Разговор по душе - Горький Максим (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗

Разговор по душе

История мало вероятная, но вполне возможная

На одном берегу реки – реки Времени, милостивые государи и государыни, – стояла в величественной позе Добродетель, а по другому – нервно расхаживал Порок.

Добродетель, точно статуя из самого твёрдого мрамора, была холодна и солидна, а Порок – так низок и настолько пропитан ядом всяческой гнусности, что мухи, укусив его, тотчас же умирали, отравленные.

Добродетель стояла и погружалась в кисель самоуслаждения, а Порок ходил взад и вперёд по берегу и размышлял о лучших способах учинения поступков, кои бы поддержали его реноме.

И в общем всё обстояло благополучно.

Перед ними протекала река Времени, и в мутных волнах её барахтались и дрыгались объекты, на которые направлялись деятельность Порока и взоры Добродетели. На поверхности волн бесчинствовали поклонники Порока, под ними захлёбывались любители Добродетели, а между ними иногда мелькали объекты, ещё не успевшие приобрести себе каких-либо взглядов и убеждений и только широко таращившие глаза и разевавшие рты, оглушённые шумом и полные желания скорее к чему-нибудь приспособиться.

Порок действовал, а Добродетель созерцала и, вслух сочувствуя погибавшим в когтях Порока, втихомолку искренно и безжалостно презирала их:

«Ах, как они пошлы! Фу, как они слабы!.. Не могут противиться Пороку! Пороку, – фи!»

И она незаметно делала презрительную гримасу.

А Порок расхаживал и распевал:

Он пел, и его слушали. Добродетель негодовала и разражалась сразу двумя тысячами стихотворений всех размеров и родов, в коих воспевалась близость её торжества и угрожалось Пороку окончательным поражением. Были стихи иронические, безграмотные, саркастические, этические, лирические, звучные, длинные, короткие… Но Порок хоть бы поперхнулся и мало того, что в свободное от непосредственных и специальных занятий время с удовольствием читал все эти стихи, но ещё сам критику на них писал, в коей сообразно с настроением изрыгал хулу или расползался в похвалах и неизменно замечал, что чистой эстетики побольше бы надо подпускать, тогда бы, дескать, сильнее вышло.

Видя, что стихи не берут, Добродетель пускала в дело прозу и в толстущих книжищах снова доказывала, как дважды два четыре, несокрушимо верно близость и необходимость своей победы над ним, гнусным Пороком.

А он – ничего, и книги читал; конечно, те, которые менее скучно были написаны, и, читая, очень одобрял.

– Ничего, – говорит, – написано веско и убедительно, кое-что можно и мне к сведению принять! – И принимал, чёрт его возьми! Книга-то вся – все восемь тысяч страниц – против него написана, а он – глядь! – из неё новый план действий извлёк и таким образом ещё пополнил инвентарь ухищрений, направляемых им на пагубу человеческих душ.

Итак, – вот как обстояли дела вплоть до того события, о котором я, – с искренним почтением ко всему, что такового достойно, – буду иметь честь ниже рассказать вам, милостивые государи и государыни!..

Однажды он, то есть Порок, занимаясь своим делом и напевая любимую свою песню, действовал в отведённом ему судьбою месте.

Одетый по последней парижской моде, с букетом камелий в руке, он был приличен, но, конечно, всё-таки был гадок, а она, то есть Добродетель, была суха и величественна в своей римской тоге, немного уже ветхой.

Ей вообще невесело живётся, но в этот день ей было скучно более, чем когда-либо.

Её адепты всюду терпели горестные поражения; те же, которые умели и успели избежать таковых, благородно ретировались с поля битвы, шалаберничали и ныли, не имея возможности сделать что-либо иное по причине отсутствия в них живой души. И вот, обуреваемая грустными соображениями о тщете своей борьбы с Пороком, Добродетель вслушивалась в звуки гимна своему сопернику и грустно глядела на его изящно-пошлую и нагло-красивую фигуру.

Но вдруг она ощутила в себе зарождение некоторой новой мысли, мысли странной, несообразной с её достоинством, не гармонировавшей с её деятельностью, даже противной её сущности и формулированной ею, наконец, так: «А не поговорить ли мне с ним по душе? Ведь, в сущности, я никогда не говорила с ним по душе-то. И может быть… кто скажет, что может быть?.. Я заговорю с ним… да, я заговорю!.. Скажут, что это постыдно для меня… Но боже мой!.. Разве впервые услышу я обвинение в неустойчивости и слабодушии?..»

– Милостивый государь! – крикнула она на тот берег. – Послушайте!..

Милостивый государь только что выпил бокал шампанского за своё здоровье и намеревался выпить ещё бокал.

– Сударыня! – галантно раскланялся он. – Чем могу служить?..

– Я бы хотела… то есть нет!.. Вернее сказать, я хотела бы…

– Бокал шампанского, сударыня?..

– Милостивый государь!.. прошу вас не оскорблять меня такими подозрениями! – гордо подняв голову, заявила Добродетель.

– Сударыня!.. Извините!.. Ваше прославленное великодушие позволяет мне надеяться, что вы мне извините?.. Но, право, я предложил вам бокал с таким же уважением, с каковым имею честь предложить вам теперь целую бутылку.

– Я не пью, милостивый государь… Разве вы не знаете, что я не пью?.. – строго сказала Добродетель.

– Знаю, ах, знаю!.. И искренно сожалею об этом, сударыня, ибо вы лишаете себя одного из высоких наслаждений. И удивляюсь вам, ибо, имея дело с людьми, нельзя не напиваться вдребезги – так тошно и тяжко общение с ними!

– Позвольте! Я хочу говорить с вами серьёзно, я хочу говорить с вами, как с силой, которая…

– Всегда к вашим услугам, сударыня! всегда к вашим услугам…

– Не перебивайте!.. Которая – имеет в жизни почти такое же значение, как и я, и которая борется со мной. Но почему?.. Вот этот вопрос я хотела бы беспристрастно и всесторонне обсудить с вами и, обсудив, может быть, придти к какому-либо соглашению…

– Сударыня!.. Клянусь торжественно моим торжеством, которое, в скобках сказать, порядочно-таки надоело мне, вам пришла в голову идеально добродетельная мысль. Ф-фу!..

Как бы это славно устроить маленькие каникулы! Века твёрдо стоим мы с вами на своих берегах и никогда не воспользовались минутой отдыха… Всё борьба, борьба… да из-за чего же, смею спросить?!.

– Позвольте, отнеситесь серьёзно к тому, что я нашла нужным сказать вам!

– строго заметила Добродетель.

Но Порок вдруг вскипел – с ним произошло что-то странное, и он очень гордо и веско заговорил:

– Нет-с, позвольте! я хочу высказаться, чёрт побери!..

– Милостивый государь! Вы ругаетесь… – укоризненно сказала Добродетель.

– Да, я ругаюсь! Я – будь я проклят, ругаюсь, я хочу и буду ругаться!..

И я хочу высказаться!.. Я имею право высказаться… Я возмущён, я оскорблён, я, наконец, требую внимания к себе! Предполагается, может быть, что я не чувствую оскорблений?.. О!.. я…

– Позвольте, милый мой Порок, – что вы хотите сказать всеми этими воплями и восклицаниями?.. Уверяю вас, – ничего нового для меня вы не скажете. Как и вы, я исполнена горечи, как и на вас, на меня клевещут, как и вас, меня оскорбляют и унижают…