Некуда - Лесков Николай Семенович (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Розанов молча отошел к другому окну и стал смотреть на грязную улицу.
– Кто зовет Бахареву? – спросил новый голос.
Розанов оглянулся и на пороге дверей залы увидел Бертольди. Она почти нимало не изменилась: те же короткие волосы, то же неряшество наряда, только разве в глазах виднелось еще больше суетной самоуверенности, довольства собою и сознания достоинств окружающей ее среды.
– Здравствуйте, Бертольди, – произнес доктор.
– Ах, Розанов! вот встреча!
– Неожиданная?
– Да. Вы хотите видеть Бахареву. Я скажу ей сейчас.
Бертольди повернулась и исчезла.
Розанов видел, что Бертольди что-то как будто неловко, и, повернувшись опять к окну, стал опять смотреть на улицу.
Через две минуты в комнату вошла Лиза и сказала:
– Здравствуйте, Дмитрий Петрович!
Розанов радостно сжал ее руки и ничего ей не ответил.
– Как давно… – начала было Лиза.
– Очень давно, Лизавета Егоровна, – подтвердил доктор.
– Как это вы вспомнили…
– Я никогда не забывал, – отвечал Розанов, снова сжав ее руки.
– Ну, пойдемте ко мне, в мою комнату; я нездорова и, кажется, совсем разболеюсь с этою перевозкою.
– Вы очень переменились, – заметил Розанов.
– Худею, стареюсь.
– Не стану лгать, – и похудели и постарели.
– Часто хвораю, – отвечала спокойно Лиза и, еще раз позвав за собою Розанова, пошла впереди его через переднюю по коридору. Вдоль темного коридора Розанов заметил несколько дверей влево и, наконец, вошел за Лизою в довольно большую комнату, окрашенную желтою краскою.
В этой комнате стоял старенький, вероятно с какого-нибудь чердачка снесенный столик, за которым, стоя, ели из деревянной чашки три прехорошенькие горничные девушки. С ними вместе помещался на белой деревянной табуретке, обедал и, по-видимому, очень их смешил молодой человек в коричневом домашнем архалучке.
Проходя мимо трапезующих, Розанов взглянул на молодого господина и, остановясь, вскрикнул:
– Ба, Белоярцев!
Белоярцев положил на стол ложку, медленно приподнялся, обтер усики и, направляясь к Розанову, произнес с достоинством:
– Здравствуйте, Дмитрий Петрович.
– Какими вы судьбами здесь?
– И волей, и неволей, и своей охотой, батюшка Дмитрий Петрович, – отвечал Белоярцев шутя, но с тем же достоинством. – Вы к Лизавете Егоровне идете?
– Да, – отвечал Розанов.
– Ну, там мы увидимся, – произнес он, пожимая руку Розанова.
Доктор направился в дверь, которою вышла Лиза.
Здесь опять ему представился новый коридор с четырьмя дверями, и в одной из этих дверей его ожидала Лиза.
– Что это, Лизавета Егоровна? – недоумевая, спросил шепотом Лизу Розанов.
– Что? – переспросила его она.
– Как эта… тут что же?.. Ваша комната?
– Да, это моя комната: входите, Дмитрий Петрович.
– Вы тут как же? нанимаете, что ли?
– Да, нанимаю.
– Со столом?
– Да…
– Что вы так далеко забрались?
– От чего же далеко?
– Ну, от города.
– А что мне город?
– И дорого платите здесь?
– Нет, очень дешево. Мы наняли весь этот дом за восемьсот рублей в год.
– На что же вам весь дом? – спросил с удивлением Розанов.
– Жить, – отвечала ему, улыбаясь, Лиза.
– Да; но кто же ваш хозяин?.. у кого вы здесь живете?
– Сами у себя. Что это вас так удивляет?
– Да кто же у вас хозяин?
– Ах, никто особенно не хозяин, и, если хотите, все хозяева. Будто уж без особенного антрепренера и жить нельзя!
– Лиза! – позвала, отворив дверь, Бертольди, – скажите, не у вас ли я оставила список вопросов?
– Не знаю, – в таком хаосе ничего не заметишь; поищите, – лениво проговорила, оглядываясь по комнате, Лиза.
Бертольди впорхнула в комнату и начала рыться на окне.
– Ну что, как вы нынче живете, mademoiselle Бертольди? – спросил ее Розанов.
– Весьма хорошо, – отвечала она.
– Над чем работаете?
– Над собою.
– Почтенное занятие.
– А вы давно в Петербурге? – обратился Розанов к Лизе.
– Да вот уже третий год.
– Удивительное дело; никогда и не встретились. Вы где же жили?
– В разных сторонах, Дмитрий Петрович.
– Папа ваш умер?
– Умер.
– Ну, а матушка, а сестра?
– Сестра вышла замуж и, кажется, здесь теперь.
– А вы не видаетесь?
– Нет, не видаемся.
– За кого же вышла Софья Егоровна?
– За какого-то австрийского барона Альтерзона.
– Хороший человек?
– Не видала я его.
– Ну, а мать Агния?
– Тетка жива.
– И более ничего о ней не знаете?
– Ничего не знаю.
– Кто это такая, Лиза, мать Агния? – спросила Бертольди.
– Сестра моего отца.
– Что она, монахиня?
– Да.
– Каких антиков у вас нет в родстве!
Лиза ничего не отвечала.
– Ну, а что же вы меня ни о чем не спросите, Лизавета Егоровна: я ведь вам о многом кое о чем могу рассказать.
– В самом деле, как же вы живете?
– Да я не о себе; я служу.
– При университете?
– Нет, при полиции; mademoiselle Бертольди когда-то предсказала мне сойтись с полицией, – судьба меня и свела с нею.
– Что же вы такое при полиции?
– Я полицейский врач этой счастливой части.
– Вот как!
– Да, Лизавета Егоровна, – достиг степеней известных. – А вы знаете, что Полина Петровна и Евгения Петровна с мужем тоже здесь в Петербурге?
– Нет, не знала, – равнодушно проговорила Лиза.
– Что это такое, Лизавета Егоровна? – произнес с тихим упреком Розанов. – Я думал, что обрадую вас, а вы…
– Я очень рада… Зачем же здесь Женни?
– Ее муж получил тут место очень видное.
– Вот как! – опять еще равнодушнее заметила Лиза.
– Да, он пойдет. Они уж около месяца здесь и тоже устраиваются. – Мы очень часто видимся, – добавил, помолчав, Розанов.
– А что Полинька?
– Она живет.
– С вами? – неожиданно спросила Бертольди.
Розанов сначала немножко покраснел, но тотчас же поправился и, рассмеявшись, отвечал:
– Нет, не со мною. Я живу с моею дочерью и ее нянькою, а Полина Петровна живет одна. Вы не знаете – она ведь повивальная бабка.
– Полинька акушерка!
– Как же: у нее дела идут.
– Это не диковина, – вставила Бертольди.
– Ну, однако: не так-то легко устроиться в этом омуте.
– Если заботиться только о своей собственной особе, то везде можно отлично устроиться.
Розанов промолчал.
– Другое дело жить, преследуя общее благо, да еще имея на каждом шагу скотов и пошляков, которые всему вредят и все портят…
Прежде чем Бертольди могла окончить дальнейшее развитие своей мысли, в дверь раздались два легкие удара; Лиза крикнула «войдите», и в комнате появился Белоярцев.
Он вошел тихо, медленно опустился в кресло и, взяв с окна гипсовую статуэтку Гарибальди, длинным ногтем левого мизинца начал вычищать пыль, набившуюся в углубляющихся местах фигуры.
– У нее много практики? – равнодушно спросила Лиза.
– Есть, то есть, я хотел сказать, бывает; но у ней есть жалованье и квартира при заведении.
– Это у кого? – сквозь зубы спросил Белоярцев.
– У Полиньки Калистратовой, – ответила Бертольди. – Вы знаете: Розанов говорит, что она акушерка и отлично устроилась, а я говорю, что, заботясь только о самом себе, всякому очень легко устроиться. Права я?
– Разумеется, – ответил сквозь зубы Белоярцев.
– Ну, а вы, Белоярцев, что поделываете?
– Работаем, Дмитрий Петрович, работаем.
– Вы видели его последнюю работу? – спросила Бертольди, тряхнув кудрями. – Не видели?
– Не видел.
– И ничего о ней, не знаете?
– Не знаю.
– Ничего не знаете об «Отце семейства»?
– Не знаю же, не знаю.
Бертольди захохотала.
– Что это за работа? – спросил Розанов.
– Так себе, картинка, – отвечал Белоярцев: – «Отец семейства», да и только.
– Посмотрите, так и поймете, что и искусство может служить не для одного искусства, – наставительно проговорила Бертольди. – Голодные дети и зеленая жена в лохмотьях повернут ваши понятия о семейном быте. Глядя на них, поймете, что семья есть безобразнейшая форма того, что дураки называют цивилизациею.
