Повести древних лет - Иванов Валентин Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— Ладно так, — согласился вестник.
— Ступай, ступай, — проводил его мерянин, но отпустил недалеко: — Стой! Для чего же не сказал ты, где Изяслав-кузнец?!
— Ушел на огнище к Гюряте со всем двором.
Покинув пустые ныне, обыденные дела, мужики собирали стрелы, чинили колчаны, вили новые жильные тетивы, проверяли насадку топоров, точили ножи, рогатины, сулицы-копья. У Тсарга нашлись два длинных меча, один шлем, кольчуга и четыре щита.
Минул день, и мужики побрели — малое зернышко земской силы. С собой они взяли двух коней под вьюки с оружием и подорожниками. На спины тоже навязали тяжелые лыковые пестери с теми же подорожниками. Кто же его знает, надолго ли уходили от двора, а лишний кусок в брюхе дает лишний день жить, свой запас спину не ломит.
Для дома Тсарг оставил двух сыновей, с собой увел четверых. На прощанье мерянину пришлось рявкнуть на горестно рыдающих женщин и на свою старуху:
— Цыц, дуры! Не войте, чумные! Хороших гостинцев ждите, притащим во!
2
По указанию вестника, Тсарговы взяли направление на полдень. В середине дня выбрались к починку из трех дворов. Сберегая подорожники, у соседей поели горячего и тронулись дальше уже не впятером, а почти тремя десятками вооруженных людей. И хорошо, на народе веселее.
Заночевали у дальних соседей. Гости спали, а хозяева, благо ночь светла, собирались, вооружались. Дальше пошли места, неизвестные для Тсарга. Не беда: другие дороги другие люди знают.
Вскоре из лесов вышли на широкие чищеные поляны — их теперь стало уже за четыре сотни по-разному вооруженных людей: и славян, и мерян, и весян, и угров. По присловью — на чище поля чаще. И видно вдаль лучше, чем в лесу. Однако на починках и на заимках стало пустовато, мужиков совсем мало.
— Ушли уже наши. И вы поспешайте!
Спешили.
Сотнями лычниц и сапог народ поднимал с земли пыль, и ветер ее сносил подобно дыму пожарищ. На бродах надолго мутили воду, и люди пили мутную воду охотнее лошадей, приученных к ясной влаге лесных ключей и колодцев.
Верстах в двух от дороги заметили владение боярина Хабара, бывшего, как знали от гонцов, заодно с самозваным князем Ставром, и отрядили охочих пощупать боярина. Настоящим дымом, а не пылью вскоре затянуло усадьбу.
Вместе с другими бегал и Тсарг, вернулся довольный. Старший боярский приказчик давно сбежал а младший сдуру застрял в усадьбе. Мерянин с сыновьями прижал приказчика и под ножом вынудил указать тайничок-похоронку. Тсарг спас от огня первые гостинцы, обещанные старухе.
Земские взяли боярских захребетников и рабов. Боярину Хабару более не придется владеть ни купленными у его друзей нурманнов рабами, ни должниками-закупами. С них всех кабала долой, а топоры в руки. Добро!
Хабару не видно из Новгорода, где он сидит вместе со Ставром, как на его усадьбе тлеют головешки. Но хозяйское сердце чутко. Добро!
В роще Тсарг с сыновьями ненадолго отстал от людей: не таскать же лишнее бремя!
Меряне огляделись, нет ли лишних глаз, у приметного дерева тщательно подрезали дерн и упрятали добычу.
3
Нурманны со своими драккарами владели Волховом и Ильменем, могли перебросить свое войско в обход земскому. Опасаясь этого, новгородские старшины вели земских верстах в восьми-девяти от ильменского берега.
Земские надвигались четырьмя полками, выставив два передовых полка и оттянув ступенями крылья.
Войско князя Ставра было построено тремя полками. В среднем, передовом полку шли княжеские дружинники, а на крыльях свиными головами целились два нурманнских полка.
Сближались без спеха. Завидев одни других с утра, начали сходиться только к полудню.
В тех местах от городских стен начинаются скотские выгоны, переходящие в поля. На выгонах некогда рос лес. Ныне у старых пней, давших от корней посмертную поросль, кое-где кустятся кривые, порченные скотом деревца. Встречаются мелкие овражки с пологими склонами и змеится маловодная речушка с берегами, растоптанными до болота стадами, которые пастухи пригоняют на водопой.
Эти места горожанам известны, как своя ладонь. Нигде нет укрытия, нет высоты, на которую можно было бы встать, чтобы оглядеться.
Для земских солнце светило справа. Были солнце и небо, а больше ничего, кроме крика старшин, приказывающих не ломать строй, кроме мягкого топота ног по дернистой земле, кроме тихого гула, который говорил, что не ты один, а многие тысячи вас идут. Но зачем и куда? На сердце ложился булыжный камень.
Тяжелело оружие, жала плечо кольчуга. Голову томила раскисшая от пота подшлемная кожа. Наличник давил нос. Жарко…
Ветер, что ли, подул бы и снес душно-горячий воздух, который, не обновляясь, ходил из груди в грудь. Тяжко…
Рука сама тянулась, находя привычные застежки и распуская завязки кафтана. Тот, кому не досталось доспеха, обнажал мокрую грудь. А доспешный бездумно шарил черными ногтями рабочей руки по нагретому солнцем и телом кольчатому железу или по пластинам бахтерца. Наваждение…
Идут, идут, идут, и ты идешь. Качаются спины и затылки, в голове одно — не навалиться на передних. Будто бы всю жизнь так шли.
И вдруг проблеск. Перед тобой спины опустились, и ты, как внезапно прозревший слепой, увидел дальний Город и высокий Детинец над тыном. А перед тобой ровное-ровное место, и к тебе ползут три низкие, длинные чудища. В их распластанных телах сверкает рыбья чешуя, зарнички переливаются блестками. Что это?
Не успев разглядеть, воин делал шаг с бугорка, и видение исчезало. Вновь те же спины и те же знакомые затылки. Они раскачиваются от хода, и ты, верно, так же качаешься. Скорее бы уж, скорее!..
Закричали старшины. Подобно петухам, голоса перекликнулись по полкам и в полках. Слышно, Косняту подхватил Кудрой, принял Бонята, передавая Голдуну. Пророкотал Изяслав, взвизгнул походный мерянский старшина Тсарг, вороном каркнул старшина угров. В головах отразилось одно протяжное слово:
— Сто-ой!
Остановились и подобрались тесней. Приподнимались на носки, тянулись через плечи, старались заглянуть через головы передних.
Пришли. Больше некуда идти. Вот они.
Глава шестая
1
Передовые полки земских и князя Ставра не сошлись на полтысячи шагов, и зоркий мог различить лица передних рядов. Нурманнские крылья же далеко оттянулись.
Стояли и ждали, кому начинать страшное дело. Между противниками залегла невидимая стена, построенная смертью. Здесь — жизнь, там — жизнь. А кто прикоснется к стене, того более не будет.
На мирном выгоне в землю вросли круглые камни-голыши, травы пощипаны тупыми желтыми коровьими и овечьими зубами. Кусты репейника обойдены разборчивым скотом.
А смерти, той все равно, для нее одинаковы все места, все травы, куда валить людей. Сердца тех, кто не хотел бы умирать, а приходилось, наливались гневом.
К смертному рубежу от земских без страха вышли известные люди. Кто не знал их в Новгороде! Они были бессменными выборными людства, судили по Правде, им верили. Их голос звучал на вечах, не смолк и на смертном поле. Строго укорял горожан Ставровой дружины Изяслав:
— Вы Правде изменники, вы Ставровы прислужники! Вы рабы нурманнские! Ужель будете братоубийцами?!
Страшно грозился Гюрята:
— Одумайтесь, нету вам времени! Подходят все земли великими силами. Будете все вы побиты и прокляты от века!
Плачущим голосом просил Коснята:
— Братья несчастные, над собой сжальтесь! Родившись свободными, надеваете нурманнский ошейник, умрете рабами…
Голдуну же не пришлось сказать слова. Сзади завыли нурманнские рога, и в городском полку заорали поставленные князем начальные люди:
