Блуждающие звезды - Шолом- Алейхем (первая книга TXT) 📗

Но я еще слишком взволнована переживаниями последних двенадцати часов и чувствую, что не в состоянии высказать и сотой доли того, что хотела бы сказать тебе лично.

Вкратце сообщаю, что только слепая фортуна привела меня вчера вечером в Никель-театр на твой бенефис. Если сердце мое не разорвалось на части, когда я узнала, что Уриель Акоста – это ты, значит, мое сердце из стали. В оцепенении просидела я весь второй акт. К сожалению, только второй акт, потому что вдруг произошел совершенно неожиданный скандал. Нас узнали в ложе, раскрыли наше инкогнито самым безобразным образом, и меня заставили бежать из театра, хотя бог мне свидетель, что я рвалась назад, чтобы еще раз посмотреть на тебя, еще раз услышать твой голос, который не переставал звучать в ушах моих все годы наших скитаний по свету.

Но погоди, это еще не все. Придя домой, я застала у себя на столе кучу писем, из которых многие, судя по почтовому штемпелю, прибыли уже давно, но не были мне переданы своевременно из-за цензуры, которую позволил себе, без моего ведома и согласия, учредить над моей перепиской мой менеджер, хоть он и чистокровный англичанин и джентльмен. Кончилось тем, что сегодня утром я вызвала его и без долгих разговоров, без всяких околичностей, коротко и ясно заявила, что с сегодняшнего утра считаю себя свободной от ангажемента… Он может обращаться в суд, требовать неустойку – это его дело.

Но не в этом суть. Главное то, что в куче писем было и твое письмо. Я читала и перечитывала его несчетное число раз, и в моей душе заклокотал ад. Целуя каждую букву твоего дорогого письма, я обливала его слезами. Почему вдруг слезы? – спросишь ты. Это я оплакивала наше невозвратное детство, нашу счастливую юность, нашу раннюю любовь, которая теперь, быть может, будет жарче и пламеннее, чем тогда, но никогда уже – чего греха таить? – не будет так кристально чиста, так небесно-возвышенна, так детски-наивна, как тогда, в нашем маленьком, бедном, незабываемом Голенешти.

Ах, Голенешти! Ты спрашиваешь в своем письме, помню ли я, что мне сказала старая гадалка в маленьком местечке в Галиции. Но каким образом ты узнал об этом? Ты, надо думать, расспрашивал обо мне так же, как я о тебе. Почему же ты, злой человек, так отчаялся найти меня, что позволил другой, тоже примадонне, быть может более красивой, чем я, но гораздо более глупой, хвастать перед всеми, что ты – ее избранник? Но, ах, что я говорю! Как смею упрекать тебя, когда я сама силою самых разнообразных, необычайно запутанных обстоятельств была вынуждена надеть на себя золотые цепи?.. Но не будем говорить о цепях, которые мы вольны в любую минуту разорвать и сбросить с себя, – стоит нам только захотеть… Условимся лучше, где бы нам сегодня встретиться. Внизу ты прочтешь адрес. Между четырьмя и пятью ты найдешь меня там, если будешь хорошо искать. Мы будем там одни и сможем наговориться вволю, – у нас ведь есть о чем поговорить. Будь же там сегодня между четырьмя и пятью и ищи меня. Я приказываю тебе быть. Нет, неправда! К чему скрывать? Не приказываю, а прошу тебя, умоляю, изнываю по тебе, падаю к твоим стопам и целую тебя, целую. Слышишь? Целую тебя!

Рейзл».

Глава 72.

Снова Брайнделе-козак

Шолом-Меер Муравчик явился к своему новому другу Рафалеско точно в назначенный час, но не застал его дома. На столе лежала записка, оставленная, очевидно, для него. Он прочитал ее.

– Все дурные сны, что приснились мне этой ночью, и прошлой ночью, и во все ночи моей жизни, на суше и на море, – да падут на головы моих врагов! Актер остается актером, будь он из самой что ни на есть порядочной семьи. Человек договаривается точно о часе, человек горит, пылает, чуть не умирает, – и вдруг…

Муравчик сделал полный оборот назад и хотел было плюнуть и уйти, как вдруг послышался стук в дверь: тук-тук.

Муравчик обрадовался: верно, он…

– Войдите.

Снова: тук-тук. «Нет, видать, не он». После повторного «войдите» послышалось в третий раз: тук-тук. Тут уж Муравчик вышел из себя.

– Головой об стенку! – крикнул он.

Дверь тихо отворилась, и вошла… Брайнделе-козак.

Если бы вместо Брайнделе-козак вошел, например, сам Гоцмах с того света, наш Муравчик не был бы более изумлен, чем в эту минуту. Он все же нашел в себе достаточно силы, чтобы сразу взять себя в руки. Спустя полминуты это был прежний, никогда не теряющийся, никогда не унывающий, неизменно веселый, жизнерадостный Муравчик. С исключительной приветливостью, с дружески протянутой рукой и громким хриплым смешком он приветствовал Брайнделе-козак:

– А, здравствуйте! Откуда бог привел? Вот уж подлинно с неба свалились, из яйца вылупились! Этакая гостья! Как поживаете, Брайнделе – тьфу, простите – мадам Черняк?

Но у мадам Черняк не нашлось ни единого слова в ответ. Она остановилась у дверей в своей красной ротонде, точно парализованная, и была не в силах двинуться с места.

И в этом нет ничего удивительного: если Муравчик знал хотя бы понаслышке, что Брайнделе-козак обретается где-то в Америке, то ей и во сне не снилось, что она может встретиться здесь, в Нью-Йорке, со своим бывшим смертельным врагом Шолом-Меером Муравчиком. И еще где? У Рафалеско. И когда? В тот самый момент, когда она, мадам Черняк, пришла спасти человека от грозящей ему большой беды.

От своего нового приятеля Нисла Швалба Брайнделе-козак узнала ужасную новость: Рафалеско наотрез отказывается от брака с примадонной Генриеттой Швалб, и ее братец Нисл Швалб уже отправился к адвокату, – он собирается подать на Рафалеско жалобу в суд за нарушение данного обещания («брич оф промис»). Не говоря уже о том, что ломжинский кантор, его жена, мистер Кламер и другие готовы показать под присягой, что видели примадонну в объятьях Рафалеско еще на пароходе во время переезда через океан, Нисл может чуть не пол-НьюЙорка, в том числе и ее, мадам Черняк, поставить в свидетели, что состоялась официальная помолвка по всем установленным правилам: с шампанским, поцелуями и битьем тарелки… Словом, Нисл Швалб клянется самыми страшными клятвами, что подымет такой скандал, какого еще не видал Нью-Йорк со дня открытия Америки Колумбом. Ну, как же она, мадам Черняк, может до этого допустить? Во-первых, жаль Рафалеско. Молодой артист, восходящая звезда, едва распускающийся цветок, – ведь он рискует в самом начале испортить себе карьеру. Во-вторых, у мадам Черняк были и свои личные соображения. Читатель не забыл, конечно, что с приездом знаменитой коммуны «Кламер, Швалб и К°» в Нью-Йорк в жизни мадам Черняк началась новая полоса, открылась новая глава под названием «Нисл Швалб». Нисл Швалб был ее последней надеждой, последней станцией на ее долгом скитальческом пути, единственной звездой, еще мерцавшей на ее темном небосклоне… Она готова была поэтому на всякие жертвы ради него. Как говорится, в огонь и в воду.

Бедная Брайнделе-козак!.. Ее любовь к Нислу Швалбу была так же горяча, – а возможно, еще горячее, – чем первая девичья любовь…

И право же, в этом нет ничего предосудительного: давно пора и ей, мадам Черняк, зажить, как все люди, доплыть до тихой пристани, свить себе свое постоянное гнездышко; полно ей копить да копить доллары, вечно странствовать по свету, не имея нигде своего угла и пристанища.

Не удивительно поэтому, что Брайнделе-козак была готова на любые жертвы во имя своего нового кумира – Нисла Швалба. Он передал ей содержание своего утреннего разговора с Рафалеско и рассказал о посещении Никель-театра Розой Спивак, явившейся на вчерашний спектакль в сопровождении Гриши Стельмаха. Брайнделе-козак мигом смекнула, в чем дело, сразу взвесила все обстоятельства и сделала свои выводы: во-первых, Роза Спивак, надо полагать, появилась в Никель-театре не случайно, – нет сомнения, что она пришла на спектакль ради Рафалеско. Во-вторых, отсюда ясно, что они заранее списались и между ними была договоренность, что она придет на его дебют. В-третьих, спрашивается: для чего же в таком случае была нужна вся комедия у ломжинского соловья с битьем тарелки, поздравлениями и поцелуями? Очевидно, для отвода глаз. А коли так, надо забежать к этому молодцу хотя бы на минутку. Ей бы только в глаза ему взглянуть, – больше ей ничего не надо. А уж мимоходом она постарается расположить его к себе сладкими речами, вкрасться к нему в доверие. Может быть, при помощи Рафалеско она, мадам Черняк, найдет доступ к своей бывшей приятельнице Розе, к которой ее упорно не пускают и которая даже на письма ей не отвечает. О, если бы только ей, мадам Черняк, удалось переговорить с Розой, – она уж сумела бы повернуть колесо фортуны в желательном ей направлении. «Парень» обвенчается с Генриеттой Швалб, а затем… О, затем все будет прекрасно, «олл райт», как говорят в этой стране.