Грендель - Гарднер Джон Чамплин (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Затем позади меня хрустнула ветка, и тут же залаяла собака. Прямо на меня выскочил часовой в шлеме и кольчуге, обеими руками занеся меч над головой, готовый разрубить меня надвое. Я отпрыгнул назад, но запнулся обо что-то и упал. Попробовал откатиться в сторону, но краем глаза увидел опускающийся меч и понял, что не смогу увернуться. Я безвольно размяк, как иногда зверек теряет волю перед прыжком хищника. Ничего не произошло.
Я был потрясен не меньше часового. Мы глядели друг на друга: я — беспомощно распростершись на спине, меч поперек моего живота, стражник — наклонившись вперед, все еще держась за рукоятку, словно не решаясь ее выпустить. Его нос и борода торчали между пластин, прикрывавших щеки, и глаза, затененные надвинутым шлемом, казались двумя дырками в стволе дерева. Мое сердце стучало, наполняя болью всю грудь. Мы оба не двигались. Затем, почти одновременно, часовой вскрикнул, а я взревел, как бешеный бык, и отбросил его. Он выпустил меч и попятился, отступая, но наткнулся на пса и опрокинулся наземь. Я рассмеялся диковатым смехом и резким движением — словно атакующая змея — ухватил его за лодыжку. В следующую секунду я был уже на ногах. Он завопил, брыкаясь, на его крик прибежали другие и окружили меня. Они метали копья и топоры, а один из них схватил часового за трепещущие руки и попытался вырвать его из моих лап. Я держал крепко, но больше ничего не мог сделать. Будто выпил слишком много хмельного медового напитка. Я видел, как их копья летят прямо в меня, касаются моей шерсти и мягко падают в траву.
Затем, мало-помалу, я понял. Я ощутил, как внутри меня поднимается смех — я смеялся над чарами дракона, над Хродгаром, который, что-то шепча, трясся перед дверью чертога, над всем — над рассеянными деревьями, небом, над глупой безмозглой луной. Я не хотел причинять им вред, но они опять, как всегда, нападали на меня. Сумасшедшие! И вот наконец беспощадный смех вырвался из меня, неудержимый, как хохот дракона; я хотел сказать: «Воистину Бог лишил силы моих врагов!» — но это рассмешило меня еще больше, хотя даже теперь, несмотря ни на что, мое сердце прыгало, и я все-таки побаивался их. Я отступил назад, все еще держа за ногу вопящего стражника. Они только смотрели, опустив бесполезное оружие, плечи их сгорбились под гнетом моего смеха. Отойдя на безопасное расстояние, я, насмехаясь над ними, поднял стражника и, вздернув его вверх, плотоядно уставился ему в лицо. Он замолчал, в ужасе глядя на меня сверху вниз, внезапно догадавшись, что я собираюсь сделать. Прямо на глазах у них всех я, как бы невзначай, откусил ему голову, с хрустом проломив зубами шлем и кости черепа, — и, удерживая на весу дергающееся, прыщущее кровью тело, всосал горячую красную жидкость, мощным гейзером хлещущую из шеи. Она разлилась по всему моему телу. Женщины упали в обморок, мужчины бросились обратно в зал. Я ушел в лес, унося с собой мертвого стражника, душа моя ликовала, и я бурлил, как ручей во время наводнения, — от радости.
Тремя или четырьмя днями позже я совершил первый набег. Они все спали, когда я ворвался, сдернул семерых с кроватей, разодрал их и сожрал до последнего кусочка. Я испытывал странный неземной восторг. Словно сделал невероятное открытие, такое же ошеломляющее, как мое давнее открытие залитого лунным светом мира за дымным озером. Я преобразился. Я стал новым центром, средоточием смысла в хаосе пространства: как-то раз вселенная сжалась до размеров дерева, где я ждал, пойманный в ловушку и пере-„полненный болью; теперь она взорвалась, вопя от ужаса, и разлетелась прочь. Я сам стал той мамой, которую когда-то напрасно высматривал на утесах. Но это был лишь намек на мое предназначение. Я обрел себя, словно заново появился на свет. Раньше я висел в воздухе перед возможностью выбора: между холодной правдой, которую знал я, и завораживающим душещипательным обманом Сказителя; теперь это прошло. Я стал Гренделем, Разрушителем Медовых Палат, Ужасом Королей!
И — как никогда прежде — я был одинок. Я не жалуюсь (говорю-говорю, жалуюсь-жалуюсь, наполняю словами мир, в котором брожу). Но я признаю, что это обрушилось на меня как удар. Это случилось немного позже, когда я пришел в очередной раз. От моего прикосновения дверь чертога распахнулась в точности как прежде, но в ту ночь я на мгновение задержался на пороге. Мужчины сели в своих кроватях, схватили щиты, шлемы, выхватили из ножен мечи и, подбадривая себя криками, смахивающими на поросячий визг, заковыляли ко мне, выбрасывая непослушные ноги в стороны. Кто-то вопил: «Запомните этот час, таны Хродгара, вспомните, чем вы хвалились, когда чаша с медом ходила по кругу! Вспомните кольца, подаренные вам нашим славным королем, и изо всех сил постарайтесь отплатить ему за его великую доброту!»
Проклятые напыщенные болваны. Я швырнул скамью в ближайшего. Остальные в страхе попятились. Наклонившись вперед и широко расставив пло-скостопые ноги, я ждал, когда закончатся их беспрерывные речи. Сгорбившись, словно борец, я поволил головой из стороны в сторону, дабы удостовериться, что ни один из этих трусливых подлецов не ускользнет или не бросится на меня. По привычке я боялся их, и когда четверю или пятеро самых пьяных танов пошли на меня, крича и размахивая оружием, мой дурацкий страх усилился. Но я не двинулся с места. Тогда один из них, вскинув меч, с воем ринулся на меня. Я дал себя ударить. Чары действовали прекрасно. Я взялся за лезвие, вырвал из руки пьяного воина меч и метнул ^оружие в глубину зала. Меч брякнул об основание очага и звеня покатился по каменному полу. Я схватил тана и раздавил его. На меня пошел другой, широкоj раскрыв глаза, затуманенные безрассудным героизмом, веселый, как буйнопОмешанный, поскольку хва-: стливо кричал, что готов умереть за своего короля ш может сейчас это доказать. И доказал. Еще один двинулся вперед, шатаясь и гикая, пытаясь остановить на мне хмельной взор.
Я рассмеялся. Это было жестоко: они шли, падали, выкрикивали безумные слова о братьях, отцах, прославленном Хродгаре и Боге. Но хотя я смеялся, я чувствовал себя пойманным в западню и опустошенным, как сгнившее изнутри дерево. Казалось, чертог протянулся на мили, за пределы пространства и времени, и я видел себя, механически убивающего их снова и снова, не встречая сопротивления. Я видел себя, раздутого от их крови, как кузнечные мехи, — бессмысленный пузырь грязи в мертвой вселенной, совершенно безжизненной, не считая запаха дракона — запаха жженой крови, разносимого древним ветром над высохшими костями. И тогда я принялся крушить вещи: скамьи, столы, подвесные кровати — ярость бессмысленная и ужасная, как и все остальное.
Затем — как венец глупости и мое спасение в эту секунду — вперед выступил человек, которого таны называли Унферт.
Он остановился напротив меня, молодой, собранный, совершенно трезвый. Он был высок ростом; он выделялся среди других танов, как жеребец в стаде коров. Нос у него был пористый и смуглый, как вулканическая скала. Светлая борода росла клочьями.
— Отойдите назад, — сказал он.
Маленькие окосевшие людишки вокруг меня отступили. Очистили пространство между Унфертом и мной.
— Монстр, приготовься к смерти! — заявил он.Очень убедительно. Крылья его ноздрей трепетали и пылали, как у оскорбленного жреца.
Я рассмеялся. «А-арх!» — произнес я и сплюнул кусочки костей.
Он глянул назад, желая убедиться, что окно находится там, где ему положено быть.
— В согласии ли ты со своим Богом? — спросил он. Я рассмеялся еще неистовей. Он был одним из них Он осторожно шагнул ко мне, затем приостановился, помахивая вынутым из ножен мечом.
— Передай всем в аду, что тебя отправил к ним Унферт, сын Эглафа, герой Скильдингов, известный во всех землях Сканов.
Он сделал несколько шажков, совсем как борец, обходящий соперника, если не считать того, что находился в тридцати шагах от меня; его маневр был нелеп.
— Давай, давай, — подбодрил я. — Я скажу всем, что меня послал Стратег Кривоходящий.
Он нахмурился, пытаясь разгадать мою речь. Я повторил — громче и медленнее, — и в его взгляде появилось несказанное изумление. Даже сейчас он еще не понял, что я сказал, но, я думаю, ему уже было ясно, что я произношу слова. Он хитро посмотрел на меня, словно собираясь предложить сделку, — так смотрят люди, когда сражаются с людьми, а не с несчастными глупыми животными. Он вздрогнул и, чтобы успокоить нервы, решил поговорить еще немного.