спит он или теряет сознание.
Над головами у них неслись сизые свинцовые облака, порывы ветра налетали все чаще, ночь обещала быть знобкой, гнулись придорожные кусты. Слава выпростал из-под Пети одеяло, укрыл, сверху еще укутал курткой, поежился сам и плотнее застегнул пиджачок. Наступила ночь. Птицы свиристели за придорожными канавами, брехали вдалеке собаки, и все время казалось, будто кто-то плачет, а кто и где — не понять.
Поднялись на взгорок, миновали редкий лесок, потянулись опять поля, налево посевы, в темноте не разобрать чего, направо поросшие травой пары. Конь точно почуял корм и остановился, Слава задергал вожжами, хлестнул — ни с места.
— Дьявол!
Дьявол встал намертво.
Пришлось будить Петю, он лучше разбирался в лошадях.
— Что делать?
Петя схватил себя за горло.
— Не могу дышать.
— Встал этот черт!
— Распряги, — с трудом произнес Петя. — Пусть пасется.
Слава стреножил коня, и тот, мягко шлепая губами, побрел в поле.
— Будешь есть?
Петя покачал головой, выпил несколько глотков воды. Слава стал взбивать на полке солому.
— Под телегу, — прохрипел Петя. — Там теплее, и на случай дождя.
Легли под повозку, солому застелили попонкой, сверху накрылись одеялом, Слава прижался к брату, обнял, тот опять впал в забытье.
Ветер усиливался. Слава выглянул из-под повозки — небо черное, нигде ни проблеска, ни одной звездочки, по земле полз тускло-серый туман, летели и шуршали сорванные с деревьев листья. Вдали грохотал гром. «Дождь, — подумал Слава. — Только бы не над нами». Вспыхнул свет и погас, и опять гром. Молния. Это уж совсем близко. Молнии сверкали одна за другой, гром громыхал не переставая. Славе становилось все страшнее от непрерывных ослепительных вспышек.
В свете молнии он увидел старую раскидистую ветлу.
Растолкал Петю.
— Укроемся!
Потащил Петю за руку.
Ветер несся с бешеной скоростью, швырял в лицо листья, молнии ослепляли.
Слава прижался к стволу ветлы и прижал к себе брата.
— Петенька…
— Где мы? — хрипло спросил Петя.
— Под ветлой! — крикнул Слава. — Здесь поспокойнее!
— Дурак! — вдруг выкрикнул Петя и теперь уже сам потащил Славу в открытое поле.
— Что ты делаешь? — закричал Слава. — Ты сошел с ума!
Петя бежал и тащил за собой брата.
Какая-то сумасшедшая молния еще раз прорезала небо, грохнул гром, и на них обрушился неистовый ливень.
— Видишь, что наделал! — закричал Слава, дергая Петю за рукав.
А Петя в ответ закашлялся, на мгновение подавился и неожиданно произнес обычным своим голосом:
— Что за черт, во рту какая-то дрянь!
Петя плевался, а сверху лило и лило.
— Петенька! — радостно закричал Слава. — У тебя же ангина! Прорвало, прорвало!
— Кого прорвало? — громко спросил Петя.
— Да нарыв, нарыв! У тебя уже было так…
Петя часто болел ангинами, Слава сообразил, что нарыв в горле мешал ему говорить.
— Бежим под телегу, — сказал Петя, и они побрели под дождем к своему укрытию, черневшему в нескольких шагах.
И едва залезли под полок, как дождь сразу прекратился.
— Тебе не будет хуже? — с тревогой спросил Слава.
— Нет, мне лучше.
Они закутались в одеяло и стали ждать рассвета, и рассвет не замедлил окрасить землю сперва в серые, потом в лиловые, а потом в розовые и, наконец, в лимонно-золотистые тона.
Братья выползли из-под своего укрытия, мокрые, жалкие, замерзшие, только солнце могло их обогреть и обсушить. Неподалеку пасся их пепельный конь. Ветлы не было — на ее месте торчал обугленный пень. Молния угодила прямо в это несчастное дерево.
— В грозу нельзя стоять под деревьями, — сказал Петя. — Вбило бы тебя в землю.
Многое Петя знал лучше Славы: когда и как укладывать в лежку яблоки, когда пожалеть коня, как уберечься от молнии…
Как хорошо, что Петя выздоровел! Он заметно пошел на поправку, он и говорил уже внятно, и коня смог запрячь, и даже усмехнулся, глядя на промокшего брата.
Покорно и безрадостно шагал конь в лучах разгорающегося летнего дня, обдуваемый ветерком, сушившим серую шерсть.
— Как поступим с конем? — спросил Слава. — Отдали насовсем, а куда его девать?
