Сын Америки - Райт Ричард (книги бесплатно читать без txt) 📗
– Да, мэм.
– В конце концов, ведь я на вашей стороне.
Вот еще новость. Она на его стороне. А что это за его сторона? Может быть, она хочет сказать, что любит негров? Так ведь у них вся семья такая, если верить людям. Может, она в самом деле сумасшедшая? Знают ли родные про все ее проделки? Но если она в самом деде сумасшедшая, как же мистер Долтон отпустил ее с ним?
– Я должна встретиться с одним моим другом. Он и ваш друг тоже, – прибавила она.
– Мой друг?! – Он не мог удержаться от восклицания.
– Да, но вы его пока не знаете, – сказала она смеясь.
– О!
– Поезжайте на Лейк-стрит, номер шестнадцать.
– Да, мэм. Уж не о красных ли она говорит? Ну понятно! Так оно и есть. Но у негонет друзей среди красных. Что ж теперь делать? Если мистер Долтон спросит, возил ли он ее в университет, ему придется сказать «да», и еще хорошо, если она его не выдаст. А вдруг мистер Долтон поручил кому-нибудь следить за ним и этот кто-нибудь расскажет, куда он ее возил на самом деле? Он слыхал, что многие богатые люди держат частных сыщиков. Хоть бы знать, что все это значит, все-таки было бы легче. Она сказала, что должна встретиться с кем-то, кто и ему, Биггеру, друг. А он вовсе не желает встречаться с коммунистами. У них денег нет. Попасть в тюрьму за грабеж казалось ему в порядке вещей, но угодить туда за связи с красными – это уже глупо. Ладно, повезти ее он повезет, на то его и нанимали. Но сам он будет держать ухо востро. А то как бы не пришлось из-за нее потерять место. Он свернул на Адамс-стрит, проехал несколько кварталов к северу по бульвару Мичиган и, выехав на Лейк-стрит, стал всматриваться в номера домов, отыскивая шестнадцатый.
– Вон тот дом, Биггер.
– Да, мэм.
Он остановился у высокого темного здания.
– Подождите здесь, – сказала она, выходя из машины.
Он увидел, что она широко, во весь рот улыбается ему. Он почувствовал, что она насквозь видит его, знает, о чем он сейчас думает, и в замешательстве отвернулся. Черт бы ее побрал, эту девицу!
– Я недолго, – сказала она.
Она пошла к парадному, потом остановилась.
– Ничего, Биггер, не расстраивайтесь. Пройдет немного дней, и вы поймете.
– Да, мэм, – сказал он и попытался улыбнуться; но улыбка не вышла.
– Кажется, есть такая песня – у вас ее часто поют.
– Какая песня, мэм?
– «Пройдет немного дней, мой друг, и ты меня поймешь…»
– Да, мэм, есть.
Ну и чудачка все-таки. Что-то он в ней чувствовал такое, что пересиливало даже страх, который она внушала ему. Она держалась с ним так, как будто он тоже человек, как будто он живет в том же мире, что и она. Этого он до сих пор никогда не замечал у белых. Так откуда же это? Может, она нарочно так? Робкое чувство свободы, возникавшее в нем, когда он ее слушал, парализовалось сознанием непреложной истины, что она – белая и богатая и принадлежит к той породе людей, которая решает, что ему можно и чего нельзя.
Он посмотрел на дом, в который она вошла; дом был старый, неоштукатуренный, ни в окнах, ни в подъезде не горел свет. Может быть, у нее тут любовное свидание? Тогда все объяснилось бы очень просто. А если нет? Если в этом доме она встречается с коммунистами? Какие они, коммунисты? А она тоже коммунистка? С чего это люди вдруг делаются коммунистами? На рисунках в правых газетах они всегда бородатые, размахивают горящими факелами и пытаются совершить поджог или убийство. Так ведут себя только сумасшедшие. По всему, что он о них слышал, слово «коммунист» вызывало у него представление о старых, заброшенных домах, потемках, разговорах шепотом и забастовках. Вот и здесь, верно, что-то вроде этого.
Он замер, парадная дверь отворилась. На крыльцо вышла она, и с нею высокий молодой человек, белый. Они подошли к машине, но, вместо того чтобы сесть, остановились у передней дверцы.
– Ну, Биггер, это Джан. Джан, это Биггер Томас.
Джан широко улыбнулся и протянул ему руку, ладонью вверх. У Биггера все напряглось внутри от неожиданности и испуга.
– Очень рад. Как вам на новом месте, Биггер?
Правая рука Биггера вцепилась в баранку руля, он никак не мог решиться пожать руку этому белому человеку.
– Хорошо, – пробормотал он.
Джан все еще не опускал руки. Правая рука Биггера поднялась дюйма на три и повисла в воздухе.
– Что же вы? Давайте поздороваемся, – сказал Джан.
Биггер протянул мягкую, безжизненную кисть, забыв закрыть рот от изумления. Он почувствовал крепкое пожатие пальцев Джана. Потом он осторожно потянул руку назад, но Джан придержал ее, посмеиваясь.
– Нам нужно получше познакомиться, – сказал Джан. – Я – друг Мэри.
– Да, сэр, – пробормотал он.
– Прежде всего, – продолжал Джан, поставив ногу на подножку, – не говорите мне «сэр». Я зову вас Биггер, а вы зовите меня Джан. Так оно у нас и пойдет. Уговорились?
Биггер ничего не ответил. Мэри улыбалась. Джан все еще не отпускал его руки, и он слегка наклонился вперед, так, чтобы можно было, не поворачивая головы, переводить взгляд на тротуар и дома, когда ему не хотелось встречаться с взглядом Джана. Он услышал, как Мэри тихонько засмеялась.
– Ничего, не смущайтесь, Биггер, – сказала она. – Джан говоритвсерьез. Он вспыхнул от гнева. Да провались она ко всем чертям! Что она, смеется над ним? Разыгрывать его вздумали? Что им нужно от него? Чего они привязались? Он их не трогал. С такими всего можно ожидать. Его мысли и ощущения сошлись в одной болезненной точке. Он мучительно старался их понять. Он чувствовал, как это нелепо – сидеть за рулем автомобиля перед белым человеком, который держит его руку. Что должны подумать прохожие? Он никогда не забывал о своей черной коже, и в нем жило инстинктивное убеждение, что это Джан и ему подобные сделали так, чтобы он о ней никогда не забывал. Разве все белые не презирают чернокожих? Так зачем Джан держит его руку? Зачем Мэри стоит рядом, такая возбужденная, с блестящими глазами? На что им все это? А может быть, они вовсе не презирали его? Но они напоминают ему о его черной коже уже одним тем, что стоят и смотрят на него, держат его руку, улыбаются. У него было такое ощущение, что в этот момент он перестал существовать как человек; осталось только то, что он ненавидел, – знак позора, неотделимый от черной кожи. Земля, на которой он находился, была Ничьей Землей, полосой отчуждения, гранью, отделявшей белый мир от мира черного. Он был голым, прозрачным; и этот белый человек, который помогал унижать его и искажать его облик, выставил его теперь всем напоказ и на потеху. В эту минуту он чувствовал к Джану и Мэри глухую, холодную и бессловесную ненависть.
– Давайте, я буду править, – сказал Джан, выпустив его руку и затворяя дверцу.
Биггер посмотрел на Мэри. Она подошла ближе и дотронулась до его локтя.
– Конечно, Биггер, пустите его, – сказала она.
Он приподнялся и хотел выйти, но Джан его остановил.
– Не нужно, вы только подвиньтесь.
Он отодвинулся в угол, и Джан занял его место за рулем. Непонятным образом он все еще чувствовал пожатие Джана, как будто оно оставило на его руке невидимый след. Мэри зашла с другой стороны и тоже собиралась сесть на переднее сиденье.
– Дайте-ка и мне местечко, Биггер, – сказала она.
Он подвинулся ближе к Джану, и Мэри втиснулась между ним и дверцей. Теперь с обеих сторон рядом с ним были белые люди; он сидел, словно зажатый между двумя огромными белыми стенами. Впервые в жизни он сидел так близко к белой женщине. Он вдыхал запах ее волос и чувствовал прикосновение ее бедра. Джан вел машину, то вливаясь в общий поток движения, то вырываясь из него. Потом они помчались по набережной, рядом потянулась огромная ровная пелена тускло мерцающей воды. Снежные тучи заволокли небо, и ветер дул все сильнее.
– Какой замечательный вечер, – сказала она.
– Чудесный, – ответил Джан.
Биггер прислушивался к этим двум голосам, к их непривычному звучанию, к восторженным возгласам, которые так свободно срывались с губ.
