Невеста Анатоля (Фантастические рассказы) - Нагродская Евдокия Аполлоновна (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
— Какая же это болезнь?
— Раны, как у распятого Христа. Следы тернового венца на голове, раны от гвоздей на ладонях и на ступнях и от копья под ребром. Появлялась эта болезнь у экзальтированных монахинь, как говорят теперь, на почве истерии. У тебя, как у человека нерелигиозного, она, верно, проявилась в иной форме.
— Я теперь просто-напросто выброшусь из окна, должен же будет сон прекратиться тогда?
— Нет-нет, Елена, ты этого не делай. У людей в таких болезнях находили переломы и поранения, которые они наносили себе во сне. Один священник посоветовал женщине, которую, по ее словам, какой-то дух уносил к себе в башню, сброситься с этой башни. Неизвестно, последовала ли она его совету, но ее нашли наутро мертвой. Лучше, если ты хочешь проверить, возьми у него кольцо, только смотри, Елена, не показывай его никому… Тьфу! Какая глупость! Конечно, никакого кольца не будет, и ты успокоишься. Ну, прощай, сестренка, не ссорься со своим духом во избежание синяков.
Три ночи он не целовал меня!..
Он был ласков, приветлив, рассказывал мне много интересного, но… ни одного поцелуя, ни ласки, ни страстного слова…
А сам был прекрасен, так волшебно-прекрасен!
На четвертый день я лежала у его ног и с безумными слезами молила о прощении, и… он простил меня… «Это сон! Это сон! — говорила я. — Но пусть он снится, этот волшебный, чудный сон!»
— Ты стоишь на своем?
— Не будем поднимать этого вопроса. Дай мне кольцо… Я хочу верить, но не могу… я сама хочу верить.
— Возьми, — вдруг протянул он мне кольцо, — но я прошу тебя поверить сразу, не проверять, не показывать другим. Ты сама видишь, как ты пугаешь своих домашних, как ты волнуешься.
— Я не покажу, — тихо сказала я, одевая кольцо на свой палец.
Наутро поднялось целое следствие.
Розу я могла купить и потом позабыть об этом, но кольцо?
Купить я его не могла. Его возили к ювелиру, который сказал, что ему не случалось видеть такого изумруда, и после долгого осмотра он оценил его в несколько тысяч.
Значит, я «бессознательно украла» это кольцо где-нибудь?
Меня повезли к доктору.
Доктор меня пробовал усыпить, надеясь, не скажу ли я что-нибудь под гипнозом.
Но как он ни бился, я не заснула.
Взволнованная, измученная, я начала нервно хохотать ему в лицо и издеваться над его ничтожными знаниями.
— Ухватили хвостики великой науки, — кричала я, — назвали чары гипнозом и думают, что они могут бороться с волей человека, а может быть, духа, стоящего на вершине этого знания!
Я опомнилась. Зачем я это говорю; ведь все они сочтут меня за сумасшедшую.
Но было поздно: мама упала в обморок, окружающие смотрели в сторону, и я поняла, что все решили, что я сошла с ума.
Домой я вернулась мрачная.
Опять я ему не поверила, не послушалась. Я мысленно просила прощения. Я верила, я верила.
Ложась спать, я потребовала, чтобы мне отдали кольцо, я хотела возвратить его, я знала, что Шура заперла его в зеркальный шкаф.
Мне почему-то отказали. Я настаивала, хотела его достать сама — Шура схватила меня за руки.
Тогда я разбила зеркальный шкаф и бросилась на Шуру.
Доктор посоветовал не раздражать меня и отдать мне кольцо.
Я возвратила кольцо. Я просила прощения. Он смеялся и говорил, что я и так хорошо наказана.
В эту ночь мы в первый раз вышли из дома.
О, как прекрасно было море в эту тихую лунную ночь. Цвели апельсины и миндаль. Как легко, как хорошо мне было…
Я смущалась, что на мне нет одежды, и «он» дал мне какой-то тонкий белый блестящий плащ.
— Ведь тебя не видят, — смеялся он.
И правда, редкие прохожие проходили, словно не видя меня, только какая-то старуха с подавленным криком бросилась в сторону.
— Она кое-что смыслит в науке, — сказал он, ласково взглянув на женщину.
На следующий день меня поместили в вашу лечебницу, доктор.
Я не сопротивлялась. Поздно было разуверять окружающих.
Кольцо, как вам известно, искали очень тщательно, и не нашли; сами вы осматривали меня рентгеновскими лучами, думая, что я проглотила его.
Первую ночь в вашей лечебнице я от волнения и беспокойства за маму не могла заснуть.
Я вертелась с боку на бок.
Меня злило, что я заперта на ключ и что из окошечка коридора ко мне кто-то постоянно заглядывал.
— Неужели я не усну и он не позовет меня? — думала я и начинала приходить в отчаяние, но вдруг дверь отворилась, и «он» вошел.
Я бросилась к нему, счастливая, плачущая от радости, где я и что со мною.
— Хорошее ты себе доставила развлечение! Добилась-таки, что тебя посадили в сумасшедший дом, — смеясь и целуя меня, сказал он.
— О, теперь мне все равно. Ведь и здесь я могу спать, и ты будешь меня брать к себе. А сегодня хоть я и не заснула, а ты пришел ко мне.
— Мне было очень трудно это сделать, но мне хотелось утешить тебя немного.
— Немного! Да я опять счастлива! Но… но скажи, как тебя зовут и кто ты? Теперь я верю и хочу все знать про тебя.
— О, женское любопытство! Ты, конечно, знаешь миф об Амуре и Психее, легенду о Лоэнгрине, о рыцаре Реймонде и Мелюзине, русскую сказку о «Финисте — ясном соколе»? Помнишь, как те, кто желал проникнуть в тайны своих не совсем обыкновенных супругов, — теряли их? Эти истории сильно приукрашены, но факты верны. Ты любишь меня, ты теперь веришь мне — зачем тебе знать, кто я и как меня зовут? Разве ты не счастлива?
— Счастлива, но мне хочется называть тебя как-нибудь.
— Дай мне сама какое-нибудь имя.
— …Ну, как называла тебя твоя мать?
Он весело засмеялся:
— Моя мать? О, это было так давно, так давно.
— Но ты — юноша, ты, пожалуй, одних лет со мною.
— Я — ученый. У науки есть средства сохранять вечную юность.
— Но тогда бы все ученые были молоды!
— Настоящие — да. Они могут сохранить свое тело в том возрасте, в котором они узнали высшее знание, но обыкновенно высшего знания достигают уже в старческом возрасте; один Сен-Жермен сравнительно еще не старый человек.
— Граф Сен-Жермен… Калиостро… Я о них что-то читала.
— И, очевидно, очень мало, так как ставишь эти два имени рядом. Калиостро был посвящен в начатки науки, стоял еще на первых ступенях знания. Ему была дана одна небольшая миссия. Но он стал профанировать науку, и у него отняли силу. Лишенный силы, для поддержания своей славы и положения он пустился в шарлатанство, попался и жалко окончил свое существование в итальянской тюрьме. Употребление своего знания на пустяки — простые «фокусы за деньги» — должно караться рано или поздно.
— Постой, а разве ты добивался не пустяка? Что для тебя любовь такой ничтожной, простой девушки, как я?
— Ты сама не знаешь еще твоего великого назначения. Я взял тебя себе в супруги. Ты получишь и знания и силу, и не будет во всем мире царицы, равной тебе. Придет время, и ты возвеличишься над всеми женщинами, и всё преклонится перед тобою. Пока тебе больше не надо знать, но ты должна вполне довериться мне.
— Доверяюсь вполне.
— Отдаешь ли ты мне твою волю, сердце и душу?
— Отдаю, — прошептала я, полная земного восторга, склоняясь в каком-то страстном порыве к его ногам.
— Встань, супруга моя, и ты будешь царствовать вместе со мною.
Он поднял меня и прижал свои горячие губы к моим.
— А скажи, милый… — смущенно спросила я, когда он, усадив меня рядом с собою, гладил мою голову, — твоя сила ведь — добро и для добра? Не злой же ты дух?
Он расхохотался:
— Остатки старых суеверий! Не считаешь ли ты меня демоном? Стыдись! В двадцатом веке!
— Но в двадцатом веке ты пришел ко мне через запертую дверь.
— Это — наука. Люди ощупью ходят, думая, что они много знают: выдумывают сложные машины для телефонов, телеграфов, пользуясь «механической» силой. Все это давно знали мы, настоящие ученые, но пользовались силой «психической», и нам не надо сложных машин. А люди, ощупью добиваясь жалких результатов, уже со смехом недоучек отрицают «настоящую» науку. «Мы этого не знаем, значит, — это вздор», и упираются в своем невежестве или верят шарлатанам, подобным Калиостро, которые показывают им фокусы. Иногда приходится людям верить в то, над чем они недавно весело смеялись. Они дают тогда этому новое название, и им кажется, что все ясно для них: «электричество, магнетизм, гипнотизм» — жалкие крохи, которыми они умеют пользоваться!