Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич (читать книги онлайн без txt) 📗
– Что же вы это тут делаете? – спросил он.
И Ринтын вдруг с ужасом понял, что ест ягоды, которые посадил этот человек! Как же тут не догадаться? Вот его домик, ограда… Да и ягоды растут в определенном порядке, а земля разрыхлена… Ринтына охватил такой стыд, что ему трудно было произнести слово. Наконец он сказал с усилием:
– Извините… Я не знал, что эти ягоды ваши. Я очень сожалею…
– Он сожалеет,– насмешливо произнес хозяин.– Да в том разве дело – мои это ягоды или еще чьи-то?.. Вы знаете, как это называется? Ну хорошо, если уж вам очень захотелось клубники, попросили бы…
Человек говорил негромко, но с такой горечью в голосе, что это действовало сильнее самых сильных ругательств. По чукотским представлениям еда тайком считается одним из наиболее низких пороков.
– Честное слово, я не хотел этого! – почти закричал Ринтын.– У нас такого нет! Все, что растет на земле,– это общее, потому что никто ничего не сажает! Я не знал… Я заплачу за то, что съел.
С лица хозяина сошло выражение недовольства, в глазах зажглось любопытство.
– Вы откуда?
– Я студент университета…
– Кореец или китаец?
– Чукча, с Чукотки я,– уточнил Ринтын.
– Оттуда, где утонул “Челюскин”?.. Что же вы сразу не сказали? У вас же там Арктика. Никакой растительности! Льды и голый камень… Пурга, олени и собаки!.. Как же, слышал, читал. Вы уж меня простите, что я на вас накинулся.
Хозяин примирительно подал Ринтыну руку.
– Нынче на клубнику хороший урожай,– сказал он, взял с земли сорванные цветы, встряхнул и протянул Ринтыну.– И картофель хорошо цветет, дружно,– добавил он.
– Я очень прошу извинить меня,– выдавил из себя Ринтын.– Вы мне скажите, чем я могу загладить свою вину?
– Ну зачем же так! Я же понимаю… Вот только скажите, пожалуйста, почему вы сорвали именно эти цветы?
Ринтын повертел букет. Действительно, почему он выбрал именно их? Вон там, возле дома, растут более красивые цветы – большие, красные, сочные…
– Эти немного похожи на наши, тундровые,– объяснил Ринтын.– Тут их у вас целые заросли, наверное, дикие…
– Не хочется мне вас огорчать,– сказал хозяин,– но букет, который вы держите, составлен из картофельной ботвы.
– Да? – переспросил Ринтын и поглядел еще раз на букет.
Все же цветы были хороши!
– Наверно, для девушки? – подмигнул хозяин.– Так я вам дам другие, настоящие цветы. Пойдемте в дом. Как вас зовут?
Ринтын назвал себя.
– А меня Семен Петрович.
Он провел Ринтына на застекленную веранду, усадил за стол и придвинул большую глубокую тарелку, наполненную доверху отборнейшими ягодами клубники.
– Угощайтесь,– радушно пригласил он.
Ринтын не посмел отказаться, хотя аппетит у него давно пропал и самая сладкая ягода не смогла бы уничтожить горечь и стыд от случившегося. Семен Петрович вышел и вернулся с букетом длинных, будто насаженных на зеленую палку, цветов.
– Эти цветы будут лучше, чем картофельные,– торжественно произнес он.
– Да мне ничего не нужно,– пытался отказаться Ринтын,– и никакой девушки у меня нет.
– Ну уж и нет,– недоверчиво и лукаво сказал Семен Петрович, суя Ринтыну в руки букет.
Он проводил Ринтына до опушки леса и сказал на прощание:
– Приходите. Всегда буду вам рад.
Ринтын разыскал Кайона в бильярдной, отозвал его в сторону и рассказал о случившемся.
– Я так и знал, что это твое хождение по лесам добром не кончится,– наставительно сказал Кайон.– Как же это ты не мог сообразить? А еще начитанный человек! Ты же видел ограду, культурно обработанную землю. Хорошо, что попался тебе такой человек. А вдруг нарвался бы на кулака какого-нибудь? Ну, понимаю, на ягоды и я мог польститься, но на картофельные цветы! Где у тебя были глаза?
– Откуда я мог знать, что это картофельные цветы? – уныло возразил Ринтын.– Ты бы сам посмотрел, какие они!
– А что, красивые? – заинтересовался Кайон.
– В том-то и дело! – ответил Ринтын.– У них нежная голубизна, как на изломе весеннего льда. Ни за что не скажешь, что под ними лежит прозаический картофель…
Все же в душе Ринтына долго оставался горький осадок, и он перестал ходить в лес. Теперь он гулял по берегу моря, шагая по твердому мокрому песку, глядя на проходящие корабли.
Вскоре кончился срок пребывания в доме отдыха. Кайон уехал под Выборг в спортивный лагерь, а Ринтын вернулся в Ленинград.
Жизнь в летнем городе оказалась трудной. Теплом несло не только с белесоватого от зноя неба, но и от каменных стен зданий, от нагретого асфальта. В поисках прохлады Ринтын уходил в городские парки, сидел с книгой под тенью деревьев. Из большого сада возле Адмиралтейства был хорошо виден Исаакиевский собор.
Глядя на его блестящий купол, Ринтын невольно задумывался о первоначальном назначении этого огромного здания, в котором сегодня маятник Фуко доказывал вращение Земли. И вообще эти пышные церковные здания возбуждали у него любопытство, хотя во многих из них, как он знал, давно не проводились богослужения.
В Казанском соборе помещался музеи истории религий, директором которого до самой своей смерти был знаменитый этнограф и писатель, автор первого чукотского букваря Владимир Германович Тан-Богораз; во многих других церквах устроили какие-то склады, базы. В высокие двери въезжали автомобили.
Действующих церквей в Ленинграде совсем немного, и Ринтын долгое время не замечал их, пока не увидел толпу возле храма на Смоленском кладбище.
При приближении к церкви у людей даже лица менялись, головы вбирались в плечи. Некоторые еще издали начинали истово креститься.
Боги не занимали много места в жизни Ринтына, хотя он столкнулся с ними еще в детстве. Дядя Кмоль считал себя не чуждым способности общаться с невидимым миром могущественных помощников и врагов, которые вызывались во мраке полога в случае необходимости. Изображения некоторых добрых помощников находились в яранге. Они занимали место почетных членов семьи, и поэтому обращение с ними было соответственное: их кормили, когда в яранге была еда – в дни, когда дядя Кмоль приходил с моря отягощенный добычей: лахтаком, нерпой, белым медведем, а летом моржатиной или китовым мясом. В голодные месяцы и годы боги стойко переносили лишения вместе с людьми, и лишь тогда, когда охотник собирался в море, им отдавалось последнее. Чудом сохранившийся кусочек жира размазывали по деревянным губам бога, и детишки завидовали закопченному идолу и облизывались, глядя на его лоснящееся и сытое бесстрастное лицо. Дядя Кмоль, прежде чем уйти в море, подходил к тыльной стороне яранги и разговаривал с могущественным талисманом – изображением касатки из твердого заморского дерева. Он просил бога сделать так, чтобы в черной воде разводья показалась нерпичья голова. “Остальное я сделаю сам,– говорил дядя.– Пусть только она покажется”. Все долгие часы, пока дядя Кмоль был в море, тетя Рытлина то и дело обращала взор к богу и просила его послать удачу.
