Двадцатые годы - Овалов Лев Сергеевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Поэтому-то Слава, должно быть, и испытывает глубокое удовлетворение, сознавая себя помощником Шабунина.
До конференции всего два дня, и Слава сидит дома и не отрываясь пишет отчетный доклад.
За окном май, цветут яблони, нежный аромат наполняет воздух, жужжат умницы пчелы…
Опять обновляют изгородь малоархангельские мещане, горсовет, опять сдал им в аренду сад, только на этот раз Ушаков уже не вступил в артель.
Слава просматривает дневники Ушакова, тот отмечает все, что связано с его деятельностью, посещения школ, лекции в клубе, занятия кружков, книги, которые успел прочесть…
Эмма Артуровна дважды уже приносила Ознобишину кофе в граненом стакане, вставленном в мельхиоровый подстаканник, она болтлива как сорока и как сорока любит блестящие вещи.
— Выпейте, — заботливо говорит она. — Кофе вас подбодрит.
Кофе желудевый, куплен в потребиловке, но все же кофе.
Под вечер под окном появляется Ушаков.
— Пишешь? — спрашивает он, приподнимаясь на цыпочках и заглядывая в окно.
— Пишу.
Он охотно пошел бы с Никитой погулять по городу.
— Тебе помочь?
— Кончаю уже.
— Ну, пиши, пиши.
Позднее к Славе заходит Коля Иванов, посоветоваться, кого из волостных работников выдвинуть в состав уездного комитета.
И уже совсем поздно вечером, когда не помогает даже желудевый кофе, в дверь осторожненько стучат.
Кого еще несет?
— Войдите!
Франя Вержбловская. Кудри перетянуты голубой лентой, голубой фланелевый халатик.
— К тебе можно?
— Что спрашивать, раз вошла. Тебе чего?
Не ответила, прошла от двери к окну, бросила взгляд на стол, похоже, не знала, с чего начать разговор.
— Написал свой доклад?
— Написал.
— Воспользовался моими материалами?
— Воспользовался.
Ведь не за этим она пришла?
— Разложил все по полочкам?
Это уже что-то новое.
— Не понимаю тебя…
Она опять прошлась по комнате.
Что-то нужно, раз пришла, да еще в такое неурочное время.
— Скажи, Слава, Чевыреву вы снова выберете в уездный комитет?
— Конечно. Даша отлично работает. Дросковская организация вообще… Как это говорится?… На подъеме.
— Везет же!
Франя только что не выкрикнула это слово, вырвалось оно у нее с надрывом.
— То есть как это везет?
— Все у нее есть, и работа, и семья…
На мгновение Франя замолчала.
— А у тебя чего нет?
— Замуж вышла не по-комсомольски, а вы простили, — продолжала Франя, точно не слыша вопроса Славы.
— Дашу обстоятельства вынудили венчаться, — не в первый раз попытался Слава оправдать Чевыреву. — В том-то и противоречие! Мы с Дашей тогда серьезно поговорили. Религия в деревне еще ох как сильна! Не обвенчайся она в церкви, мы бы потеряли ее как комсомольского работника. Сойдись Даша со своим мужем без венчания, да еще роди ребенка, знаешь, как бы она выглядела в глазах людей?
— Вот вы все: Даша, Даша… — упрекнула Франя, нет, не Славу, а, похоже, весь укомол. — А вам не Дашу убеждать, а людей… Вы как за одного уцепитесь, так и не отстанете, а люди у вас в стороне…
— Слушай! Ведь не о Чевыревой ты пришла со мной разговаривать на ночь глядя? О Даше вопрос решен, а не согласна — выступай, давай отвод Даше, мне, кому угодно…
— Ты ничего не понимаешь!
О чем она? Чего Слава не понимает? Нет, она пришла не о Чевыревой говорить. Тут что-то не то. Когда Франя вошла, в халатике, с голубой ленточкой, она показалась такой миленькой, нежной, даже легкомысленной, а на самом деле она чем-то встревожена, ей не по себе…
— Ты помнишь диспут?
— Какой диспут?
— Ну… о свободной любви. О семье, о браке. О том, какой должна быть семья в коммунистическом обществе?
— Что это ты вспомнила о диспуте?
— Дура я разнесчастная, вот почему!
Она вдруг бросилась на кровать, ткнулась носом в подушку и заплакала.
Слава даже испугался.
— Что ты делаешь? Встань, встань, могут увидеть в окно…
Но это ее, кажется, мало волновало, она села и, все еще жалобно всхлипывая, сказала:
— Ну, почему, почему у нас в укомоле, кроме меня, нет ни одной девушки? Один ты как девушка, вот потому я к тебе и пришла.
Слава молча проглотил это сравнение, хотя Франя говорила будто и в похвалу ему. Девушка… Он давно уже мужчина, а она — девушка! У него самого есть девушка.
Может быть, это свойство характера, может быть, сказывалось влияние матери, но грязные мысли не появлялись у него в голове, не то, чтобы он не знал темных сторон жизни, знал, что существуют и горечь, и боль, и смерть, сталкивался с несчастьями и разочарованиями, но темное и мрачное не оборачивалось в его глазах грязью и пошлостью.
Зачем Франя к нему пришла? Очень ее тревожит, написал он свой доклад или не написал! Да у него самого доклад выскочил сейчас из головы.
— Ты успокойся, успокойся, ты просто устала, мы все устали, сколько всяких бумаг перед конференцией…
Он сочувствовал Фране, вся статистика лежала на ней, учетные карточки, членские взносы.
— Вам мало дела до людей, а Даша, если и пошла против себя, так только из-за людей…
Опять она помянула Дашу, а думала о себе, о себе она сокрушалась. Лента сползла, волосы растрепались, войди кто сейчас в комнату, зареванное лицо Франи вызвало бы самые рискованные предположения.
— Что скажут люди? Что скажут люди? — только что не закричала Франя, хватая Славу за руку.
— О чем ты?
— Да я же в положении, — тихо произнесла Франя. — Только ты никому…
— В каком положении? — строго спросил Слава. — Ты о чем?!
Все-таки он был наивен и для своих лет, и для должности, какую занимал, на минуту подумал, что у Франи нехватка членских взносов, все эти ленточки и халатики большой соблазн, но предположение это как пришло, так и ушло, истина вдруг дошла до него, — оказывается, вот почему Франя напомнила Славе о диспуте!
Какой будет семья в коммунистическом обществе…
А до коммунистического общества еще очень даже далеко. Ей будет сорок, а может быть, и пятьдесят лет, когда она будет жить в коммунистическом обществе. А до тех пор…
— Я боюсь людей, понимаешь, боюсь людей, — шептала Франя. — Что они обо мне подумают?
«Черт побери, можно ли быть таким недогадливым! — упрекнул себя Слава. — Неприятная история! А впрочем, почему неприятная? Естественная история. И самое правильное, что должна сделать Франя, — выйти поскорее замуж. Есть же у ребенка отец? Вот пусть она за него и выходит. Самое милое дело. Вечно эта Франя что-нибудь да выдумает!»
— А почему бы тебе не выйти замуж? — мягко произнес Слава. — Самое естественное дело.
Но тут Франя залилась слезами еще сильнее.
— Он не может, он не может, я не могу выйти за него…
— То есть как это не может? — возмутился Слава. — Что за ерунда! Кто это?
В самом деле, кто это? Слава не замечал, чтобы за Франей кто-нибудь ухаживал. Никто к ней не ходит, да и сама она большую часть свободного времени проводит дома, разве что изредка сбегает в клуб. Просто не на кого даже подумать.
Франя замотала головой.
— Нет, нет…
— Что — нет?
— Я его не могу назвать.
— Франя!
— Я его никогда не назову!
Слава начал сердиться.
— Не веди себя как круглая дура! В конце концов я секретарь комитета, я твой руководитель, я обязан тебе помочь. Я не из пустого любопытства спрашиваю, я реально могу помочь.
Франя опять отрицательно замотала головой.
— Нет.
— Что — нет?
— Ты мне не поможешь.
Слава обиделся:
— То есть как это не помогу?
Франя наклонила голову.
— Ты не можешь.
Слава возмутился:
— Да мы его в порядке комсомольской дисциплины… — «Впрочем, что это я? А если он не комсомолец? Да нет, не может быть!» — А если не комсомолец, все равно обяжем. Знаешь, что такое сила общественного мнения?
Франя горько улыбнулась.
— Заставите любить в порядке комсомольской дисциплины?
