Человеческая комедия - де Бальзак Оноре (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
- Что ж, сударь, я зайду нынче вечером, - произнес старик, который с настойчивостью, присущей всем несчастным, хотел вывести лжецов на чистую воду.
Единственное мщение, доступное обездоленным, - поймать правосудие и благотворительность на недостойных увертках. Изобличив неправедное общество, бедняк спешит обратиться к богу.
- Ну и упрямая же башка! - воскликнул Симонен, не дожидаясь, когда за стариком захлопнется дверь.
- Его как будто из могилы вырыли, - вставил один из писцов.
- Вероятно, это какой-нибудь бывший полковник, хлопочет о пенсии, - заявил письмоводитель.
- Ничего подобного, он просто бывший привратник, - возразил Годешаль.
- Хотите пари, что он из благородных? - воскликнул Букар.
- Бьюсь об заклад, что привратник, - заявил Годешаль. - Одни только отставные привратники самой природой предназначены носить такие потрепанные, засаленные шинели с разодранными полами. Видели, какие у этого старика стоптанные, дырявые сапоги? А галстук? Галстук у него вместо рубашки. Да он наверняка под мостами ночует.
- Можно быть дворянином и отворять двери жильцам, - воскликнул Дерош. - Случается ведь!
- Нет, - возразил Букар среди дружного смеха, - бьюсь об заклад, что в тысяча семьсот восемьдесят девятом году он был пивоваром, а при республике - полковником.
- Что ж, если он когда-нибудь был военным, я проиграл пари и поведу вас всех на какое-нибудь представление.
- Ладно, - ответил Букар.
- Сударь, сударь, сударь! - закричал юный Симонен, распахивая окошко.
- Что ты там опять затеял, Симонен? - спросил Букар.
- Я позвал его, чтобы спросить, полковник он или привратник. Пускай сам скажет.
Писцы так и покатились со смеху. Тем временем старик уже поднимался по лестнице.
- А что мы ему скажем? - воскликнул Годешаль.
- Предоставьте это мне! - заявил Букар.
Несчастный старик робко вошел в комнату, не поднимая головы, чтобы при виде еды не выдать себя голодным блеском глаз.
- Сударь, - обратился к нему Букар, - не сообщите ли вы вашу фамилию на тот случай, если патрон пожелает узнать…
- Шабер.
- Шабер? Уж не тот ли полковник, что был убит при Эйлау? - осведомился Гюре, которому тоже не терпелось сострить.
- Он самый, сударь, - ответил старик с величавой простотой.
И он вышел из конторы.
- Выиграл!
- Ну и умора!
- Уфф!
- О!
- А!
- Бум!
- Ай да старик!
- Тру-ля-ля!
- Вот так штука!
- Господин Дерош, вы на даровщинку пойдете в театр, - обратился Гюре к четвертому писцу, награждая его толчком, который свалил бы и носорога.
Засим последовала буря восклицаний, криков, смеха, для изображения коих пришлось бы исчерпать весь запас звукоподражаний.
- А в какой театр мы пойдем?
- В оперу, - объявил письмоводитель.
- Прежде всего, - сказал Годешаль, - театр вовсе не был оговорен. При желании я могу сводить вас поглядеть на мадам Сак’и[322].
- Мадам Сак’и - не представление!
- А что такое представление вообще? - продолжал Годешаль. - Давайте выясним сначала фактическую сторону дела. На что я держал пари, господа? На представление! А что такое представление? То, что представляется взору…
- Но, исходя из этого, вы, чего доброго, покажете нам в качестве представления воду, бегущую под Новым мостом, - перебил его Симонен.
- …то, что представляется взору за деньги, - закончил Годешаль.
- Но за деньги можно видеть тысячу вещей, которые отнюдь не являются представлением. Определение грешит неточностью, - вставил Дерош.
- Да выслушайте вы меня наконец!
- Вы запутались, дружище, - сказал Букар.
- Курциус - представление или нет? - спросил Годешаль.
- Нет, - возразил письмоводитель, - это кабинет восковых фигур.
- Ставлю сто франков против одного су, - продолжал Годешаль, - что кабинет Курциуса есть собрание предметов, которые можно именовать представлением. Он содержит нечто, что можно обозреть за различную плату, в зависимости от занимаемого места.
- Вот уж чепуха! - воскликнул Симонен.
- Берегись, как бы я не влепил тебе затрещину, слышишь! - пригрозил Годешаль.
Писцы пожали плечами.
- Впрочем, вовсе еще не доказано, что эта старая обезьяна над нами не подшутила, - промолвил Годешаль под взрывы дружного хохота, заглушившего его рассуждения. - На самом деле полковник Шабер давно умер, супруга его вышла вторично замуж за графа Ферро, члена государственного совета. Госпожа Ферро - одна из наших клиенток.
- Прения сторон переносятся на завтра, - заявил Букар. - За работу, господа! Хватит бездельничать! Заканчивайте побыстрей прошение, оно должно быть подано до заседания Четвертой палаты. Дело будет разбираться сегодня. Итак, по коням!
- Если это полковник шабер, почему же он не дал хорошего пинка негоднику Симонену, когда тот разыгрывал перед ним глухого? - спросил Дерош, полагая, очевидно, что это аргумент более веский, нежели речь Годешаля.
- Поскольку дело не выяснено, - заявил Букар, - условимся пойти во Французский театр, во второй ярус, смотреть Тальм’а в роли Нерона[324]. Симонен будет сидеть в партере.
Сказав это, письмоводитель направился к своему бюро, остальные последовали его примеру.
- …изданного в июне тысяча восемьсот четырнадцатого года (последние слова полностью), - произнес Годешаль. - Готово?
- Готово! - откликнулись оба переписчика и писец; перья их заскрипели по гербовой бумаге, и комната наполнилась шумом и шорохом, как будто сотня майских жуков, посаженных школьником в бумажный фунтик, разом зацарапалась об его стенки.
- И мы надеемся, что господа судьи… - продолжал импровизатор. - Стойте-ка! Давайте я перечту фразу. Я сам уж теперь ничего не понимаю.
- Сорок шесть… (Что ж! Бывает! Бывает!) и три, итого сорок девять, - пробормотал Букар.
- И мы надеемся, - продолжал Годешаль, перечитав написанное, - что господа судьи окажутся достойными августейшего творца ордонанса и оценят по достоинству нелепые притязания со стороны администрации капитула ордена Почетного легиона, дав закону широкое толкование, предложенное нами здесь.
- Не угодно ли вам, господин Годешаль, стаканчик воды? - спросил юный писец.
- Вечно этот Симонен! - воскликнул Букар. - А ну-ка, живо! Бери этот пакет и несись на своих на двоих в Дом инвалидов.
- Предложенное нами здесь, - продолжал Годешаль. - Прибавьте: в интересах госпожи (полностью!) виконтессы де Гранлье.
- Как! - воскликнул старший письмоводитель. Вы отваживаетесь составлять прошения по делу виконтессы де Гранлье против Почетного легиона, которое контора ведет на свой риск! Вы, как я вижу, простофиля! Соблаговолите сохранить копии и черновики, они мне пригодятся в деле Наварренов против богоугодных заведений. А сейчас уже поздно, я сам напишу коротенькое прошение с необходимыми “принимая во внимание” и пойду в суд…
Подобные сцены принадлежат к бесчисленным развлечениям молодости, и, вспоминая их на склоне лет, обычно говорят: “А славное все-таки было времечко”.
Около часу ночи незнакомец, именовавший себя полковником Шабером, постучался у дверей г-на Дервиля, поверенного в делах при суде первой инстанции Сенского департамента. Привратник сообщил ему, что г-н Дервиль еще не возвращался. Старик сослался на то, что ему назначено притти, и поднялся к знаменитому правоведу, слывшему, несмотря на свою молодость, одной из самых светлых голов Судебной палаты. Посетитель неуверенно позвонил и с немалым удивлением увидел письмоводителя, раскладывавшего на обеденном столе в столовой Дервиля многочисленные папки с делами, подготовленными к слушанию на следующий день. Письмоводитель, не менее удивленный, поздоровался с полковником и попросил его присесть. Посетитель сел.
- Ей-богу же, сударь, я решил, что вы подшутили надо мной, назначив для посещения такой поздний час, - сказал старик с вымученной веселостью бедняка, пытающегося казаться любезным.
