Источник. Книга 1 - Рэнд Айн (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗

— Я смотрю на вас так, потому что вы мне нравитесь.

— Конечно, я вам нравлюсь. Я тоже знал, что вы мне понравитесь. Все люди — действительно братья, за исключением правлений, союзов, корпораций и принудительных сообществ, и у них есть инстинктивная тяга к братству. Но я говорю слишком много. Вот почему я хороший торговец. Однако вам мне нечего продать. Вы это знаете. Так что мы просто скажем, что вы возьметесь возвести «Аквитанию», так будет называться наш отель, и на этом пока остановимся.

Если бы ожесточенность битв, о которых люди ничего не слышали, можно было измерить в каких-то материальных единицах, битва Кента Лансинга с правлением директоров корпорации «Аквитания» вошла бы в историю в числе наиболее кровопролитных. Но то, с чем он сражался, не было настолько вещественным, чтобы на поле битвы оставались трупы.

Ему приходилось сражаться с мнениями вроде:

— Слушай, Пальмер, Лансинг толкует о каком-то Рорке, ты как собираешься голосовать? Какое мнение о нем в солидных кругах?

— Сам я не определюсь, пока не станет ясно, кто голосует за, а кто против.

— Лансинг утверждает… но с другой стороны, Тори мне рассказывал, что…

— Галбот ставит шикарный отель на Пятой авеню, а подрядил он Франкона и Китинга.

— Харпер молится на этого молодца Гордона Прескотта.

— А Бетси считает, что мы тут рехнулись.

— Не нравится мне физиономия Рорка, какой-то он необщительный.

— Я знаю, печенкой чувствую, Рорк не то, что нам надо. Какой-то он не такой, как все.

— Какой — не такой?

— Неужели тебе не ясно, что значит «не такой, как все»?

— Гомпсон говорит, что миссис Притчет говорит, что она абсолютно уверена, потому что мистер Мейси сказал ей, что если…

— Вот что, мужики, мне плевать, что вокруг болтают, я сам себе голова, но я вам вот что скажу: пустой номер этот Рорк. Не нравится мне его дом Энрайта.

— Почему?

— Не могу сказать, не нравится, и все тут. Имею я право на собственное мнение?

Сражение продолжалось много недель. Высказались все, кроме Рорка. Лансинг сказал ему:

— Все в порядке. Не возникай, не делай ничего. Предоставь болтовню мне. Тебе тут делать нечего. Тому, кто больше всего занят делом, кто реально работает и продвигает дело как никто, нечего сказать обществу. Его все равно не станут слушать, принимая как данность, что у него нет права голоса, а его доводы следует отметать автоматически, поскольку он лицо заинтересованное. И неважно, что говорят, важно, кто говорит. Судить о человеке намного проще, чем об идее. Как, черт меня подери, можно судить о человеке, не разобравшись, что у него в мозгах, выше моего понимания. Но так принято. Понимаешь, чтобы оценить аргументы, требуется их взвесить. А весы не делают из ваты. Между тем, человеческая душа сделана именно из ваты — материала, у которого нет своей формы, который не оказывает сопротивления, его можно комкать так и сяк. Ты мог бы намного точнее, чем я, обосновать, почему ты лучше других можешь исполнить заказ. Но тебя они не станут слушать, а меня послушают. Потому что я посредник. Кратчайшее расстояние между двумя точками не прямая, а посредник. И чем больше посредников, тем короче путь. Такова психология ватных душ.

— Почему ты так сражаешься за меня?

— А почему ты хороший архитектор? Потому что у тебя есть критерии того, что хорошо, это лично твои критерии, и ты от них не отступишься. Мне нужен хороший отель, и у меня есть критерии хорошего, и это мои критерии, а ты тот человек, который даст мне то, чего я хочу. Когда я сражаюсь за тебя, я делаю то, что делаешь ты, проектируя свои здания. Ты думаешь, порядочность — монополия художника? А кстати, что значит, по-твоему, быть порядочным человеком? Уметь противостоять желанию стащить часы из кармана соседа? Нет, проблема так просто не решается. Если бы все сводилось к этому, девяносто пять процентов человечества были бы честными, порядочными людьми. Однако, как ты хорошо знаешь, процент намного ниже. Порядочность означает способность постоять за идею. А это предполагает способность мыслить. Мышление такая штука, что его нельзя одолжить или заложить. И все же, если бы меня попросили избрать подлинный символ человечества, каким мы его знаем, я избрал бы не крест, не орла, не льва с единорогом. Я бы избрал три золоченых шара [64]. — Когда Рорк посмотрел на него, он добавил: — Не беспокойся. Они все против меня. Но у меня есть одно преимущество: они не знают, чего они хотят. А я знаю, чего хочу.

В конце июля Рорк подписал контракт на строительство «Аквитании».

Эллсворт Тухи сидел у себя в кабинете, уставившись в разложенную на столе газету на заметку об «Аквитании». Он курил, держа сигарету в углу рта двумя выпрямленными пальцами, причем один из пальцев долгое время медленно и ритмично постукивал по сигарете. Он услышал, как дверь в кабинет распахнулась, и, подняв глаза, увидел Доминик. Она остановилась, прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. На ее лице отражался интерес, ничего больше, однако то, что она проявляла подлинный интерес, настораживало.

— Дорогая, — сказал он, поднимаясь, — ты впервые дала себе труд появиться у меня, впервые за четыре года, что мы работаем в одном здании. Это целое событие.

Она ничего не ответила, но приятно улыбалась, что настораживало еще больше. Он продолжал любезным тоном:

— Мое краткое вступление, конечно, равнозначно вопросу. Или мы уже больше не понимаем друг друга?

— Вероятно, нет, поскольку ты считаешь нужным спрашивать, что привело меня сюда. Но тебе это известно, Эллсворт, да, известно. Причина у тебя на столе. — Она подошла к столу и, щелкнув по краю газеты, сказала со смехом: — Жалеешь, что не припрятал ее? Конечно, ты не ждал моего прихода. Впрочем, это не меняет дела. Но мне приятно, что ты, вопреки обыкновению, не успел замести следы. Тут, перед тобой, прямо на твоем столе. К тому же газета развернута именно на разделе о недвижимости.

— Ты говоришь так, будто эта заметка тебя прямо-таки осчастливила.

— Так оно и есть, Эллсворт.

— Я думал, ты приложила все усилия, чтобы контракт не состоялся.

— Да, все.

— Если ты полагаешь, Доминик, что в данный момент разыгрываешь комедию, ты заблуждаешься. Так комедии не разыгрывают.

— Нет, Эллсворт, не разыгрывают.

— Ты счастлива, что Рорк заключил контракт?

— Так счастлива, что готова переспать с этим Кентом Лансингом, хоть и в глаза его не видела, если когда-нибудь увижусь с ним и он об этом попросит.

— Тогда наш пакт разорван?

— Ни в коем случае. Я буду мешать ему получить любой заказ, какой только могут предложить. Я не оставлю своих попыток. Хотя теперь это будет сложнее, чем раньше. Дом Энрайта, здание Корда и теперь это. Сложнее для меня и для тебя. Он тебя побеждает, Эллсворт. Эллсворт, что, если мы ошибались насчет мира, ты и я?

— Ты всегда ошибалась, дорогая. Прошу меня простить. Уж мне-то не следовало бы удивляться. Конечно же, тебя, несомненно, должно было обрадовать, что он заключил контракт. Я даже готов признать, что меня это ничуть не радует. Вот видишь? Теперь можешь считать свой визит ко мне полностью успешным. Мы просто спишем «Аквитанию» как явное поражение, забудем о нем и будем действовать, как раньше.

— Конечно, Эллсворт. Как раньше. Сегодня на званом обеде я выхлопочу для Питера Китинга заказ на новую больницу.

Эллсворт Тухи отправился домой и провел вечер, размышляя о Хоптоне Стоддарде.

Хоптон Стоддард был коротышкой стоимостью в двадцать миллионов долларов. Эта сумма сложилась из трех наследств и семидесяти двух лет трудовой жизни, целиком отданной деланию денег. Хоптон Стоддард был гением инвестиций, он вкладывал капиталы во все — в дома терпимости, в монументальные театральные постановки на Бродвее, особенно в спектакли религиозного характера, в фабрики, в противозачаточные средства и в закладные под фермерские хозяйства. Он был маленького роста и к тому же сгорблен. Лицо его не было безобразным — так только казалось, но лишь потому, что ему было свойственно только одно выражение: он всегда улыбался. Его ротик был сведен постоянной гримасой доброй улыбки, уголки рта были всегда вздернуты. Брови, напротив, были сведены в скобочки над круглыми голубыми глазками. Волосы, густые, волнистоседые, выглядели как парик, но были настоящие.