Шелихов. Русская Америка - Федоров Юрий Иванович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Я полагаю, — с любезной улыбкой сказал граф, — что в нашем разговоре прежде всего следует обратиться к наследию великого императора Петра Первого.
Безбородко с пониманием взглянул на Воронцова. И тот и другой знали, что императрица, прежде чем принять решение, осведомлялась: нет ли по этому вопросу высказываний или документов Петровых. И то, что на стол, прежде чем начать игру при дворе, будет положена карта петровская, заранее обещало выигрыш.
— Я слушаю, — сказал Безбородко, — я всё время внимательно слушаю. — Он поправил кружевной манжет и выпрямился в кресле.
— Мой любезный помощник, небезызвестный Фёдор Фёдорович Рябов, — вновь начал граф, — снабдил меня петровским указом. — Воронцов поднял взгляд на Безбородко: — Я позволю зачитать некоторые выдержки из него.
— Да, да, конечно, граф.
Воронцов, развернув хрустевшие в пальцах листочки, сказал:
— Вот что было начертано великою рукой. — И после некоторой паузы прочёл: — «Торговые или купеческие компании превеликою бывают пользою, как для самой коммерции, так и для тех государств, где оные учреждены на прочном основании и с добрым рассмотрением».
И вероятно, дабы подчеркнуть и выделить последующие слова, президент Коммерц-коллегии вновь сделал короткую паузу.
— Далее, — сказал он, — великий император писал... — Воронцов обратился к сжимаемым в пальцах листкам: — «Сии компании содержат крепости, войска... и тем умножают силу, славу, знатность отечества, следовательно и великие уже оному оказывают услуги. Всемерно надобно, чтоб получаемые ими прибыли разливались на всю нацию, когда оная вспомоществует им знатными денежными суммами. Наконец дальность путешествий, превеликие труды и опасности и большие ещё иждивения сделали компании необходимыми».
Воронцов сложил листки.
Малороссийские глаза Безбородко были задумчивы. Но постепенно дымка рассеялась, и он сказал:
— Любезный Александр Романович, хочу заметить, что денежное воспомоществование столь доблестно осваивающей новые земли в восточном океане Северо-Восточной компании оказано. — Он замолчал.
— Это так, — тут же возразил Воронцов, — но воспомоществование это ничтожно. Что же касаемо помощи воинскими людьми и людьми, знающими ремесла, в этом ей вовсе отказано.
Президент Коммерц-коллегии доверительно приблизил лицо к личному секретарю императрицы:
— При дворе ходят слухи о готовящейся экспедиции в Японию.
При этих словах Александр Романович не только не позволил себе улыбнуться, но, напротив, плотнее сжал губы, так как прекрасно понимал, что всеведущий царедворец Безбородко, без сомнения, знает, кто вдохновитель возникших при дворе разговоров.
— Я надеюсь, вы разделите точку зрения, насколько важным стало бы, чтобы слухи эти вылились в официальное решение правительства о необходимости такой экспедиции.
В великолепных апартаментах, которые занимал секретарь императрицы в Зимнем дворце, повисло молчание. Оба сидящие за столом знали, сколько сил следует положить и чем можно рисковать, только подвигая общее мнение к правительственному акту. Экая махина — Россия, и двинуть её в ту или иную сторону стоило многого. В этом разе и голове можно было на плечах не удержаться. Примеров тому в истории было множество. Да ещё и какие головы слетали.
Прежде чем ответить, секретарь императрицы прочистил горло. Но Воронцов, не дав ему сказать, продолжил:
— Я к тому напомнил об указе Петровом, что, ежели мы достигнем успеха в организации экспедиции в Японию, было бы прямым долгом нашим в состав её включить и людей Северо-Восточной компании. Рядом с дипломатом пойдёт купец, и то послужит добру и делу укрепления российской коммерции, и пользу принесёт Северо-Восточной компании, лишённой, вопреки советам мудрого Петра, помощи воинским и работным народом.
Вот теперь было сказано почти всё, о чём хотел поставить в известность секретаря императрицы президент Коммерц-коллегии. Осталось за разговором лишь то, что помощник президента уже сообщил иркутскому губернатору, генералу Пилю, мнение о необходимости использовать Северо-Восточную компанию в предполагаемой экспедиции. А тот в свою очередь имел разговор об этом предмете с Голиковым — основным её пайщиком.
Сидящие друг против друга в креслах два человека были совершенно противоположны по характеру.
Воронцов — дипломат, умел проследить острым умом течение государских дел значительно дальше других и разгадать, сообразуясь с пользой или вредом для России, последствия сегодня совершенного шага в годах. Но мысли Воронцова всегда были холодны и чувства никогда не стояли на пути между его «я» и истиной, которую он отстаивал.
Безбородко знал пружины управления империей и обладал даром государственного осмысливания каждого отдельно совершенного деяния ничуть не меньше, чем граф Воронцов. Однако при всём том он был натурой прежде всего чувствующей и во многом стихийной. В его жилах текла густая малороссийская кровь, которая ещё помнила чёрное украинское небо с полыхающими в нём кострами звёзд, бесконечные, теряющиеся в степи шляхи, бешеный гон коней и всю ту жизнь, ещё не устоявшуюся, находящуюся в вечном движении, в столкновениях, в борениях, какой она была на окраинных российских землях в совсем недавнем прошлом. О его похождениях знал весь Питербурх. Он мог ночами пить и играть в карты, несмотря на высокий чин гофмейстера двора. Однако неизменно Безбородко по утрам возвращался к своим многотрудным делам, и решения его были чётки.
Воронцов ждал ответа. Своим холодным умом он рассчитал, что без изворотливости и напора секретаря императрицы не добьётся разрешения задуманного дела. Но Безбородко не торопился с ответом. Его глаза скользнули по лицу Александра Романовича и задержались на летящих за окном облаках.
Питербурхский день — как это часто бывает в столице, — проснувшийся серым и хмурым, неожиданно разветрился, просветлел, и сейчас над главным городом империи распахнулось пронзительной высоты небо с живыми, стремительно летящими облаками, которые только подчёркивали его неохватность и высоту.
Проследив направление взгляда Безбородко, президент Коммерц-коллегии менее всего предположил, что секретаря императрицы занимает вопрос изменчивости питербурхской погоды. Он был уверен, что Безбородко сейчас взвешивает на весах бесшабашной, но такой многодумной головы все «за» и «против» выслушанного предложения. С уверенностью можно было сказать, что мысленно секретарь императрицы сей миг побывал во многих кабинетах высокопоставленных чинов империи, в Сенате, наверняка не раз вгляделся в лицо вершительницы судеб России. И Воронцов его не торопил. «За» и «против» было немало. Но не пересуды, размолвки, недоразумения и разноречия, пускай даже дворцовые и министерские, занимали секретаря императрицы. Он был великолепный знаток изменчивости дворцовых настроений, непостоянства стремлений, зыбкости позиций и более чем кто-либо другой умел направить общее настроение в нужное ему русло. Мысли его шли значительно дальше. Надо было решить будущее восточной торговли империи.
Традиционно российская коммерция на востоке ориентировалась на Китай. Отсюда приходили многие необходимые России товары. Новая торговая дорога в Японию не должна была затруднить этот путь, но, напротив, помочь его расширению. Помочь ли? И наконец секретарь императрицы решил, что да, это будет именно так, ежели эти дороги не перекрестятся, но пролягут, дополняя одна другую.
Однако, обращаясь к единой правде, следует отметить, что на принятие секретарём императрицы решения повлияли не только соображения государские, но и доброе расположение духа. К тому же в столь хорошо начавшийся день он не хотел огорчать отказом приятного ему графа Воронцова.
Безбородко отвёл взгляд от, казалось, столь увлёкших его облаков за окном и сказал президенту Коммерц-коллегии:
— Я поддержу ваши начинания.
Воронцов молча склонил голову.
Странные, однако, метаморфозы случаются в делах государственных. Но вот, казалось бы, какой путь, далёкий от славных живописных итальянских мастеров до российских первопроходцев и торговли российской же на землях восточных? Ан итальянские шедевры счастливой картой стали в их судьбе. А впрочем: сегодня карта легла на стол и её козырь не побил, а завтра что? Её величество императрица Екатерина любила в долгие питербурхские вечера на зелёном сукне разбросить картишки. «Сие, — говорила она, — развлекает отменно». И её придворные к игре этой были весьма привержены.
