Барнеби Радж - Диккенс Чарльз (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
– Не беспокойся, я непременно его приведу! – весело закричал Барнеби. – Непременно!
– А эту мишуру ты сними, – сказал отец, срывая с его шляпы перья и обрывки лент. – И накинь мой плащ. Да смотри будь осторожен… Впрочем, они там так заняты, что на тебя и внимания не обратят. Насчет обратного пути тебе нечего беспокоиться: слепой уж сумеет пройти повсюду безопасно.
– Еще бы! – подхватил Барнеби. – Конечно, сумеет! Он умный человек. И знаешь, отец, он может научить нас как разбогатеть. Ого, я его знаю!
Он постарался одеться так, чтобы его не узнали, и вмиг был готов. В свою вторую экспедицию он отправился уже немного утешенный, оставив Хью, который все еще лежал на полу в пьяном забытьи, и отца, шагавшего взад и вперед у сарая.
Убийца, осаждаемый тревожными мыслями, смотрел ему вслед, пока он не скрылся, потом снова стал шагать взад и вперед. Его пугал каждый шелест ветерка в листве, каждая легкая тень пробегавших облаков на усеянном маргаритками лугу. Он жаждал благополучного возвращения сына, от которого зависела и его собственная безопасность и жизнь, но вместе с тем чувствовал облегчение от того, что на время от него избавился. Он был так поглощен неотвязными думами о своих тяжких преступлениях, об их настоящих и будущих последствиях, что в своем сосредоточенном эгоизме совсем не думал о Барнеби и не испытывал никаких отцовских чувств. Но при всем том присутствие сына было для него пыткой, вечным укором. В его блуждающих глазах он словно видел страшные образы той ночи, странная внешность Барнеби, его недоразвитый ум – все способствовало тому, что он казался убийце как бы порождением его греха. Ему были невыносимы взгляды Барнеби, его голос, его прикосновения. Но в том отчаянном положении, в каком он очутился, он не мог расстаться с Барнеби – с ним была связана единственная возможность избежать виселицы, единственная надежда на спасение.
Занятый этими мыслями, он все ходил и ходил весь день, почти не присаживаясь, а Хью по-прежнему лежал в забытьи на полу в сарае. Наконец, когда уже садилось солнце, вернулся Барнеби. Он вел слепого и о чем-то очень серьезно толковал с ним.
Радж пошел им навстречу и, отослав сына к Хью, который только что поднялся, взял за руку слепого и медленно повел его к сараю.
– Зачем было посылать за мной именно его? – сказал Стэгг. – Ведь таким манером ты мог его потерять быстрее, чем нашел.
– Не самому же мне было идти? – возразил Радж.
– Гм!.. И то верно. Во вторник ночью я был у тюрьмы, но не мог найти вас в толпе. И прошлой ночью я тоже дома не сидел. Хорошая был работа той ночью, веселая и прибыльная, – добавил он, позвякивая деньгами в кармане.
– А виделся ты с…
– С твоей почтенной супругой? Виделся.
– Да ты скажешь мне, наконец, все или нет?!
– Сейчас все расскажу, – со смехом обещал слепой. – Извини – люблю, когда ты сердишься. Это доказывает, что человек еще не выдохся.
– Ну, что же, она согласна дать показания, которые могут меня спасти?
– Нет, – выразительно ответил слепой, повернувшись к нему лицом, – не согласна. Вот слушай, как было дело. Когда ее любимый сынок убежал от нее, она была при смерти – лежала в беспамятстве, и все такое. Я узнал, что она в больнице, и, с твоего позволения, прямо туда к ней явился. Разговор был недолог: она очень слаба, да н около постели толклись разные люди, так что говорить было не совсем удобно. Однако я сказал ей все, как мы с тобой условились, и очень красочно описал положение юного джентльмена. Она пробовала меня разжалобить, но (как я и сказал ей) это был только напрасный труд. Она, конечно, плакала и охала, – у женщин без этого не обходится. Но вдруг – откуда – взялась и сила и голос! – сказала, что бог поможет ей и ее ни в чем не повинному сыну, и богу она будет жаловаться на нас, – что она тут же сделала, и, смею тебя уверить, в самых красноречивых выражениях. Я дал ей дружеский совет не очень-то рассчитывать на помощь с неба, так как оно далеко, и хорошенько подумать. Сообщил ей свой адрес. Выразил твердую надежду, что она пошлет за мной – не позднее завтрашнего полудня. Когда я уходил, она была в обмороке, не знаю – настоящем или притворном.
Окончив свой рассказ, который он вел с перерывами, так как щелкал орехи, которых у него, по-видимому, был полный карман, слепой вытащил фляжку, отхлебнул глоток и протянул ее Раджу.
– Не хочешь? Вправду не будешь? – сказал он, почувствовав, что Радж оттолкнул фляжку. – Ну, тогда угостим того храброго джентльмена, которого вы приютили. Эй, вояка!
– Черт возьми, скажешь ты, наконец, что мне делать? – проворчал Радж, удерживая его.
– Что делать? Ничего нет проще: часа через два отправляйся вдвоем с юным джентльменом (он пойдет очень охотно, я уже по дороге надавал ему добрых советов) на приятную прогулку при лунном свете. Уходите как можно дальше от Лондона и дай знать, где вы остановитесь, остальное предоставь мне. Она обязательно сдастся, долго ей не выдержать. Ну, а насчет того, что тебя могут опять забрать, я тебе вот что скажу: из Ньюгета сбежал не ты один, сбежало триста человек. Ты это помни и будь спокоен.
– Нам надо как-то прожить. А как?
– Как? – повторил слепой. – Чтобы жить, надо есть и пить. А еду и питье можно добыть за деньги. Деньги? – Он хлопнул себя по карману. – 3я деньгами, что ли, дело стало? Да ведь денег теперь на улицах хоть пруд пруди! Только бы черти помогли, чтобы эта потеха не скоро кончилась, – золотые настали денечки, есть где разгуляться, есть и чем поживиться, только загребай! Эй, вояка! Где ты там? Пей, угощайся!
Горланя так развязно, с наглостью, свидетельствовавшей, что среди общей разнузданности и беспорядка он чувствует себя в своей стихии, слепой ощупью добрался до сарая, где Хью и Барнеби сидели на полу.
– Пусти ее вкруговую, – крикнул он, протягивая Хью свою фляжку. – Все канавы в Лондоне текут нынче вином и золотом. Гинеи и водка хлещут даже из водосточных труб. Пей хоть все до дна, не жалей!
Хью был совсем без сил, грязен, весь в копоти и пыли, охрип так, что мог говорить только шепотом; волосы его слиплись от крови, кожа была словно иссушена лихорадкой, все тело в синяках, ранах и ушибах. Тем не менее он взял фляжку, поднес ее ко рту и стал пить. Вдруг в сарае потемнело: какая-то фигура заслонила вход. Перед ними стоял Деннис.
– Ну, ну, не сердись, братец, – примирительно сказал этот субъект, когда Хью перестал пить и смерил его недружелюбным взглядом. – Я тебя, братец, ничем не обидел. А, и Барнеби здесь? Как поживаешь, Барнеби И еще два джентльмена! Ваш покорный слуга, джентльмены. Надеюсь, я вас не стесню.
Говорил он самым дружеским и непринужденным тоном, однако почему-то никак не решался войти и стоял за порогом. Он сегодня приоделся: правда, на нем был тот же черный костюм, вытертый до ниток, но на шее красовался желтовато-белый платок сомнительной чистоты, а на руках – большие кожаные перчатки, какие надевают садовники для работы. Башмаки были свеженачищены и украшены ржавыми пряжками, чулки на коленях подвязаны новыми бечевками, и во всех местах, где недоставало пуговиц, их заменяли булавки. В общем, Деннис чем-то напоминал полицейского сыщика, сильно потрепанного, но всеми силами старавшегося сохранить приличествующий его профессии вид.
– А вы нашли себе укромное местечко, – сказал мистер Деннис, достав ветхий носовой платок, сильно смахивавший не то на недоуздок, не то на удавку, и с нервной суетливостью утирая им лоб.
– Видно, не такое уж укромное, раз ты и здесь нас нашел, – угрюмо отрезал Хью.
– Видишь ли, братец, – возразил Деннис с самой дружелюбной улыбкой, – если не хочешь, чтобы я знал, куда ты держишь путь, никогда не привешивай своей лошади такие колокольчики. Мне их звон издавна хорошо знаком – и слух у меня тонкий. Вот и весь секрет. Ну, как ты, брат?
Он уже успел подойди ближе и решился даже сесть рядом с Хью.
– Я? – отозвался Хью – Скажи-ка лучше, где ты пропадал вчера? Зачем ушел от нас в тюрьме и куда? И чего это ты вздумал тогда таращить на меня глаза да грозить мне кулаком, а?
