Некуда - Лесков Николай Семенович (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
– Пойдет ли только теперь к нам Райнер? – усомнилась Ступина. – Он, верно, обижен.
Но это сомнение было опровергнуто всеми.
– Райнер не такой человек, чтобы подчиняться личностям, – утвердила Лиза, приставая к голосам, не разделявшим опасений Ступиной.
На другой день Лиза поехала к Вязмитиновой.
Лиза вообще в последнее время редкий день не бывала у Женни, где собирались все известные нам лица: Полинька, Розанов, Райнер и Лиза. Здесь они проводили время довольно не скучно и вовсе не обращали внимания на являвшегося букою Николая Степановича.
К великому удивлению Лизы, полагавшей, что она знает Райнера, как самое себя, он, выслушав ее рассказ о предложении, сделанном вчера Белоярцевым, только насмешливо улыбнулся.
– Что значит эта острая гримаса? – спросила его недовольная Лиза.
– То, что господин Белоярцев очень плохо меня понимает.
– И что же дальше?
– Дальше очень просто: я не стану жить с ним.
– Можно полюбопытствовать, почему?
– Потому, Лизавета Егоровна, что он в моих глазах человек вовсе негодный для такого дела, за которым некогда собирались мы.
– То есть собирались и вы?
– Да, и я, и вы, и многие другие. Женщины в особенности.
– Так вы в некоторых верите же?
– Верю, Я верю в себя, в вас. В вас я очень верю, верю и в других, особенно в женщин. Их самая пылкость и увлечение говорит если не за их твердость, то за их чистосердечность. А такие господа, как Красин, как Белоярцев, как множество им подобных… Помилуйте, разве с такими людьми можно куда-нибудь идти!
– Некуда?
– Совершенно некуда.
– Так что же, по-вашему, теперь: бросить дело?
Райнер пожал плечами.
– Это как-то мало походит на все то, что вы говорили мне во время вашей болезни.
– Я ничего не делаю, Лизавета Егоровна, без причины. Дело это, как вы его называете, выходит вовсе не дело. По милости всякого шутовства и лжи оно сделалось общим посмешищем.
– Так спасайте его!
Райнер опять пожал плечами и сказал:
– Испорченного вконец нельзя исправить, Лизавета Егоровна. Я вам говорю, что при внутренней безладице всего, что у вас делается, вас преследует всеобщая насмешка. Это погибель.
– Ничтожная людская насмешка!
– Насмешка не ничтожна, если она основательна.
– Мне кажется, что все это родится в вашем воображении, – сказала, постояв молча, Лиза.
– Нет, к несчастию, не в моем воображении. Вы, Лизавета Егоровна, далеко не знаете всего, что очень многим давно известно.
– Что же, по-вашему, нужно делать? – спросила Лиза опять после долгой паузы.
– Я не знаю. Если есть средства начинать снова на иных, простых началах, так начинать. – Когда я говорил с вами больной, я именно это разумел.
– Ну, начинайте.
– Средств нет, Лизавета Егоровна. Нужны люди и нужны деньги, а у нас ни того, ни другого.
– Так кликом земля русская и сошлась для нас!
– Мы, Лизавета Егоровна, русской земли не знаем, и она нас не знает. Может быть, на ней есть и всякие люди, да с нами нет таких, какие нам нужны.
– Вы же сами признаете искренность за нашими женщинами.
– Да средств, средств нет, Лизавета Егоровна! Ничего начинать вновь при таких обстоятельствах невозможно.
– И вы решились все оставить?
– Не я, а само дело показывает вам, что вы должны его оставить.
– И жить по-старому?
– И эту историю тянуть дальше невозможно. Все это неминуемо должно будет рассыпаться само собою при таких учредителях.
– Ну, идите же к нам: ваше участие в деле может его поправить.
– Не может, не может, Лизавета Егоровна, и я не желаю вмешиваться ни во что.
– Пусть все погибнет?
– Пусть погибнет, и чем скорее, тем лучше.
– Это говорите вы, Райнер!
– Я, Райнер.
– Социалист!
– Я, социалист Райнер, я, Лизавета Егоровна, от всей души желаю, чтобы так или иначе скорее уничтожилась жалкая смешная попытка, профанирующая учение, в которое я верю. Я, социалист Райнер, буду рад, когда в Петербурге не будет ДомаСогласия. Я благословлю тот час, когда эта безобразная, эгоистичная и безнравственная куча самозванцев разойдется и не станет мотаться на людских глазах.
Лиза стояла молча.
– Поймите же, Лизавета Егоровна, что я не могу, я не в силах видеть этих ничтожных людей, этих самозванцев, по милости которых в человеческом обществе бесчестятся и предаются позору и посмеянию принципы, в которых я вырос и за которые готов сто раз отдать всю свою кровь по капле.
– Понимаю, – тихо и презрительно произнесла Лиза.
Оба они стояли молча у окна пустой залы Вязмитиновых.
– Вы сами скоро убедитесь, – начал Райнер, – что…
– Все социалисты вздор и чепуха, – подсказала Лиза.
– Зачем же подсказывать не то, что человек хотел сказать?
– Что же? Вы человек, которому я верила, с которым мы во всем согласились, с которым… даже думала никогда не расставаться…
– Позвольте: из-за чего же нам расставаться?
– И вы вот что нашли! Трусить, идти на попятный двор и, наконец, желать всякого зла социализму – перебила его Лиза.
– Не социализму, а… вздорам, которые во имя его затеяны пустыми людьми.
– Где же ваше снисхождение к людям? Где же то всепрощение, о котором вы так красно говорили?
– Вы злоупотребляете словами, Лизавета Егоровна, – отвечал, покраснев, Райнер.
– А вы делаете еще хуже. Вы злоупотребляете…
– Чем-с?
– Доверием.
Райнер вспыхнул и тотчас же побледнел как полотно.
– И это человек, которому… на котором… с которым я думала…
– Но бога ради: ведь вы же видите, что ничего нельзя делать! – воскликнул Райнер.
– Тому, у кого коротка воля и кто мало дорожит доверием к своим словам.
Райнер хотел что-то отвечать, но слово застряло у него в горле.
– А как красно вы умели рассказывать! – продолжала Лиза. – Трудно было думать, что у вас меньше решимости и мужества, чем у Белоярцева.
– Вы пользуетесь правами вашего пола, – отвечал, весь дрожа, Райнер. – Вы меня нестерпимо обижаете, с тем чтобы возбудить во мне ложную гордость и заставить действовать против моих убеждений. Этого еще никому не удавалось.
В ответ на эту тираду Лиза сделала несколько шагов на середину комнаты и, окинув Райнера уничтожающим взглядом, тихо выговорила:
– Безысходных положений нет, monsieur Райнер.
Через четверть часа она уехала от Вязмитиновой, не простясь с Райнером, который оставался неподвижно у того окна, у которого происходил разговор.
– Что тут у вас было? – спрашивала Райнера Евгения Петровна, удивленная внезапным отъездом Лизы.
Райнер уклончиво отделался от ответа и уехал домой.
– Ну что, Бахарева? – встретили Лизу вопросом женщины ДомаСогласия.
– Райнер не будет жить с нами.
– Отчего же это? – осведомился баском Белоярцев. – Манерничает! Ну, я к нему схожу завтра.
– Да, сходите теперь; покланяйтесь хорошенько: это и идет к вам, – ответила Лиза.
Глава семнадцатая
И сырые дрова загораются
Три дня, непосредственно следовавшие за этим разговором, имеют большое право на наше внимание.
В течение этих трех дней Райнер не видался с Лизою. Каждый вечер он приходил к Женни часом ранее обыкновенного и при первых приветствиях очень внимательно прислушивался, не отзовется ли из спальни хозяйки другой знакомый голос, не покажется ли в дверях Лизина фигура. Лизы не было. Она не только не выезжала из дома, но даже не выходила из своей комнаты и ни с кем не говорила. В эти же дни Николай Степанович Вязмитинов получил командировку, взял подорожную и собирался через несколько дней уехать месяца на два из Петербурга, и, наконец, в один из этих дней Красин обронил на улице свой бумажник, о котором очень сожалел, но не хотел объявить ни в газетах, ни в квартале и даже вдруг вовсе перестал говорить о нем.
Вечером последнего из этих трех дней Женни сидела у печки, топившейся в ее спальне. На коленях она держала младшего своего ребенка и, шутя, говорила ему, как он будет жить и расти. Няня Абрамовна сидела на кресле и сладко позевывала.
