Сон в начале тумана - Рытхэу Юрий Сергеевич (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Энмын окончательно скрылся из глаз. Теперь вокруг такая же белая тишина, как всегда, когда путник отрывается от людского жилья. И тогда наступает такое ощущение, словно ты брошен навсегда в этом снежном океане. Проходит немного времени, и наступает ощущение потери земной тверди, и кажется, что ты плывешь между небом и землей, точнее, едешь по невидимой подвесной дороге, проложенной сквозь однородную белую массу.
На последней нарте ехал Алексей Бычков. Он сидел так же, как и Джон, позади аюра, и его тоже одолевали мысли. Кто же в действительности этот канадец? Все было бы гораздо проще, если бы он торговал, искал золото, но вот так жить, стараться подражать во всем чукчам — это какая-то блажь! И так поступает человек, который учился в университете! Как бы ни объяснял Антон, нормальный человек не станет смотреть сквозь пальцы на окружающую жизнь, где столько грязи и невежества, где все так чудно, что сразу и не доберешься до признаков классовой борьбы. В Энмыне Алексей прошел по всем ярангам. Он увидел такую нужду и запустение, что содрогнулся сердцем, хотя ему приходилось многое видеть. Самый неряшливый уэленский житель выглядел бы здесь чистюлей. Чесотка считалась нормальным состоянием человека, а слезящиеся от трахомы глаза попадались в каждой яранге. Особенно больо было смотреть на ребятишек. Ослабевшие от голода, покрытые почти сплошными струпьями, они представляли жалкое зрелище… А в это время этот Джон проповедовал, что такая жизнь и есть самая верная и лучшая! Конечно. Антон прав, что канадец мешал строительству новой жизни… И правильно, что написал об этом. Хотя потом отпирался, доказывал, что письмо написано под влиянием настроения.
Когда дело касается блага всею народа, нет места разным интеллигентским чувствам и колебаниям. Макленнана надо было убрать из Энмына, хотя бы на время. Антону еще надо как следует всмотреться в людей, распознать, кто враг, кто друг, кто настоящий сторонник революции, а кто саботажник… Ох, и трудно здесь! Вот уж не ожидал встретиться здесь с такой неразберихой. Особенно неясно с классовой борьбой. Хотя то, что жизнь здешняя нуждается в коренной переделке, — ясно. И здесь нужны решительные люди, а не интеллигентные психи, которые селятся здесь для успокоения своей нечистой совести.
Чукотка — не место для замаливания грехов, и здешние люди тоже заслужили право на лучшую жизнь.
Из-за спины своего каюра Бычков видел согнутую спину канадца. Глядя на его опущенную голову, он порой испытывал нечто вроде сочувствия, особенно когда вспоминались Джоновы детишки и жена… Но он тут же отгонял эти чувства и думал о том, что Джон зачем-то велел Ильмочу молчать о том, что у озера Иони найдены следы золота… Но почему в таком случае канадец отказался сотрудничать с Робертом Карпентером?
Из Петропавловска пришла бумага, в которой говорилось, что американским, английским, норвежским и японским судам разрешается каботажное плавание у берегов Чукотского полуострова с торговыми целями.
«Если Чукотский уезд будут посещать торговые шхуны без разрешения областного комитета, то вам надлежит в очень вежливой форме предлагать им торговлю прекратить, отправиться в г. Петропавловск для совершения таможенных обрядностей и выборки торговых документов.
Если владельцы шхун этому распоряжению подчиняться не будут, составляйте подробные протоколы в присутствии местного населения и направляйте в Облнарревком…»
Бычков вспоминал немногочисленные письменные документы из Петропавловска, которые он заучил наизусть, перечитывая в долгие зимние вечера в комнате Совета.
«…В настоящее время областная власть переживает чрезвычайно острый финансовый кризис, служащие правительственных учреждений вместо жалования получают полуголодный паек. Поэтому при всем желании выслать вам что-либо из продовольствия не представляется возможным. Дабы вам не оказаться в затруднительном положении, областной комитет разрешает вам кредитоваться там, где вы найдете кредит…» Это ответ на обращение о продовольственной помощи, когда угроза голода нависла над полуостровом.
Насчет кредита решили сами — взяли и купили необходимое в Номе с помощью Джона Макленнана. Продовольствие взяли из стада Армагиргина… Но как жить дальше? Бочкаревские банды движутся на полуостров, а на помощь со стороны Камчатки надежды нет. Остается только ждать… Ждать и вести борьбу. И прежде всего — очистить побережье и тундру от подозрительных элементов и явных эксплуататоров. Начало положено: Карпентер выселен на Аляску, арестован Армагиргин, Джон Макленнан… Да, с канадцем придется повозиться. Странный тип… И надо обязательно разыскать Ильмоча и заставить поделиться оленьим мясом с береговым населением. А весной организовать охоту так, чтобы обеспечить людей продовольствием на зиму… И открыть бы хоть маленькие лечебные пункты!
Бычков поглядел на нарту Драбкина и попросил своего каюра затормозить. Остановились все упряжки. Бычков соскочил с нарты и подошел к канадцу.
— Я хочу ехать с вами, — сказал он по-чукотски.
— Тяжело будет собакам, — ответил Джон.
— Я буду править, — сказал Бычков.
Он заговорил по-русски с Драбкиным. Милиционер кивал головой и часто повторял:
— Да-да… Да-да…
Остальные слова Джон не разобрал.
Бычков уселся рядом и тронул собак.
Баня была выстроена недалеко от школьного здания и представляла сооружение из плавниковых бревен. Она была с плоской крышей и маленьким подслеповатым окошечком.
Драбкин повел туда Джона Маклеинана мимо высыпавших на улицу и любопытствующих уэленцев. Широкая низкая дверь бани была обита старыми оленьими шкурами. На двери висел огромный амбарный замок. Драбкин дернул его, и он открылся без ключа.
В комнате было полутемно. В глубине различались полки, уходящие к низкому потолку, а пол окном горел большой каменный жирник. На разостланной оленьей постели возлежал Армагиргин. Приглядевшись, Джон увидел двух женщин, сидящих на корточках по обе стороны жирника. У каждой на колениях лежало шитье.
— Еттык, — поздоровался Армагиргин. — Какомэй, Сон!
— Тыетык, — ответил Джон и прошел в глубину, усаживаясь на свободный конец оленьей шкуры.
Драбкин ушел, прогремев в дверях замком.
— И тебя в сумеречный дом? — спросил Армагиргин.
Джон молча кивнул.
— За что же? Ты не владел островом, — заметил старик.
— Скажут, наверное, за что, — ответил Джон.
— И не торговал, — продолжал перечислять Армагиргин, — только жил по-нашему. Разве это вина? И что такое вина?
Джону не хотелось вступать в разговор со стариком, и он ответил:
— Все, что надо, — обо всем скажут. И о вине тоже. Человек часто и не чувствует собственной вины, пока ему не покажут, каков он.
— Это ты верно сказал, — подхватил Армагиргин. — Мне казалось, я живу правильно. И люди, которые жили вокруг меня, тоже считали, что моя жизнь такая, как надо. И вот пришли большевики и сказали: плохо живешь, старик. Не отдаешь своего богатства бедным людям, общаешься с богами. Это нехорошо. Значит, вина зависит от того, откуда посмотреть.
— А ты считаешь: правильно жил? — спросил Джон, против воли втягиваясь в разговор. — Что ездил верхом на людях и равнодушно смотрел, как в береговых селениях с голоду гибли люди?
— Свыше мне было велено сесть верхом на человека, — таинтсвенным шепотом отвечал Армагиргин. — Боги настояли. Может быть, я сам этого не хотел. Но разве можно ослушаться богов? А то, что люди гибли от голода, это не моя вина. Прежде всего — вина самого человека. Когда я чувствовал, что люди зря страдают, я помогал им. Это все могут сказать.
— А что же боги не могут вызволить тебя из сумеречного дома? — язвительно спросил Джон.
— Зачем их беспокоить по такому ничтожному поводу, — ответил Армагиргин. — Сам выйду, когда надоест.
Джон с интересом посмотрел в лицо старику. В глазах горел хитрый огонек. Армагиргин был тщедушен, и неизвестно, на чем держалась его неограниченная власть над островными жителями.
