Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Впрочем, пожаловаться на дурное обращение шейх не мог. Его хорошо кормили, устраивали на отдых в отдельной просторной палатке, не связывали, во время долгих и опасных переходов по горам охраняли и берегли, как особу царской крови. Ни разу никто не поднял на него руку, и даже жестокий Мирт ограничивался лишь словесными угрозами, когда строптивый пленник вдруг начинал проявлять характер и отказывался ехать дальше или принимать пишу. Убедившись в бесплодности уговоров, шейха сажали в седло насильно и поддерживали с обеих сторон, а кормили, крепко держа за руки и осторожно разжимая челюсти. Правда, однажды, испробовав подобное, Мансур-Халим больше открыто не бунтовал, поняв и признав всю бессмысленность протеста старого слепца против грубой, животной силы.
Так дошли до моря. Не задерживаясь даже на час, Мирт кому-то перепоручил своих людей и вместе с пленником сел на корабль, где Шейха поместили в отдельную каюту. При слепце неотлучно находился один из трех выделенных капитаном матросов. То ли чтобы прислуживать, то ли следить, как бы старик не вздумал броситься в море. Это позабавило Мансур-Халима — при желании он мог в любую минуту покинуть этот мир и никто не сумел бы ему помешать, кроме Аллаха! Ему ли, хранившему в памяти бесчисленное множество секретов врачевания, не знать способов расстаться с жизнью? Но он решил не терять надежды: Али-Реза и русский на свободе! Не может быть, чтобы сын забыл о томящемся в неволе отце, а отважный воин из северной страны не горел желанием отомстить обидчику. Шейх был уверен — он еще обнимет сына и русского. И час, когда это свершится, уже отмечен Аллахом в Книге судеб. Но с каждым днем надежды слабели.
Иногда в каюту заходил Мирт. Мансур-Халим сразу чувствовал его присутствие: от предводителя разбойников исходил некий черный магнетизм, поэтому слепец настораживался, даже еще не слыша его шагов.
— Ты все упрямишься? — по-свойски спрашивал Мирт и, не дождавшись ответа, уходил. Но спустя некоторое время вновь возвращался и часами сидел напротив слепца, роняя редкие фразы. Чего он добивался этим? Или ему, привычному к седлу и пескам, просто нечего делать на корабле, идущем под, всеми парусами в открытом море?
Казалось, Мирт не знал, что такое преграды, и умел повелевать временем. Все штормы прошли мимо его корабля, ни разу не подвел ветер, хотя и при полном штиле можно было двигаться с помощью паровой машины, установленной в трюме. Когда корабль бросил якорь, слепца бережно перенесли в шлюпку и доставили на берег. Услышав арабскую речь, Мансур-Халим,заволновался: неужели он в Аравии? О Аллах! Разве думал шейх так ступить на священную землю? Не как паломник или уважаемый человек, а как пленник вольный лишь в своих мыслях.
Время для невеселых размышлений нашлось — старика посадили на верблюда, и караван отправился в пески. Как недавно люди Мирта неслись, подобно смерчу, по азиатской пустыне, так и здесь, не зная сна и отдыха, шли по барханам, почти не делая привалов: предводитель вольных всадников торопился к ему одному известной цели. Шейх все чаше задумывался: где наступит конец их странствиям и кто такой Мирт? Чего он хочет, старик уже знал, но какие ветры подняли азиатского песчаного волка и погнали его через горы и моря в неведомую даль? Скорее всего имя этому всесильному ветру, заставляющему плыть корабли, идти караваны и одних людей убивать и похищать других, — золото! Слепец горько усмехнулся: вот и он, на старости лет, стал товаром. Какая злая ирония судьбы!
Несколько суток утомительного путешествия через пустыню порядком измотали Мансур-Халима, и когда он вновь очутился на корабле, то даже вздохнул с облегчением: по крайней мере, не трястись на верблюде, глотая пыль и мечтая о глотке студеной чистой воды. Вскоре появился Мирт. Он зашел в каюту, как всегда, без стука и уселся напротив старика.
— Ты не изменил своего решения? — Желтый человек уперся взглядом в бесстрастное лицо шейха и подумал: жаль, что упрямец слеп! Многое можно понять по выражению глаз, а тут глядишь, как в черные дыры оружейных стволов. — Ты настолько усерден в своей вере, что как пророк Ибрахим, получивший из рук архангела Джабраила священный черный камень, пожертвовал сыном, — не дождавшись ответа, продолжил он. — Аллах отметил верность пророка, а вот кто отметит твою?
— Не богохульствуй, — тихо бросил шейх.
— Я уже испугался, — засмеялся Мирт. — Думал, ты онемел.
— Зачем ты пришел? Куда везешь меня? Неужели ты еще не понял, что все твои ухищрения бесполезны?
— Посмотрим, — пожал плечами Мирт. — Куда тебя везут, узнаешь сам. А вот зачем я пришел?.. Хочу поговорить о верованиях твоей секты.
— Я не сектант, — протестующе поднял руку Мансур-Халим.
— Да я уже это слышал, — усмехнулся предводитель вольных всадников. — Ты знаешь, что по пророчеству древних еврейских мудрецов, на равнине Армагеддона должна произойти решающая битва между силами зла и воинством добра. Не так ли?
Слепец кивнул в знак согласия: зачем отрицать очевидное? Об этом пророчестве знают иудеи, христиане и мусульмане. Десятки веков оно гуляет по земле и передается из поколения в поколение.
— Они не назвали сроков битвы, — вздохнул шейх, пытаясь угадать, куда клонит Мирт.
— Зато философы Индии предсказали время решающего сражения, — немедленно откликнулся тот. — Они считали, что война, затеянная полубожественными властителями в утеху тщеславию и властолюбию, погубила цвет народов и открыла новую эпоху накопления злобы и деспотизма: Калиюгу. Когда эта эпоха кончится, тогда и произойдет ужасная битва.
— Конец Калиюги они предрекали через двадцать три века после рождения Искандера Великого, прозванного на Востоке Зульникайнен — Двурогий.
— В Европе его называют Александром Македонским, — уточнил Мирт. — Он носил украшенный рогами боевой шлем. Может быть, оттуда и пошло, что дьявол рогат? Впрочем, сейчас речь о другом. Тебе не кажется, что время битвы и передачи великих знаний твоими единоверцами совпадают?
— Нет. — Мансур-Халим поджал губы. — Не приходи больше ко мне со своими глупыми предположениями. Конечно, я не в силах запретить тебе приходить сюда, но зато я могу молчать. Больше ты не услышишь от меня ни слова.
