Евгения Гранде - де Бальзак Оноре (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

Виктор-Анж-Гильом Гранде».

— Беседуете? — сказал старый Гранде, старательно складывая письмо по сгибам и пряча его в жилетный карман.

Он посмотрел смущенно и опасливо на племянника, скрывая свое волнение и свои расчеты.

— Согрелись?

— Отлично, дядюшка!

— Ну, а где же наши дамы? — сказал дядя, совсем позабыв, что племянник ночует у него.

В эту минуту вошли Евгения и г-жа Гранде.

— Готово ли все наверху? — спросил старик, овладев собой.

— Да, папенька.

— Ну-с, племянничек, если ты устал, Нанета проводит тебя в твою комнату. Только это не какие-нибудь франтовские апартаменты! Но ты не посетуешь на бедных виноделов, у которых нет никогда копейки за душой. Налоги поглощают у нас все.

— Мы не хотим мешать вам, Гранде, — сказал банкир. — Вам, наверно, нужно поговорить с племянником. Желаем вам доброго вечера. До завтра!

При этих словах все поднялись с мест, и каждый откланялся соответственно своему характеру. Старый нотариус пошел взять у двери свой фонарь и стал его зажигать, предложив де Грассенам проводить их. Г-жа де Грассен не могла предвидеть происшествия, заставившего кончить вечер преждевременно, и слуга ее еще не пришел.

— Может быть, вы разрешите мне взять вас под руку, сударыня? — сказал аббат Крюшо г-же де Грассен.

— Благодарю, господин аббат. Я пойду с сыном, — ответила она сухо.

— Со мной дамы не могут себя скомпрометировать, — возразил аббат.

— Дай же руку господину Крюшо, — сказал супруг.

Аббат повел хорошенькую даму достаточно быстро, чтобы оказаться на несколько шагов впереди шествия.

— А молодой человек очень мил, сударыня, — сказал он, прижимая ее руку. — Прощайте, корзины, виноград собран. Придется вам попрощаться с барышней Гранде. Евгения достанется парижанину. Если только у этого кузена нет какой-нибудь страстишки в Париже, будет вашему сыну Адольфу соперник, самый…

— Да перестаньте, господин аббат! Молодой человек очень скоро заметит, что Евгения глупенькая девушка, да она уж и потеряла свежесть. Всмотрелись вы в нее? Она нынче вечером была желта, как лимон.

— Вы помогли кузену это разглядеть?

— Даже без всякого стеснения.

— Садитесь всегда, сударыня, около Евгении, и вам не придется много наговаривать молодому человеку на кузину, он сам сумеет сделать сравнение, которое…

— Прежде всего, он обещал прийти ко мне обедать послезавтра.

— Эх, захотели бы вы, сударыня… — сказал аббат.

— А чего мне, по-вашему, нужно захотеть, господин аббат? Не собираетесь ли вы давать мне дурные советы? Не для того я дожила до тридцати девяти лет с незапятнанной, слава богу, репутацией, чтобы подвергать ее опасности, даже если бы дело шло о целой империи Великого Могола. Мы с вами в таком возрасте, когда люди отвечают за свои слова. Для духовного лица мысли у вас в самом деле весьма непристойные. Фи, это ведь под стать Фоблазу. [16]

— Так вы читали «Фоблаза»?

— Нет, господин аббат, я хотела сказать — «Опасные связи». [17]

— О, эта книга бесконечно более нравственная, — со смехом сказал аббат. — Да вы меня считаете таким же испорченным, как нынешние молодые люди. Я просто хотел вас…

— Посмейте только сказать, что вы не собирались насоветовать мне всяких гадостей! Разве это не ясно? Если бы этот молодой человек, — очень милый, я согласна, — стал ухаживать за мной, он бы и не думал о своей кузине. В Париже, я знаю, иные добродетельные маменьки таким образом жертвуют собой ради счастья и будущего своих детей, но мы живем в провинции, господин аббат…

— О сударыня!

— И ни я, — продолжала она, — ни сам Адольф не пожелаем получить и сто миллионов такой ценой.

— Сударыня, о ста миллионах я и не говорил. Такое искушение было бы, пожалуй, не под силу ни мне, ни вам. Я лишь полагаю, что порядочная женщина может, не нарушая приличий, позволить себе легкое кокетство, без последствий, это даже входит в число ее светских обязанностей, и…

— Вы думаете?

— Разве мы не должны стараться, сударыня, быть приятными друг другу?.. Позвольте высморкаться. Уверяю вас, сударыня, что он рассматривал вас в лорнет более лестным взглядом, чем меня. Но я ему прощаю, что он чтит красоту больше, чем старость.

— Все ясно, — говорил председатель своим грубым голосом. — Господин Гранде из Парижа послал своего сына в Сомюр с целями в высшей степени матримониальными.

— Но тогда кузен не ворвался бы нежданно-негаданно, — ответил нотариус.

— Это ничего не значит, — заметил де Грассен, — наш старик себе на уме.

— Де Грассен, друг мой, я этого молодого человека пригласила к нам пообедать. Тебе надо сходить и просить к нам господина и госпожу Ларсоньер и господ дю Отуа, с красавицей дочкой, разумеется. Только бы в этот день она получше оделась! Мамаша из ревности наряжает ее так скверно. Я надеюсь, господа, что и вы окажете нам честь посетить нас? — прибавила она, останавливая шествие, — чтобы повернуться к обоим Крюшо.

— Вот вы и дома, сударыня, — сказал нотариус.

Раскланявшись с тремя Грассенами, трое Крюшо отправились домой и, пустив в ход тот гений анализа, которым обладают провинциалы, со всех сторон обсудили великое событие этого вечера, совершенно менявшее позиции крюшотинцев и грассенистов по отношению друг к другу. Поразительный здравый смысл, неизменно управлявший действиями этих великих дипломатов, заставил их всех почувствовать необходимость временного союза против общего неприятеля. Не должны ли они совместными усилиями помешать Евгении влюбиться в своего кузена, а Шарлю — помышлять о своей кузине? Разве сможет парижанин противостоять коварным наветам, слащавой клевете, хвалебному злоречию, простодушным уверениям, которые настойчиво будут виться вокруг него, облепят его, как пчелы облепляют воском несчастную улитку, попавшую в их улей.

Когда родственники остались в зале одни, г-н Гранде сказал племяннику:

— Пора спать. Сейчас поздно разговаривать о делах, которые привели вас сюда. Завтра найдем подходящую минуту. Мы тут завтракаем в восемь часов. В полдень закусываем — немного фруктов, кусочек хлебца — и выпиваем стакан белого вина, а обедаем, как и парижане, в пять часов. Вот наш распорядок. Если тебе хочется посмотреть город и окрестности, ты свободен, как ветер. Только уж извини, дела не всегда мне позволят сопутствовать тебе. Ты, пожалуй, услышишь в городе разговоры о моем богатстве: «Господин Гранде — здесь, господин Гранде — там». Пусть говорят: их болтовня моему кредиту не повредит. Но у меня нет ни гроша, и я в мои годы работаю, как мальчишка-подмастерье, у которого только и есть, что плохой рубанок да пара здоровых рук. Вот, может быть, скоро по себе увидишь, чего стоит каждый грош, когда он потом достается… Эй, Нанета, свечу!

— Надеюсь, дорогой племянник, что там найдется все, что вам понадобится, — сказала г-жа Гранде. — А если чего недостанет, кликните Нанету.

— Дорогая тетушка, не беспокойтесь. Я как будто захватил все, что мне нужно. Позвольте пожелать спокойной ночи вам и кузине.

Шарль взял из рук Нанеты зажженную свечу, свечу анжуйскую, густо-желтого цвета, залежавшуюся в лавочке и столь похожую на сальную, что г-н Гранде, неспособный заподозрить существование восковых свечей в его доме, даже не заметил этого великолепия.

— Я вас провожу, — сказал старик.

Вместо того чтобы выйти из зала в дверь под аркой ворот, Гранде проделал церемониальный путь коридором, отделявшим зал от кухни. Со стороны наружной лестницы коридор закрывала дверь с большим овальным стеклом, снабженная пружиной, чтобы не давать доступа холоду, тянувшему со двора. Однако зимой ветер прорывался в коридор очень резко, и, несмотря на прокладку под дверью зала, тепло там с трудом поддерживалось в надлежащей мере. Нанета пошла заложить на засов наружную дверь, заперла зал, затем спустила в конюшне волкодава, лаявшего так хрипло, как будто у него был ларингит. Этот пес, знаменитый своей свирепостью, признавал только Нанету. Два деревенских существа понимали друг друга.