Наставники. Коридоры власти (Романы) - Сноу Чарльз Перси (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Он встал.
— Что ж, вот пока и все дурные новости, — мрачно пошутил он наподобие вестника из греческой трагедии; сказал, что больше, по-видимому, сделать мы ничего не можем, и стал рассыпаться в своих обычных благодарностях и извинениях.
Как только он ушел, я взглянул на часы. Без двадцати двенадцать. На этот раз я не стал размышлять и мешкать. Через комнату секретарей я вышел в коридор и быстрыми шагами направился к Осбалдистону. Я сворачивал из коридора в коридор, обходя три стороны здания Казначейства — квадрата, построенного весьма неэкономно, с пустым двором-колодцем внутри, — против обыкновения не думая о причудах архитектуры прошлого века. Я не замечал даже высоких пожелтевших стен, темного, убегающего вдаль коридора, огороженных закутков, где на табуретках сидели рассыльные, погруженные в чтение отчетов о бегах и скачках, табличек на дверях, на которых можно было смутно различить в полумраке: «Сэр У. Р., кавалер ордена Британской империи», «Сэр У. Д., кавалер ордена Бани». Здесь было темновато, привычно, знакомо, путешествие по основательно изученному маршруту; двери мелькали мимо меня, как станции метро.
Я собирался выйти на последнюю прямую, которая вела к кабинету Дугласа, и тут он сам появился из-за угла. Он шел, весь устремясь вперед, держа в руке папку с какими-то бумагами.
— А я к вам, — сказал я.
— У меня совещание, — ответил Дуглас.
Он не старался уклониться от разговора со мной. Но возвращаться к нему в кабинет уже не было времени. Мы стояли в коридоре и разговаривали вполголоса. Время от времени распахивалась то одна, то другая дверь: служащие торопливо проходили мимо, искоса поглядывая на начальство. Некоторые из них, без сомнения, знали, что мы с Дугласом — близкие друзья. Наверно, они думали, что мы в последнюю минуту перед совещанием утрясаем какой-то вопрос или же небрежно и в то же время дотошно, как умеют лишь высшие чиновники, что-то обсуждаем, желая сэкономить время и избежать межведомственной переписки.
Это было не совсем так. Во время разговора я всматривался в Дугласа со смешанным чувством симпатии, жалости и безотчетной злости. Он сильно переменился за время болезни жены — он менялся буквально на глазах. В чертах его появилась особая горечь, какую замечаешь в лицах, не по годам моложавых и, однако, уже отмеченных печатью старости. Прежде время словно не касалось его, совсем как Дориана Грея, на которого он ни в чем другом похож не был, — но все это было в прошлом.
Три раза в неделю Маргарет ездила в больницу к его жене. Сейчас Мэри не могла даже закурить сигарету без посторонней помощи.
— Интересно, как далеко может зайти паралич? — сказала она как-то с просветленным мужеством, из-за которого еще тяжелей было смотреть на нее.
Несколько раз, когда и клуб, и опустевший дом становились ему невыносимы, Дуглас оставался ночевать у нас. Однажды в минуту откровенности он скорбно поведал нам, что непрестанно думает о ней, о том, как она лежит, прикованная к постели, без движения, а вот он свободен и здоров.
Но сейчас все это вылетело у меня из головы.
— Что вам известно о последнем выпаде против Куэйфа? — сказал я.
— О чем вы?
— Вы отдаете себе отчет, что они нападают на каждого, кто хоть как-то с ним связан? Теперь жертвой стал Уолтер Льюк…
— Войны без жертв не бывает, — ответил Дуглас.
— Но вы не станете отрицать, что этих людей вы пригреваете и ободряете, — сказал я зло.
— Да вы о чем? — Его лицо вдруг окаменело. Он был взбешен не меньше моего, — взбешен именно потому, что раньше наедине мы часто бывали откровенны друг с другом.
— О том, что ни для кого не секрет, что вы несогласны с Куэйфом.
— Ерунда!
— Кому вы это говорите?
— Вам! И вы должны верить! — сказал Дуглас.
— Чему я должен верить?
— Вот что, — сказал он. — Вы всегда считали, что у вас есть право на собственное мнение. Не такое уж собственное, кстати сказать. Такое же право есть и у меня. Я никогда этого не скрывал. И никогда не вводил мистера Куэйфа в заблуждение на этот счет. Я считаю, что он не прав, и он о моем мнении прекрасно осведомлен. Но, кроме него, об этом знаете только вы, да еще два-три человека, которым я доверяю.
— Знают и другие.
— И вы считаете, что ответственность за это несу я?
Он весь побагровел.
— Давайте не будем горячиться, — сказал он. — Если мой министр одержит победу, я сделаю все, чтобы быть ему полезным. Это означает, что я буду проводить политику, в целесообразность которой не верю. Что ж, мне не впервой. Я постараюсь, чтобы его политика действительно оправдала себя. Без ложной скромности скажу, что смогу делать это не хуже других.
Все это было совершенно справедливо.
— Но по-вашему, он не может победить? — сказал я.
— А по-вашему?
Его взгляд стал острым, оценивающим. Можно было подумать, что мы обсуждаем условия перемирия, нащупываем, каких можно добиться уступок.
— Во всяком случае, вы постарались затруднить ему победу, — снова не удержался я.
— Я делал именно то, о чем вам уже говорил. Не больше и не меньше.
— Вы неплохо умеете подпевать — куда лучше многих из нас.
— Не понимаю.
— Ну как же! Вы избрали именно тот курс, которого ждали от вас очень многие весьма влиятельные люди — так? Почти все они отнюдь не желают, чтобы Роджер Куэйф добился своего — так?
С какой-то непонятной отрешенностью он ответил:
— Может быть, и так.
— Если он потерпит поражение, это ведь будет вам на руку — не так ли? Разве это не будет поставлено вам в заслугу? Не облегчит вам дальнейшую карьеру?
Он посмотрел на меня пустыми глазами. Потом сказал вполне дружелюбно:
— Вот только одно… Вы же знаете, я с самого начала придерживался такого мнения. Разве вы не верите в мою искренность?
Я вынужден был сказать, что, разумеется, верю.
И тут же снова раскричался, забыв, что когда-то Кейв бросил то же обвинение Роджеру.
— Но при всем том, что вы там делали или не делали, вы уж, конечно, понимали, что вашей-то карьере это не повредит — так?
Я был до того разъярен, что просто не поверил своим глазам, когда он улыбнулся в ответ — улыбнулся если не дружески, то, во всяком случае, искренне.
— Ну, знаете, Льюис, если бы нас беспокоили еще и эти соображения, мы бы вообще никогда ничего не делали.
Он взглянул на часы и прибавил озабоченно:
— Из-за вас я, кажется, немного опаздываю.
И зашагал по коридору, быстро, но без спешки, весь устремясь вперед, с бумагами в руке.
Глава сорок вторая
В ПАРЛАМЕНТСКОЙ ЛОЖЕ
Среди дня в кабинет вошла моя секретарша и вручила мне письмо с пометкой «срочное». Очевидно, кто-то сам его принес, высказала она предположение. Почерк на конверте был женский, незнакомый. Я взглянул на подпись — «Элен».
«Вы, конечно, будете на прениях завтра и во вторник, — прочел я. — Мне туда нельзя. Я даже не смогу поговорить с ним по телефону, пока все не кончится. Поэтому я прошу Вас — держите меня в курсе дела. Надеюсь, что Вы мне скажете всю правду, какова бы она ни была. Оба эти вечера я буду дома одна. Пожалуйста, что бы там ни было, позвоните мне».
Вечером в театре, куда мы с Маргарет поехали, чтобы отвлечься немного от тревожных мыслей, я невольно подумал об Элен. Роджер дома отделывал окончательно свою речь; Кэро была с ним. Элен приходилось хуже всего. Каково-то ей сейчас, сказал я Маргарет, — сидит там одна и ничего о нем не знает. Прежде она боялась, что потеряет его, если его карьера будет загублена. Теперь, когда шантажист открыл карты и Кэро поставила свои условия, Элен должна бояться как раз обратного. И все равно, я уверен, что она от всей души желает ему успеха. Маргарет возразила:
— Не такая уж она хорошая, как ты воображаешь.
— Но старается быть хорошей, — сказал я.
Маргарет встречалась с Элен только в обществе, и то давно, когда еще был здоров ее муж. Она гораздо лучше, чем я, знала Кэро, нежнее к ней относилась, старалась ее подбодрить и утешить. Но сейчас, когда мы стояли в фойе Хеймаркетского театра, старательно не замечая знакомых, потому что не хотелось ни с кем говорить, Маргарет вдруг спросила: неужели для Элен иного выхода действительно нет — либо Роджер побежден, но они вместе, либо он победит и тогда разрыв? Я сказал, что вряд ли они сами отдают себе в этом отчет. Но это похоже на правду? Я не ответил.
