К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Благословление младшему сыну и его егетам давала госпожа Парсбит. Глядя на молодые, светящиеся жаждой жизни и ожиданием счастья лица удалых женихов и их нарядных невест, мать Ураганов не без грусти покачала головой:
— По крайней мере, у нашего народа есть надежда на будущее!
— И мы будем сражаться так, чтобы это будущее стало настоящим, — отозвались ее сыновья.
Странная это была свадьба. Тороп, на своем недолгом веку успевший поглядеть, и как выдавали замуж двух старших сестер и как женили первенца дядьки Гостяты, такую видел впервые. Ожидание надвигающейся грозы накладывало свой отпечаток и на устоявшийся веками ход обряда, и на слова и поступки людей.
Бросались в глаза и иные приметы. Вершники, сопровождавшие свадебный поезд, то и дело вскидывали луки и поднимали кожаные щиты не для того, чтобы, как предписывал обычай, отпугивать костлявую нечисть, а дабы защитить молодых от стрелы или сулицы, пущенной недоброй рукой из какой-нибудь балки или тайного укрытия в земле. Молодые егеты и седоусые главы родов, едва пригубив заздравный кубок, отправлялись одни в дозор, другие на укрепления, третьи навстречу еще не подтянувшимся отрядам. Пение шуточных припевок-благопожеланий «Жар-жар» то и дело прерывалось, оглушительным скрежетом стали о точильный камень и звоном молотов. Это кузнецы под предводительством мастера Флора — свободного человека, по собственной воле решившего ненадолго задержаться в степи, дабы отплатить ханам Органа за добро, готовили к предстоящей битве оружие.
Появления хазар и их союзников ожидали буквально со дня на день. Главы родов, кочевавших на границе владений Кури, и рядовичи-пастухи, искавшие в ханской ставке прибежища и защиты, рассказывали о страшных полчищах, грядущих с полудня, подобно летучей саранче, поглощавших все на своем пути. Дозорные то и дело вступали в стычки с передовыми отрядами сына Церена, открыв кровавый счет раненым и погибшим. На закате небо пестрело стаями поднятых со своих гнездовий птиц, в оврагах еженощно выли волки, и ветер приносил с полуденной стороны запах дыма.
Завершая свадебный обряд, хан Камчибек пожелал своему брату и его друзьям хранить верность своим избранницам, деля с ними радость и горе, пока смерть не разлучит. Эти же слова, но только на другом языке произнес брат Ансельм. Воины ветра и их союзники устремились с поздравлениями к молодым. В лагере поднялась веселая, напоминающая о беззаботных мирных днях суматоха. И только брови хана Моходохеу были покрыты льдом да горел сумрачный огонь в темных соколиных очах Белой валькирии. Не он нынче совершал обряд беташар, не ее волосы собрали сегодня в узел замужества.
Стоявшая рядом с воительницей Мурава горячо пожала ее привыкшую к мечу ладонь:
— Твое счастье еще ждет тебя! Твой суженный обязательно узнает тебя и станет таким, как прежде!
— Только об этом я теперь и молюсь, — смахнула непрошеную слезу леди Агнесс. — А иначе незачем и жить!
Она шагнула вперед, чтобы преподнести хану Аяну и его молодой супруге подарки: шахматные фигурки и тавлейную доску, выполненные из агата и рыбьего зуба, плащ из моржовой кожи и ожерелье из бесценного северного янтаря. Неподалеку боярские ватажники и их соседи оделяли дарами поскромнее корелинку и Тальца. Особенно пришлись по вкусу молодым подаренный Щуками тугой мерянский лук с берестяным тулом, полным каленых стрел, да нарядная кика, которую специально для подруги расшила разноцветным бисером Мурава.
Боярышня придирчиво оценивала, к лицу ли Воавр созданный ее трудом убор, когда рядом раздалась родная тяжелая поступь да блеснула на солнце узорчатая рукоять меча:
— Ну что, Муравушка, сговорили мы твою корелинку, — задумчиво проговорил Вышата Сытенич. — И Гюльаим, наконец, стала хану Аяну женой…
— Да пошлет им всем Господь долгую жизнь! — безмятежно отозвалась девица, с улыбкой переводя взгляд на Аяна, который по незнанию надел тяжелый, длиннющий плащ наизнанку и теперь с помощью братьев и супруги пытался исправить оплошность.
Боярин глубоко вздохнул, затем посмотрел на дочь:
— А как же ты?
Улыбка сбежала с девичьего лица. Этого разговора она хотела бы сегодня избежать. Она опустила глаза, и ресницы ее затрепетали, точно крылья у бабочки.
Вышата Сытенич заложил руки за пояс и продолжал:
— Этим летом на нашу долю выпало много трудов ратных. До этого дня Господь нас миловал, какую долю приготовит на этот раз — не ведаю. Вот я и думаю, что неплохо было бы, кабы ты, наконец, выбрала человека, которому я мог бы, если что, доверить твою судьбу.
— Да что ты такое говоришь, батюшка!
— Не перебивай! — строго поднял сивую бровь Вышата Сытенич. — Всякое может случиться! В этот раз битва действительно предстоит нешуточная!
Девушка отступила на шаг, впервые осмелившись взглянуть на отца:
— О Лютоборе будешь спрашивать?
— Буду! Он и воин, каких поискать, и роду хорошего, и казны у него в Киеве, думаю, побольше, чем у меня.
— Да разве в казне и в знатности дело! — чуть не плача воскликнула Мурава! — Пошла бы за него, окажись он даже распоследним сыном холопьим. Был бы он только нашей веры!
— Значит ромей! — Вышата Сытенич немного помолчал, провел несколько раз рукой по бороде, поправил у бедра тяжелый меч. — Ну, что ж, — сказал он. — Хотя сегодня все богатство этого парня — несколько тюков с вонючими снадобьями, человек он достойный и всем это не один раз доказал. Знать такая судьба. Твоя мать тоже попервам за лекарем замужем была, и никто не скажет, что жила с ним несчастливо, коли родила ему сына.
Но Мурава, едва ли не в отчаянии замотала головой.
— Ох, не знаю батюшка! — воскликнула она. — Говорит он красно, смотрит ласково, а глаза-то у него — матушкины! Вот ведь грех-то какой!
— Не говори пустого! Если бы твой брат Феофан был сейчас жив, он бы стоял рядом со мною у правила моей ладьи. Я его, чай, по всей империи разыскивал. Разве что тот старик-критянин мне неправду сказал.
— Какой старик?
— Да священник один из Ираклиона. Внучок его уж очень на Ксению лицом походил! …Да что теперь говорить!
Вышата Сытенич притянул к себе дочь, целуя черные волосы над серебряным венчиком, его синие пронзительные глаза лучились невыразимой нежностью.
— Одна ты у меня, кровиночка, да дурак Белен. Не захотел я тебя по-отцовски к замужеству с хорошим человеком приневолить, а теперь думаю, а не зазря ли!
Мурава по-детски доверчиво обняла за шею отца:
— Успеется, батюшка! — воскликнула она. — Еще благословишь! Аян вон со своей избранницей два года свадьбы ждали! Как могу нынче кого-то выбирать? И Лютобору и Анастасию, тоже в бой идти! Коли одного привечу, другого вместо хазарской сабли убью! Разве что Всемогущий Господь мне, неразумной, какой знак явит.
И знак был явлен и гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Тороп лучше других мог об этом поведать. Правда, для того, чтобы вышло складно, ему пришлось бы возвратиться в тот день, когда вернувшиеся дозорные принесли недобрую весть.
День клонился к вечеру. Справив все свои обязанности, мерянин решил навестить Анастасия. Тот еще чувствовал слабость и радовался, как ребенок, когда ему помогали выбраться из шатра и пройтись несколько шагов по речному берегу. Тороп, не понаслышке знавший о тяготах выздоровления, никогда не отказывался помочь. Однако, нынче его опередили. Рядом с критянином возле шатра сидел наставник. Воин и целитель о чем-то беседовали.
— Но ведь я правда не знаю, как делают этот порошок! — словно оправдываясь, говорил Анастасий. — Именно поэтому мне не составило особого труда противостоять Булан бею!
Хотя Тороп отлично знал, что подслушивать нехорошо, и что наставник, коли узнает, все уши ему обдерет, имя поганого хазарина, точно магическое заклинание, пригвоздило его к земле. В памяти мигом всплыл день, когда он впервые увидел молодого лекаря, а в ушах, прорываясь сквозь свист ножей, зазвучал голос хазарина, и его вопросы.
— Я надеюсь, ты не очень усердно убеждал его в своем незнании? — поинтересовался русс.
