Человеческая комедия - де Бальзак Оноре (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
- Как с процентными бумагами?
- Вы не хотите меня слушать, - ответил ему Крюшо. - Покупайте их скорее, еще можно в два года нажить двадцать на сто. На восемьдесят тысяч франков, помимо великолепных процентов, набежит пять тысяч ливров ренты. Курс теперь восемьдесят франков пятьдесят сантимов.
- Посмотрим! - отвечал Гранде, потирая подбородок.
- Боже мой! - воскликнул нотариус, развернув газету.
- В чем дело? - спросил Гранде.
Крюшо сунул газету ему в руки со словами: “Прочтите эту заметку”.
“Вчера после обычного появления на бирже застрелился г.Гранде, один из наиболее уважаемых коммерсантов Парижа. Он успел послать председателю палаты депутатов заявление об отставке, а также сложил с себя обязанности члена коммерческого суда. Причина самоубийства - разорение, вызванное несостоятельностью нотариуса г.Рогена и биржевого маклера г.Суше. Уважение, которым пользовался г.Гранде, и его кредит были, тем не менее, таковы, что он, несомненно, нашел бы поддержку в парижском коммерческом мире. Нельзя не сожалеть, что этот почтенный человек поддался первому порыву отчаяния…” и пр.
- Я это знал, - спокойно сказал старый винодел нотариусу.
Эти слова обдали холодом Крюшо, и, несмотря на подобающее нотариусу бесстрастие, у него мороз пробежал по спине при мысли, что парижский Гранде, может быть, тщетно взывал с мольбой к миллионам сомюрского Гранде.
- А сын его такой был вчера веселый…
- Он еще ничего не знает, - отвечал Гранде так же спокойно.
- Прощайте, господин Гранде, - сказал Крюшо; он все понял и отправился успокоить председателя де Бонфона.
Войдя в зал, Гранде застал завтрак на столе. Евгения бросилась на шею матери, целуя ее с страстной нежностью, ища утешения в тайной своей печали; г-жа Гранде уже сидела в кресле с подпорками и вязала себе на зиму фуфайку.
- Можете кушать, - сказала Нанета, спускаясь с лестницы сразу через три ступеньки. - Мальчик спит, словно херувим. До чего же он мил с закрытыми глазками! Вошла я, позвала его. Не тут-то было: ни гугу.
- Оставь его, пускай спит, - сказал Гранде. - Сегодня чем позже проснется, тем позже услышит дурную весть.
- Что случилось? - спросила Евгения, положив себе в кофе два крошечных кусочка сахара, весивших трудно сказать по скольку граммов, старик любил сам колоть на досуге сахар. Г-жа Гранде, не смея задать тот же вопрос, только взглянула на мужа.
- Отец его застрелился.
- Дядюшка?.. - произнесла Евгения.
- Бедный юноша! - воскликнула г-жа Гранде.
- Да, бедный, - продолжал Гранде. - У него нет ни гроша.
- А он-то спит, словно царь земной, - сказала Нанета растроганным голосом.
Евгения перестала есть. Сердце ее сжалось, как сжимается оно, когда впервые страдание, рожденное несчастием любимого, охватывает все существо женщины. Слезы полились у нее из глаз.
- Ты и не знала дяди, чего же ты плачешь? - сказал ей отец, бросая на нее взгляд голодного тигра, - таким же взглядом он, вероятно, смотрел на свои груды золота.
- Ну, сударь, - сказала служанка, - как же не пожалеть этого бедненького молодчика. Спит себе, как убитый, а судьбы своей и не знает!
- Я не с тобой разговариваю, Нанета! Помалкивай.
Евгения поняла в эту минуту, что женщина, которая любит, постоянно должна скрывать свои чувства. Она ничего не ответила.
- Пока я не вернусь, вы, надеюсь, ни о чем с ним не будете говорить, госпожа Гранде, - продолжал старик. - Мне надо пойти сказать, чтобы выровняли канаву вдоль дороги у моих лугов. Я буду дома в полдень, ко второму завтраку, и поговорю с племянником об его делах. А ты, сударыня моя, Евгения, коли ты об этом франте плачешь, так пора кончить с этим, дитя мое. Он живо отправится в Ост-Индию. Ты его больше не увидишь.
Отец взял перчатки с полей шляпы, надел их с обычным спокойствием, расправил, натянул хорошенько на пальцы и вышел.
- Ах, маменька, я задыхаюсь! - всхлипнула Евгения, оставшись одна с матерью. - Я никогда так не страдала…
Госпожа Гранде, видя, что дочь побледнела, распахнула окно, чтобы дать ей подышать свежим воздухом.
- Мне лучше, - сказала Евгения минуту спустя.
Это нервное возбуждение натуры, до сих пор как будто спокойной и холодной, подействовало на г-жу Гранде, она посмотрела на дочь с тем сочувственным проникновением, каким одарены матери, горячо любящие своих детей, - и угадала все. Да и в самом деле, жизнь известных сестер-венгерок, игрою природы сращенных одна с другой, была связана не теснее, чем жизнь Евгении и ее матери, они всегда были вместе, и в этой нише окна, и в церкви, и во сне дышали одним и тем же воздухом.
- Бедное дитя мое, - сказала г-жа Гранде, обхватив обеими руками голову Евгении и прижав ее к своей груди.
При этих словах девушка приподняла голову, посмотрела на мать вопрошающим взглядом, угадала ее сокровенные мысли и сказала ей:
- Зачем посылать его в Индию? Раз он несчастен, не следует ли ему оставаться здесь? Ведь он самый близкий нам родственник?
- Да, дитя мое, это было бы вполне естественно. Но у отца твоего есть свои соображения, мы обязаны их уважать.
Мать и дочь в молчании сели к окну - одна на стул с подпорками, другая - в свое креслице, и обе снова принялись за работу.
Чувствуя признательность за удивительную чуткость сердца, выказанную матерью, Евгения поцеловала ей руку.
- Какая ты добрая, мама милая!
От этих слов увядшее за годы страданий лицо матери просияло.
- Он тебе нравится? - спросила Евгения.
Госполо Гранде ответила лишь улыбкой; потом, после минутного молчания, сказала тихо:
- Неужели ты уже любишь его? Это было бы нехорошо.
- Нехорошо? - возразила Евгения. - Почему? Тебе он нравится, нравится Нанете, почему же не может он понравиться мне? Давай, мамочка, накроем ему стол для завтрака.
Она бросила свою работу, мать сделала то же, говоря ей:
- Ты с ума сошла!
Но ей захотелось разделить безумие дочери, чтобы его оправдать…
Евгения позвала Нанету.
- Что вам еще, барышня?
- Нанета, будут у тебя сливки к полднику?
- Ладно, к полднику-то будут, - отвечала старая служанка.
- Ну, а пока подай ему кофе покрепче. Я слышала, как господин де Грассен говорил, что в Париже варят очень крепкий кофе. Положи его побольше.
- А где мне его взять?
- Купи.
- А если мне встретится хозяин?
- Он ушел на свои луга.
- Ладно, сбегаю, куплю. А только господин Фессар и так уже спрашивал, когда отпускал мне восковую свечку, не зашли ли к нам три волхва? Теперь весь город узнает, как мы раскутились.
- Если отец что-нибудь заметит, - сказала г-жа Гранде, - он готов будет нас поколотить.
- Ну и что ж, и поколотит, мы на коленях примем его удары.
Вместо всякого ответа г-жа Гранде подняла глаза к небу. Нанета надела чепчик и вышла. Евгения достала белоснежную скатерть, пошла взять несколько гроздьев винограда, которые любила развешивать в амбаре на веревках; она тихонько прошла по коридору, чтобы как-нибудь не разбудить кузена, и не удержалась - прислушалась у двери к его ровному, спокойному дыханию.
“Он спит, а несчастье сторожит”, - сказала она про себя.
Нарвав самых свежих виноградных листьев, она уложила виноград так привлекательно, как это сумел бы сделать старый дворецкий, и торжественно принесла тарелку на стол. В кухне она похитила груши, сосчитанные отцом, и уложила их пирамидой, украсив ее листьями. Она ходила взад и вперед, бегала, прыгала. Она была бы способна опустошить отцовский дом, но ключи решительно ото всего были у отца. Нанета возвратилась и принесла два свежих яйца. Увидев яйца, Евгения готова была броситься ей на шею.
- Встретила фермера с Пустоши, гляжу - у него в корзине яйца; я попросила - дай парочку, голубчик, он и дал, чтобы сделать мне удовольствие.
Прохлопотав целых два часа, в продолжение которых Евгения раз двадцать бросала работу, чтобы сбегать посмотреть, не кипит ли кофе, чтобы пойти и прислушаться, не встает ли кузен, она добилась, что был приготовлен завтрак, очень простой, дешевый, но который был чудовищным нарушением закоренелых обычаев в доме. За полуденным завтраком обыкновенно не садились. Каждый брал со стола немножко хлеба, масла или что-нибудь из фруктов и стакан вина.
