Донья Барбара - Гальегос Ромуло (книги онлайн полные .txt) 📗

– Постой, постой! – воскликнул Антонио. – Да ведь именно в этот день доктор прибыл в Сан-Фернандо!

– Как знал! – прокричал Пахароте.

Венансио соскочил с гамака:

– Ну, тогда я тоже кое-что расскажу.

– Сейчас окажется, что все видели домового.

– Я давно уж говорю, что у нас творятся странные вещи.

– Что правда, то правда, – поддержал Мария Ньевес.

– Так что ты видел?

– Правду сказать, я ничего не видел; но почуять – почуял. К примеру, то, что произошло на последней вакерии [47].

– Это когда скот сильно волновался?

– Вот-вот! Всем, кто был у корралей, это показалось странным. Ночь напролет скот кружил в загоне, ревел, норовил поломать загородки и вырваться! Я уверен, что кто-то ходил поблизости. Скажу больше, я даже слышал чьи-то шаги и заметил, как трава пригибалась к земле, хотя никого не было видно. А перед этим, помните, с каким трудом мы собрали скот в родео? Смотришь, саванна черным-черна от скота, но только пустишь коней – стадо врассыпную, как семена из перезрелой мараки.

– Да, да, – подтвердил Мария Ньевес – Подъезжаем – одни парапары стоят.

Пахароте не мог молчать, когда другие говорили. Имея обыкновение кричать до хрипоты, чтобы слышно было на далекое расстояние – привычка обитателей саванн, – он заговорил громким, надтреснутым голосом.

– А помнишь, Кармелито, то утро, когда мы вместе с несколькими вакеро из Эль Миедо решили взять стадо дичков в саванне Кулаты? Этим бабьим прихвостням, при всей их хваленой ловкости, так и не удалось заарканить ни одного рогача. Быки высвобождались из самых метких петель, сбивали с ног самых выносливых лошадей и вообще творили все, что хотели. Среди нас был тогда старый дон Торрес – лучшее лассо по всей Арауке. Пока ехали, мы распределили быков, и на его долю выпал пятнистый. Рыжий, кстати сказать. Старик бесстрашно ринулся на быка и уже приноровился метнуть лассо, как вдруг пятнистый замер на месте и уставился на него. Да, друг Антонио. Вы знаете, старый дон Торрес – настоящий льянеро, отважный и ловкий, работал в Эль Карибе, а тамошние дички самые коварные во всей Арауке. Так вот, в то утро я впервые увидел, как дон Торрес побледнел, – это при его-то темной коже! Короче говоря, он так и не решился накинуть лассо; тут же собрал своих людей и сказал им: «Увлекся я и не заметил, что это сам „Старый Башмак“ из Альтамиры. Прах меня возьми, если я еще когда-нибудь хоть раз брошу лассо в этих местах».

Несмотря на взволнованные рассказы товарищей, Кармелито продолжал молчать, и Антонио поинтересовался:

– Что ты на это скажешь, Кармелито? Правду говорит Пахароте?

Но тот ответил скупо и уклончиво:

– Я там не был. А может, чем-то другим был занят! «Парень явно не хочет вылезать из норы», – подумал Антонио.

Пахароте между тем продолжал:

– Пусть бог не даст мне больше никогда соврать, коли сейчас я говорю неправду. И со «Старым Башмаком» тоже. Но если не хотите верить мне, поверьте хоть Марии Ньевесу. Он-то, известно, слов на ветер не бросает. Раз домовой снова стал появляться, значит, конец ведьминым проделкам. Теперь наш черед, альтамирцев. Так что начинай, Кармелито, а не то упустишь выигрыш.

Кармелито повернулся в гамаке на другой бок и проговорил с досадой:

– Когда вы перестанете твердить о колдовстве доньи Барбары? Какое там колдовство! Просто у этой бабы мужская храбрость, как у всех, кто силой добивается уважения к себе на этой земле.

«Ого! Наконец-то прорвался наш нарыв!» – сказал себе Антонио.

А Пахароте продолжал назидательно:

– Что касается храбрости, тут ты прав, Кармелито. Только не все ею кичатся. Некоторые предпочитают не выставлять ее напоказ. А что донья Барбара искушена в колдовстве – 'всякий знает. Вот хоть бы такой случай, послушайте, – за что купил за то и продам.

Он сплюнул сквозь зубы и начал:

– Неделю назад, поутру собрались миедовские пеоны за скотом в саванны Коросаля, – там, сами знаете, его всегда полно. Только они приготовились выехать, как вдруг в окне показывается донья Барбара – еще в исподнем – и говорит им: «Зря время потеряете. Сегодня вам и теленка не удастся взять». Пеоны не послушались и поехали, – все равно уж сидели в седле. И что же? Как в воду смотрела: не пригнали ни одного сосунка. На пастбищах, где обычно тьма скота, не оказалось ни одной коровы.

Пахароте сделал короткую паузу и продолжал:

– Это еще куда ни гало. Слушайте, что было дальше. Не много погодя, кажется третьего дня, едва прокричали первые петухи, будит она своих пеонов и говорит: «Седлайте живей да ступайте в саванны Лагартихеры. Там спит стадо дичков. Семь-десять пять коров – всех застанете еще тепленькими». Как сказала, так и вышло. Объясни мне, Кармелито, как эта женщина, сидя дома, могла сосчитать дикий скот в Лагартихере? Ведь до тех мест лиги две с лишним будет.

Кармелито не снизошел до ответа, и, чтобы выручить друга, заговорил Мария Ньевес:

– К чему отрицать то, чего она сама не скрывает: индейцы научили ее таким штукам, какие нам и не снятся. Например, как-то один близкий ей человек донес, что любовник ее обкрадывает. Она ответила так: «Ни он, ни кто другой не угонит у меня ни одной коровы. Он может собрать сколько угодно скота, но за пределы Эль Миедо скот не выйдет. Животные взбунтуются и повернут к своим пастбищам, потому что у меня есть помощник в этом деле».

– Помощник-то у нее есть, это точно, – подтвердил Венансио. – Сам Мандинга. Компаньон, как она его называет. С ним она совещается по ночам в комнате для колдовства, куда никого не впускает.

Россказни о колдовстве доньи Барбары продолжались бы без конца, если бы Пахароте не переменил тему беседы.

– Но скоро этому конец. Свист рыжего, который слышал мой дружок Мария Ньевес, означает, что пробил ее последний час. А пока и то хорошо, что с приездом доктора прекратятся проделки этого разбойника дона Бальбино. Ну и человек, вот падок на чужое! Уж чего больше – Ахирелитского духа обобрал.

Мария Ньевес не преминул вставить:

– Насчет этого помолчи, брат. Не один дон Бальбино запускал руку в святую кружку.

Дух из Ахирелито – один из многих на равнине – был самым популярным объектом религиозного поклонения у обитателей долины Арауки. Отправляясь в путь, они молились ему, а если их дорога проходила мимо рощи Ахирелито, делали крюк, чтобы зажечь свечку или оставить монету. В роще под деревом стоял небольшой навес из пальмовых ветвей, под сенью которого теплились благодарственные свечи, а вместо церковной кружки лежала половинка высушенной тыквы. Священник из ближайшего селения время от времени изымал накопившуюся лепту и раз в месяц служил по духу заупокойную мессу. Никто не охранял эти деньги, и говорили, что среди прочих монет нередко можно было видеть золотые унции и морокоты – материальное выражение обещаний, данных в трудные минуты. Легенда об Ахирелитском духе сложилась очень просто. Однажды в роще Ахирелито был найден труп человека. А немного погодя кому-то, попавшему в трудное положение, пришло в голову сказать: «Дух из Ахирелито, выручи меня из беды». И так как беда действительно миновала, то он, проезжая через Ахирелитскую рощу, спешился, соорудил навес и зажег первую свечу. Все остальное сделало время.

Услышав ехидный намек Марии Ньевеса, Пахароте возразил:

– В темную не бить, друг. Это я запускал руку в духову тыкву. Но раз не все здесь знают эту историю, я расскажу по порядку, чтобы люди не верили злым языкам. Так вот. Оказался я как-то без гроша за душой, а, как назло, деньги нужны были до зарезу, – так ведь всегда бывает. А тут ехал я через Ахирелитскую рощу… И вдруг меня словно осенило, как раздобыть монет. Подъехал к дереву, слез с лошади, помянул святую троицу и поздоровался с покойником: «Как дела, партнер:' Деньги есть?» Дух промолчал, зато тыква сказала моим глазам: «Есть у меня четыре фуэрте [48] в этой куче сентаво [49]». Ей-богу, даже в голове зачесалось, – так меня мысль защекотала. «Послушайте, друг. Давайте рискнем в костяшки на эти четыре фуэрте. У меня предчувствие, что мы обязательно сорвем банк в первом же местечке, которое встретится мне по дороге. Играем на паях: ваши деньги, моя ловкость». И он ответил мне, как все духи, беззвучно: «Конечно, Пахароте! Бери сколько надо, и не раздумывай. А если даже и проиграешь, не велика беда. Все равно их прикарманил бы священник». Я взял деньги и, доехав до Ачагуас, завернул в игорный дом и стал ставить один фуэрте за другим.