Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Вскоре вернулся хозяин почтовой станции и принес Деревянную табличку, на которой стояло его имя — Азеллион. Он разделил ее пополам и одну половинку, на которой было написано: «лион», отдал апулийцу.
— Эта половинка таблички поможет тебе; при ее предъявлении хозяевам других почтовых станций они будут тебе оказывать всевозможные услуги, дадут лучших лошадей и прочее, как это всегда бывало со всеми, у кого была такая половинка моей гостевой таблички. Я помню, как семь лет назад здесь проезжал Корнелий Хрисогон, отпущенник знаменитого Суллы…
— От всей души благодарю тебя, — сказал апулиец, прерывая Азеллиона, — за твою любезность и будь уверен, что, несмотря на твою беспрерывную болтовню, Порций Мутилий, гражданин Гнатии, не забудет твоей доброты и сохранит к тебе чувство искренней дружбы.
— Порций Мутилий!.. — повторил Азеллион. — Хорошо… Чтобы не забыть твоего имени, я запишу его в дневник моих воспоминаний, написанный на папирусе… ведь здесь ежедневно проезжает столько народу… столько разных имен, столько дел… нетрудно и…
Он ушел, но вскоре снова вернулся, чтобы проводить в конюшни Порция Мутилия, который должен был там выбрать лошадь.
В эту минуту прибыл еще один путешественник; по его одежде видно было, что он чей-то слуга; он сам отвел свою лошадь на конюшню, где в это время находился Порций Мутилий, наблюдавший за тем, как конюх седлал выбранного им коня. Только что прибывший слуга обратился с обычным приветствием «привет тебе» к Порцию и Азеллиону, и сам поставил своего коня у одного из отделений мраморных яслей, расположенных вдоль стены конюшни, снял с него уздечку и сбрую и положил перед ним мешок с овсом.
В то время как слуга был занят всеми этими хлопотами, в конюшне появился отпущенник Манлия Империозы; он пришел посмотреть свою лошадь, стал ласкать ее, и, незаметно для Порция Мутилия и Азеллиона, обменялся быстрым взглядом с вновь прибывшим слугой.
Последний, закончив уход за своей лошадью, направился к выходу и, проходя мимо отпущенника, сделав вид, будто только что заметил и узнал его, воскликнул:
— Клянусь Кастором!.. Лафрений!..
— Кто это? — спросил тот, быстро обернувшись. — Кребрик?.. Какими судьбами?.. Откуда едешь?
— А ты куда?.. Я еду из Рима в Брундизий.
— А я из Брундизия в Рим.
Эта встреча и восклицания привлекли внимание Порция Мутилия, и он стал незаметно наблюдать за слугой и отпущенником. Однако те заметили, что Мутилий украдкой поглядывает на них и прислушивается к их разговорам. Они стали говорить вполголоса и вскоре разошлись, пожав друг другу руку и что-то шепнув один другому, но недостаточно тихо, так что Порций, сделав вид, будто собирается уходить, приблизился к ним, как бы не обращая на них никакого внимания, и услышал следующее:
— У колодца!
Слуга вышел из конюшни, а отпущенник продолжал ласкать свою лошадь. Вышел и Порций, тихонько напевая песенку гладиаторов:
Этот кот, весьма ученый,
Хитрый, жизнью умудренный…
Мигом мышь поймал за хвост.
Вольноотпущенник Лафрений тоже напевал какую-то песенку, но на греческом языке. Как только Порций Мутилий вышел из конюшни, он сказал Азеллиону:
— Подожди меня здесь минутку… я скоро вернусь.
И, обойдя дом хозяина станции, он очутился во дворе. Там действительно оказался колодец, из которого брали воду для поливки огорода; за круглой его стеной спрятался Порций, как раз с той стороны, которая выходила на огород.
Он не пробыл там и трех минут, как вдруг услышал шаги человека, приближавшегося с правой стороны дома; почти одновременно кто-то шел и с левой стороны.
— Итак? — спросил Лафрений. (Порций сразу узнал его голос.) — Мне стало известно, что мой брат Марбик, — быстро и тихо проговорил другой (Порций догадался, что говорил слуга), — ушел в лагерь наших братьев; я убежал от своего хозяина и направляюсь туда же.
— А я, — тихо сказал Лафрений, — под предлогом, что еду в Рим сообщить Титу Империозе о бегстве его рабов, на самом деле еду за своим любимым сыном Гнацием: я не хочу оставлять его в руках угнетателей; а потом вместе с ним я также отправлюсь в лагерь нашего доблестного вождя.
— Будь осторожен, нас могут заметить; этот апулиец посматривал на нас так подозрительно…
— Да, я боюсь, что он за нами наблюдает.
— Привет, желаю тебе счастья!
— Верность!
— И победа!
Порций Мутилий услышал, как слуга и отпущенник быстро удалились.
Тогда он вышел из своего укрытия и удивленно огляделся вокруг; ему казалось, что это был сон; он сам себя спросил, была ли это та великая тайна, которую он собирался раскрыть, были ли это враги, которых он хотел захватить врасплох. И, думая о происшедшем, он покачивал головой и улыбался; затем он снова стал прощаться с Азеллионом; хозяин без конца кланялся Порцию, желая ему счастливого пути и скорого возвращения и обещал к тому времени приготовь великолепное массикское вино, которое затмит нектар Юпитера. Когда же Порций вскочил на коня и, пришпорив его, поскакал, направляясь к Барию, Азеллион пробежал за ним десять — двенадцать шагов и все кричал:
— Доброго пути! Пусть боги сопутствуют вам и хранят вас!.. Ах, как чудесно он скачет!.. Как великолепно он выглядит на моем Артаксерксе! Отличный конь, мой Артаксеркс!.. Прощай, прощай, Порций Мутилий!.. Что и. говорить!.. Я полюбил его… и мне жаль, что он уезжает…
В эту минуту он потерял из виду своего гостя, исчезнувшего за поворотом дороги недалеко от станции.
Опечаленный Азеллион отправился домой, рассуждая про себя:
«Бесполезно… таков уж я… чересчур добрый».
И он тыльной стороной руки отер слезу, катившуюся по щеке.
А Порций Мутилий, в котором читатели, конечно, уже узнали свободнорожденного начальника легиона Рутилия, посланного в Рим гонцом от Спартака к Катилине, все время ехал рысью, размышляя о странном происшествии, и спустя час после наступления сумерек добрался до Бария, но даже не заехал туда, а остановился в трактире на дороге в Гнатию. Там он велел отвести на конюшню Артаксеркса, который действительно оказался резвым и сильным конем, а затем нашел для себя постель, чтобы отдохнуть до рассвета.
На следующий день, еще до восхода солнца, Рутилий уже мчался по дороге Гнатия, которая вела к Бутунту; на эту станцию он прибыл пополудни, поменял Артаксеркса на вороную кобылу с кличкой Аганиппа и, немного подкрепившись, поскакал в Канузий.
Под вечер, на полпути между Бутунтом и Канузием, Рутилий заметил впереди столб пыли: очевидно, ехал какой-нибудь всадник. Осторожный и предусмотрительный Рутилий пришпорил свою Аганиппу и вскоре догнал ехавшего впереди всадника. Это был не кто иной, как вольноотпущенник Лафрений, которого он встретил на станции Азеллиона, близ Бария.
— Привет! — произнес отпущенник, даже не повернув головы, чтобы посмотреть, кто его обгоняет.
— Привет тебе, Лафрений Империоза! — ответил Рутилий.
— Кто это? — с удивлением спросил тот, быстро обернувшись.
Узнав Рутилия, он произнес, облегченно вздохнув:
— А, это ты, уважаемый гражданин!.. Да сопутствуют тебе боги!
Благородный и великодушный Рутилий был растроган, узнав бедного отпущенника, ехавшего в Рим, чтобы похитить своего сына и затем отправиться вместе с ним в лагерь гладиаторов. Он молча смотрел на него. Ему захотелось подшутить над отпущенником, и он сказал ему строгим голосом:
— Так ты едешь в Рим, чтобы украсть своего сына из дома твоих хозяев и благодетелей, а потом убежишь вместе с ним в лагерь низкого и подлого Спартака!
— Я? Что ты говоришь?.. — пробормотал Лафрений в смущении; лицо его страшно побледнело, или это только показалось Рутилию.
— Я все слышал вчера, потому что стоял позади колодца на станции Азеллиона; мне все известно, коварный и неблагодарный слуга… как только мы приедем, в первом же городе я прикажу арестовать тебя, и ты должен будешь перед претором, под пыткой признаться в измене.
Лафрений остановил коня; Рутилий также.
