Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932) - Петров Евгений Петрович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— Здравствуйте, Пернатова, — робко сказал Журочка, подходя к Кате в университетском коридоре.
— Здравствуйте, Журочка. Что это вас так давно не видно? И бледный вы какой-то, будто всю ночь не спали… Ах… каким он франтом! Смотрите, смотрите… Галстук надел!.. Пойдемте гулять… Сегодня солнце… Дивная погода… Чудесно!..
Пошли. Катя взяла медика под руку.
«Нужно действовать», — думал Журочка, ступая прямо в весенние лужи.
— Что это вы молчаливый такой сегодня? — спросила Катя, когда они уселись на бульварную скамью. — Скажите же что-нибудь.
— Здоровье — это могучий фактор… — промолвил Журочка, подумав.
— Да? — рассеянно сказала Катя. — Это интересно. Смотрите, какие смешные тени от деревьев. Совсем кругленькие.
— Дерево, как и человек, нуждается в заботе. Дерево, например, поливают водой, и человек тоже… должен каждый день обливаться… Это укрепляет мышцы и нервную систему…
— Неужели укрепляет?.. Это интересно… Вы знаете, Журочка, как странно… Вы мне эту ночь снились… Будто бы вы женились на Зинке Татарчук…
— Брак без гигиены немыслим… Здоровье брачущихся — могучий фактор.
Катя слегка отодвинулась от медика и с возмущением посмотрела на его красные уши.
— Вы твердо уверены, что здоровье могучий фактор?
— Да.
— С чем вас и поздравляю. Ну, до свиданья. Не провожайте меня.
— Не клюет! — грустно сообщил Журочка.
— Да, уж у такого дурака, как ты, клюнет — держи карман! — сказал Дедушкин.
— И говорить не хочет. Ушла, не провожайте, говорит…
— А ты о чем с ней говорил?
— О гигиене брака.
— Здравствуйте! Ты бы еще поговорил с ней о двенадцатиперстной кишке… Так знай же, дурак, что не далее как вчера я лично присутствовал при споре, когда Пернатова с пеной у рта говорила о естественном подборе и браке ради потомства.
— Ну?
— Вот тебе и ну…
Был прелестный вечерний час, когда заря еще не погасла, а молочные звезды уже проявлялись на бледном небе. Огромная апельсинная луна медленно и нахально выползала из-за деревьев. В уединенной аллее сада было тихо.
— Люди должны думать о своем потомстве, — хрипло говорил Журочка, — потому что потомство — это…
— Могучий фактор? — грустно спросила Катя.
— Да, именно могучий фактор. На основе естественного подбора мы в общем и целом можем обновить человечество. Был, например, такой случай, когда одна всемирная красавица предложила старому писателю Шоу вступить с ней в брак. «Я красива, — сказала она ему, — а вы умны. У нас должно быть отличное потомство»…
— А вам известно, что ответил писатель красавице? — желчно спросила Катя.
— Н-н-нет, а что?
— Он ответил так: «Я боюсь, — сказал он, — что наши потомки наследуют мою красоту и ваш ум». Хороший вечерок сегодня выдался. Не правда ли? Я сегодня здорово повеселилась. До свиданья, Журочка. Кланяйтесь всемирной красавице. Быть может, она найдет в вас подходящего мужа.
Катя быстро смахнула слезинку с бледной щеки и исчезла за поворотом аллеи.
— Не понимаю, чего ей еще нужно? — горестно воскликнул Журочка, сжимая руками голову. — Уж, кажется, целую лекцию ей прочел. Ни разу не запнулся. А она… это самое… «Кланяйтесь, говорит, всемирной красавице…» А сама… плачет.
— С таким дураком, как ты, поплачешь, — сказал Дедушкин, зевая, — знаешь ли, дурья голова, почему она плакала? Плакала она, брат, потому, что сегодня я заметил у нее книжку Коллонтай «Любовь пчел трудовых», а ты ей всякую чепуху порол об обновлении потомства…
— Как? Ты сам видел? Читала?
Лопни мои глаза.
— Тогда прощай, Дедушкин. Побегу в библиотеку…
Лодка тихо скользнула от берега и закачалась в лунной ряби. Катя села у руля. Журочка взялся за весла. Некоторое время ехали молча. Медик проглотил слюну и сказал:
— Что такое брак? Брак это есть отрыжка старого быта. Человечеству грозит опасность задохнуться в тяжелой атмосфере семейного очага. Любовь, связанная узами загса…
— Причаливайте! — сухо приказала Катя. — Мне пора домой.
— Нужно срывать цветы, — бормотал Журочка, послушно гребя к берегу, — долой… это самое… цепи, которые…
— Прощайте, Журочка, — твердо сказала Катя, — и, пожалуйста, никогда не зовите меня с собой гулять. Не пойду. Идите домой и займитесь вопросами брака среди туземцев Австралии и Океании. Почерпнутые сведения сообщите мне письменно с указанием источников, ха-ха-ха…
И Катя убежала, почему-то закрывая лицо платком.
— Н-ничего не понимаю… — прошептал Журочка, растерянно оглядываясь по сторонам.
И Журочка увидел… Что он увидел — описывать нечего, ибо это было описано миллионы раз. Журочка увидел перспективу сияющего многоточья ночных фонарей на реке. Увидел небо. Увидел луну и звезды. Журочка в первый раз в жизни увидел весну. И Журочка понял все.
— Черт возьми! — воскликнул он, бросаясь догонять Катю. — Еще не все потеряно!
— Пернатова, — пробормотал он, задыхаясь, — слушайте, Пернатова… Я… это самое… долой гигиену… К черту естественный подбор… Я… плевать хотел на это — как его… цепи очага… Я… Пернатова, я вас люблю, Пернатова!.. Хотите ли вы на мне жениться?.. И потом я хочу вас поцеловать… Можно?
Так они и сделали. Поцеловались.
1927
Весельчак
Почему, вспоминая о нем, я чувствую, как горло пересыхает о г злости, по животу пробегают холодные противные мурашки и появляется одно неистовое, жгучее, безудержное желание — бить.
Ведь он не сделал мне ничего дурного. А вот подите!..
— Ваш папа случайно не был стекольщиком? — раздался сзади меня тусклый голос.
Я оторвал взгляд от уличной сценки, которую с интересом наблюдал, и оглянулся. За мной стоял рыжеусый человек с оловянными глазами, в драповом пальто, каракулевой шляпе с лентой и больших хозяйственных калошах.
— Нет, — сказал я, — мой папа не был стекольщиком, но я тем не менее не люблю дурацких затасканных как мир острот. Если я вам мешаю, так и скажите: «Вы, мол, мне мешаете смотреть, отойдите».
— Не всякая пустота прозрачна! — сказал рыжеусый.
И вдруг его усы задергались, оловяшки сделались совершенно круглыми, рот раскрылся, и рыжеусый затрясся от еле сдерживаемого смеха.
— Знаете ли вы, — промолвил я с досадой, — что этой остротой последовательно пользовались все пошляки, начиная с царя Гороха. И я не привык…
— Не беда, — возразил рыжеусый, — потерпите сорок лет, а там привыкнете.
Я с отвращением отвернулся.
Через несколько дней, когда я сидел у знакомых и пил чай, в комнату вошел человек, в котором я без труда узнал рыжеусого.
— А, — воскликнул хозяин, — здравствуй, Никанор.
— Наше вам с кисточкой! — сказал рыжеусый, расшаркиваясь.
— Познакомьтесь. Это мой старый друг, Никанор Павлович.
— Очень приятно, — любезно улыбнулся я, — мы, кажется, однажды встречались.
— Гора с горой, как говорится, не сходится, — сказал Никанор, — а человек с человеком… хе-хе…
— Хочешь чаю, Никанор? — предложил хозяин.
— Нет, спасибо, я уже отчаялся.
— Он у нас первый весельчак, — нервно сказал хозяин, похлопывая Никанора по плечу. — Зубастый. Так и режет.
— Ну уж и весельчак, — потупился Никанор, — так. Середка на половинку.
— Ну, Никанор, ты все-таки выпей чаю. Ведь ты любишь. Вприкуску.
— Вприглядку, — сказал Никанор вяло.
— Ну так выпей рюмочку вина.
— Бувайте здоровеньки, как говорят хохлы.
Никанор налил стаканчик, щелкнул языком и выпил.
— Дай боже, чтоб завтра тоже! — сказал он, вытирая усы.
