Через стремнины к Клондайку. (Сборник рассказов о Севере) - Лондон Джек (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Черт бы подрал этот ваш Доусон! — крикнул он в сердцах.
— Вот именно, — поддержал Кинк Митчелл, внезапно оживившись. Послушать вас, так там и впрямь настоящее дело, а не просто поход желторотых новичков да всяких пустозвонов!
В это время на реке показалась длинная узкая лодка. Она шла против течения у самого берега. Три человека стояли в ней, преодолевая быстрое течение с помощью длинных багров.
— Партия из Серкла, — сказал лавочник. — А я их ожидал не раньше полудня! Ведь Сороковая ближе к Доусону на сто семьдесят миль… Ишь, молодцы, не теряют времени даром!
— А мы будем сидеть себе спокойно да поглядывать, как они проходят, сказал Билл самодовольно.
Не успел он сказать ато, как появилась вторая лодка, а за ней, на небольшом расстоянии, еще две. К этому времени первая лодка поровнялась с сидевшими на берегу. Отвечая на приветствия, путники не переставали работать баграми, и, как ни медленно продвигалась их лодка, все же через полчаса она скрылась из виду.
А снизу продолжали прибывать одна за другой, бесконечной вереницей, все новые лодки. Билл и Кинк следили за ними с нарастающим беспокойством. Они украдкой бросали друг на друга пытливые взгляды, и когда их глаза встречались, смущенно отводили их в сторону. Наконец, они посмотрели друг другу прямо в лицо.
Кинк раскрыл было рот, чтобы сказать что-то, но, утратив внезапно дар слова, так и остался с открытым ртом, уставившись на товарища.
— Вот именно, — сказал Билл.
Смущенно ухмыляясь, они, точно по молчаливому уговору, поднялись и пошли прочь. Они постепенно ускоряли шаг, так что к хижине подошли уже совсем бегом.
— Шутка сказать, сколько народу… Нельзя терять ни минуты… захлебываясь, говорил Кинк, одной рукой всовывая банку с закваской в кастрюлю для варки бобов, а другой подхватывая сковороду и кофейник.
— Еще бы!.. — отвечал Билл придушенным голосом; он засунул голову и плечи в одежный мешок, где хранилось теплое белье и носки. — Кстати, не позабудь соду, Кинк, она на полке, в углу за печкой.
Через полчаса они уже спускали байдарку и грузились под насмешливые разглагольствования лавочника на тему о человеческой слабости и заразительности «золотой лихорадки». Однако, когда Билл и Кинк спустили длинные багры в воду и, упираясь ими о дно, стали толкать лодку против течения, лавочник крикнул им вслед:
— До скорого, ребята! Желаю вам удачи! Да не забудьте застолбить парочку участков на мою долю…
Они энергично закивали в ответ, испытывая прилив жалости к бедняге, которому волей-неволей приходилось оставаться здесь.
Кинк и Билл шагали так, что пот лил с них градом. Согласно исправленному и дополненному на Дальнем Севере варианту священного писания, удача доставалась легконогим, заявки — сильным, а плоды их трудов, в виде платы за аренду приисков, — королевской казне. Кинк и Билл оба принадлежали к разряду легконогих и сильных. Быстрым, широким шагом, приводившим в отчаяние двух новичков, тщетно пытавшихся поспеть за ними, передвигались они по раскисшей тропе. Позади, до самого Доусона (откуда старатели, побросав лодки, передвигались дальше пешком), шагали передовые партии из Серкла. Еще на реке Кинку и Биллу удалось обогнать все лодки; достигнув доусонского затона, они на длину своей байдарки обогнали первую лодку, а затем, на суше, оставили ее пассажиров далеко позади.
— Ого! Пыль столбом, да и только! — засмеялся Хутчину Билл, смахивая едкий пот со лба и оглядываясь на пройденный путь.
Из-за деревьев на тропу вынырнуло трое мужчин. Еще двое следовало за ними по пятам, а на некотором расстоянии показались мужчина и женщина.
— Не мешкай же, Киик! Поддай жару!
Билл ускорил шаг, а Митчелл все еще оглядывался назад.
— Ну и скачут же они, черт возьми!
— А этот уже доскакался, — сказал Билл, указывая на обочину дороги.
Там, тяжело дыша, в крайнем изнеможении лежал на спине человек. Лицо его было страшно, глаза налиты кровью и подернуты стеклянной пленкой, казалось, он находился при последнем издыхании.
— Чечако! — буркнул Кинк Митчелл, и в этом слове выразилось все презрение ветерана к новичку, который, отправляясь на прииски, запасается искусственными дрожжами, не довольствуясь содой для приготовления лепешек.
Верные традициям золотоискателей, оба компаньона намеревались идти вниз по течению от первого участка и сделать заявку подальше. Увидев, однако, знак на дереве: «81-й нижний», что означало: на целых восемь миль ниже первой найденной россыпи, они передумали. Они прошли эти восемь миль в два часа. Это был неслыханный, убийственный темп при такой трудной дороге. На пути им то и дело попадались десятки людей, лежавших в изнеможении у дороги. Дойдя до первого участка, который был назван «Находкой», они так и не смогли толком разузнать что-нибудь о верхнем течении. У индейца Скукума Джима, который приходился Кармаку зятем, было смутное представление, что весь ручей уже поделен вплоть до третьей мили. Когда же Кинк и Билл увидели знаки, отмечавшие границы 79-го верхнего участка, расположенного на восьмой миле вверх по течению, они скинули свои походные мешки и сели покурить. Все их усилия оказались напрасными! Бонанза была вся захвачена, от устья и до самых истоков.
— Живого места не оставили! — жаловался Билл вечером, когда они, вернувшись к «Находке», жарили бекон и варили кофе на печке у Кармака. Кряж — и тот поделили.
— А вы попытайте вон ту лужицу, — предложил им Кармак на другое утро.
«Та лужица» была широким ручьем, который вливался в Бонанзу подле участка «7-й верхний». Товарищи выслушали совет с величавым презрением приисковых ветеранов к человеку, сожительствующему с индианкой, и, вместо того чтобы последовать этому совету, провели весь день на Адамовом ручье, сулившем, по их мнению, больше возможностей. Но и там повторилась та же история — заявки тянулись до самого горизонта.
Три дня Кармак настойчиво повторял свой совет, и три дня они встречали этот совет презрением. На четвертый день, однако, так как податься было решительно некуда, они решили обследовать «ту лужицу». Они знали, что там почти не было заявок, но и сами не испытывали ни малейшего желания ставить там заявочный столб. Они отправились туда главным образом для того, чтобы дать выход своему раздражению. К этому времени они уже стали циниками и полнейшими скептиками. Они издевались и насмехались над всем решительно, задирая каждого новичка-чечако, который им попадался.
На номере двадцать третьем заявки кончились. Дальше вверх по течению ручей был свободен.
— Лосиный выгон! — фыркнул Кинк Митчелл.
Но Билл торжественно отмерил пятьсот футов вдоль берега и сделал зарубки на деревьях, чтобы обозначить границы участка. На доске от свечного ящика он сделал надпись и прибил ее к дереву в центре участка:
СЕЙ ЛОСИНЫЙ ВЫГОН ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ
В ПОЛЬЗОВАНИЕ ЖЕЛТОРОТЫМ
ЧЕЧАКО И ШВЕДАМ
Билл Рейдер
Кинк прочел надпись и одобрил ее?
— Точь-в-точь мои мысли! Пожалуй, и я подпишусь.
И объявление украсилось подписью Чарльза Митчелла.
В тот день много суровых старательских лиц озарилось усмешкой при виде этого образца приискового остроумия; он пришелся вполне им по вкусу.
— Ну, как та лужица? — спросил Кармак, когда они вернулись в лагерь.
— К черту лужицы! — ответил Хутчину Билл. — Мы с Кинком решили отправиться на розыски Золотого Дна. Вот только отдохнем малость — и двинемся.
«Золотым Дном» называли легендарный ручей, мечту золотоискателя; говорили, будто там на дне такой мощный слой золота, что промывку гравия приходится делать в желобах. Однако за немногие дни отдыха, которые приятели позволили себе перед тем, как отправиться в путь, произошло одно событие, заставившее их несколько изменить свои планы. Событием этим было знакомство со шведом Ансом Гендерсоном.
Анс Гендерсон лето проработал по найму на прииске Миллер, что за Шестидесятой Милей; к концу лета его, в числе сотен других бездомных бродяг, подхваченных вихрем золотой горячки, прибило к берегам Бонанзы. Это был высокий, сухопарый мужчина с длинными, как у первобытного человека, руками. Его корявые, заскорузлые от работы ладони были вместительны, как суповые тарелки. Движения его были неторопливы, речь медлительна, и в голубых глазах, таких же светлых, как его соломенные волосы, дремала, казалось, неземная мечта, никому не понятная, и меньше всего ему самому. Вероятно, это впечатление мечтателя он производил благодаря своей чрезвычайной, можно сказать нелепой, наивности. Таково во всяком случае было мнение о нем людей заурядных, а Кинк Митчелл и Хутчину Билл были люди заурядные.
