Чингиз-Хан - Ян Василий Григорьевич (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

Задумался Чингиз-хан и, опустив голову, долго молчал. Перестали скрипеть тростинки писцов, заносивших в книги слова разговора. Слышно было только потрескивание оплывших восковых свечей. Наконец каган сказал:

– У наших монгольских стариков есть поговорка: "Говорящий правду умирает не от болезни", — кто-нибудь от злобы прикончит правдивого раньше времени... Потому-то все люди стараются нагромоздить горы лжи... А ты, мудрый старик, проехавший десять тысяч ли, чтобы повидать меня, ты один не побоялся сказать правду, что средства стать бессмертным — нет! Ты чистосердечен и прям. Если у тебя есть просьба — говори! Обещаю ее исполнить.

Чан-Чунь соединил ладони и склонился перед каганом.

– У меня просьба только одна, и я приехал через снега, горы и пустыни, чтобы сказать ее тебе, — прекрати свои жестокие войны и повсюду среди народов водвори доброжелательный мир!..

Брови Чингиз-хана переломились, потом сдвинулись. Лицо перекосилось. Задыхаясь, он стал кричать так, что у писцов тростинки запрыгали по бумаге:

– Чтобы всюду водворить мир, нужна война!.. Наши старики в степи не зря учат: "Только когда ты убьешь твоего непримиримого врага, то и вдали и вблизи станет спокойно..." А я не разгромил еще моего старого врага, тангутского царя Бурханя! И вторая половина вселенной еще не под моей пятой... Могу ли я это терпеть? Хотя ты и мудрец, но твоя просьба не деловая! Такими просьбами нас больше не обременяй!

Чингиз-хан приподнялся и, вцепившись в ручки трона, дрожа от ярости, прошипел:

– Разрешаем удалиться!

Зиму этого года Чингиз-хан провел около Самарканда. Он не любил тесноты городов и жил в монгольском лагере.

Сперва выпадало много дождя, так что вся земля пропиталась водой и проезд стал труден. Потом часто шел снег, и настал такой холод, что множество лошадей и волов замерзло и валялось по дорогам.

Мудрец Чан-Чунь жил в бывшем загородном дворце хорезм-шаха "Кек-серай", окруженном садами. Там старец писал стихи. К нему толпой приходили голодные поселяне, у которых монгольские воины отобрали все имущество, скот, жен и детей. Чан-Чунь раздавал пожалованную Чингиз-ханом еду и сам варил для просителей кашу.

Когда Чингиз-хан, желая переменить стоянку лагеря, приказал войску двинуться из Самарканда к реке Сейхун, то, по его повелению, старая царица Хорезма Туркан-Хатун, мать шаха Мухаммеда, весь бывший гарем шаха и другие знатные пленные женщины стояли вдоль пути следования монголов: пока все воины не проехали мимо, они громкими голосами пели, оплакивая гибель государства Хорезма.

В начале года Барана (1223) лагерь Чингиз-хана находился на правом берегу реки Сейхун. Сюда по вызову Чингиз-хана прибыли на курултай его сыновья: Джагатай, Угедэй и Тули, кроме старшего, гордого и непокорного сына Джучи. С сыновьями, ханами и главными военачальниками Чингиз-хан совещался о плане завоевания в течение ближайших тринадцати лет всех западных стран вплоть до Последнего крайнего моря.

Лагерь Чингиз-хана расположен был среди садов, брошенных разбежавшимся населением. Сюда во множестве спускались с ближайших гор кабаны. Чингиз-хан любил охотиться на них, поражая их с коня копьем и стрелами.

Раз он погнался за дикими свиньями, его лошадь споткнулась. Хан упал, а лошадь ускакала. Огромный кабан остановился, наблюдая за неподвижно лежавшим перед ним Чингиз-ханом. Затем он медленно ушел в камыши. Подоспели другие охотники, поймали и привели коня. Каган прекратил охоту и, возвратившись в лагерь, приказал привести китайского мудреца Чан-Чуня, чтобы тот объяснил, не было ли в этом падении Чингиз-хана перед дикой свиньей вмешательства вечного неба? Чан-Чунь сказал:

– Все мы должны оберегать нашу жизнь. У великого кагана лета уже преклонные, и ему надо поменьше охотиться. То, что нечистый кабан не осмелился напасть на лежащего в болоте "потрясателя вселенной", — это знак покровительства неба.

– Мне бросить охоту? Нет, этот совет невыполним! — ответил Чингиз-хан. — Мы, монголы, с малых лет привыкли охотиться и стрелять с коня, и даже старики не могут оставить эту привычку... Впрочем, слова твои я сохраню в моем сердце.

Чингиз-хан, желая наградить Чан-Чуня, повелел пригнать стадо молочных коров и табун отборных лошадей, но мудрец этого подарка не принял, ответив, что может вернуться обратно в свои китайские горы в обыкновенной почтовой повозке. Затем мудрец после прощального представления кагану отправился в обратный путь в сопровождении своих двадцати учеников и отряда воинов. Множество приближенных Чингиз-хана провожали старого даоса с кувшинами вина и корзинами редких плодов. При расставании многие утирали слезы.

В год Обезьяны (1224) Чингиз-хан повел свое войско обратно в монгольские степи.

Как старый тигр, сожравший корову, медленно возвращается в густые камыши, в свое логовище, волоча отвисшее брюхо, так медленно подвигалось войско Чингиз-хана, обремененное огромной добычей. Каждый воин имел по нескольку вьючных лошадей, верблюдов и быков. Вместе с воинами следовали и стада баранов, и скрипучие двухколесные повозки, нагруженные одеждами, коврами, оружием, медной посудой и прочими награбленными у мусульман вещами. Тут же и на конях, и на верблюдах, и на повозках ехали монгольские и разноплеменные женщины и дети, и длинными, бесконечными вереницами шагали пленные — истощенные, оборванные и босые.

Все это шествие подвигалось не торопясь, делая остановки в местах с удобными пастбищами, так что войско провело в дороге и лето и зиму, оставляя длинный след в виде павших ободранных коней и быков и трупов пленных, не выдержавших трудностей пути через безводные щебнистые равнины Центральной Азии.

Весною Чингиз-хан прибыл к своим кочевьям на реке Керулене и приказал поставить каганский желтый шатер в становище Буки-Сучегу. Здесь он созвал совещание всех знатнейших ханов и отличившихся полководцев и устроил никогда еще степью не виданный богатый пир. Через три дня после этого пира умерла молодая жена Чингиз-хана Кулан-Хатун. Молва шептала, что в этой смерти виноваты братья кагана... А истину кто узнает?