Казанова - Кестен Герман (полная версия книги txt) 📗
Анриетта, «племянница» в Марселе, граф де ла Перуз, Рамберти в Турине — все говорили ему, что он постарел. Ему было сорок пять лет. В Турине он собрал подписчиков на свои «Confutazione», получил три тысячи франков подписных сборов и велел отпечатать это сочинение в Лугано у доктора Аньели тиражом в 1200 экземпляров, работая над корректурой по десять часов ежедневно; он хотел не столько получить деньги за книгу, сколько с ее помощью завоевать прощение инквизиторов Венеции. У него была тоска по дому, как у швейцарца, он устал от Европы. Везде его преследовали полиция и кредиторы. Отовсюду он бывал выслан и везде был заключен. Он тосковал по родине, по венецианской лагуне, по чувственным девушкам, по остроумным господам. Он видел в Венеции земной рай. После четырнадцатилетней ссылки он хотел милости. Он должен был ждать еще пять лет — и терпеть нужду. С его большими успехами было покончено, покончено с его блеском, покончено с его счастьем. Даже с лошади он упал, раны кровоточили, с той поры он больше не ездил верхом. Везде он встречал мошенников, которые брали его в кассу и надували (kujonieren). Всю жизнь Казанова был любимцем трех интернациональных групп: танцовщиц, высшей аристократии и мошенников. С помощью Берлендиса, венецианского резидента в Турине, Казанова официально послал свое сочинение в инквизицию. Она приказала Берлендису строго следить за Казановой. В Турине у него не было больше ни одной любовной связи. Он читал. Он читал, не любя.
Он опускался все ниже. Он поехал в Ливорно с «фантастической идеей». Он хотел помочь завоевать Константинополь флоту русского адмирала графа Орлова, «тогда он, вообще говоря, не знал, чем должен жить», как два года спустя он написал князю Любомирскому. И баронесса Ролль, которую он встретил в Лугано, уверяла его,что он стареет; ужаснувшись, он подавил всякое желание к ней. Он был обречен идти от разочарования к разочарованию. Граф Марулли и господин да Лолио, когда-то друг Дзанетты, оклеветали его перед Орловым, и адмирал не захотел больше знать о нем. В Неаполе один англичанин вызвал его на соревнование в плавании. Он проиграл. Он выпрашивал у князя Любомирского какую-нибудь должность в Польше, но словно говорил с глухим.
Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно. Он хотел в покое заниматься литературой. Но пришел молодой Морозини из Венеции, заплатил за старого господина и вовлек его в водоворот удовольствий. Потом пришли Зановиц, Дзен и Медини, молодые и старые плуты, обобрали лорда Линкольна на двенадцать тысяч стерлингов и все четверо были высланы из Флоренции: Зановиц, Дзен, Медини и Казанова. Казанова кричал, особенно в мемуарах, что с ним поступили несправедливо.
Он начал повсюду занимать небольшие суммы и все меньшие суммы. У нищенствующего актера, который был парикмахером и звался графом де л'Этуаль, он увел женщину, легендарную англичанку Бетти, школьную подругу Софи Корнелис. В Неаполе Он стал подыгрывать шулерам Гудару и Медини, с которыми рассорился, причем с Медини он дрался на дуэли дважды и трижды. От Агаты он получил назад серьги, которыми когда-то отплатил ей за ее преданность. Агата устроила ему возлюбленную — Каллиену. Он сам отмечает повторение реальности или сюжетных поворотов. «Это было четвертое приключение такого вида.» Его сексуальные страдания были непереносимы. «Мне было сорок пять лет, я все еще любил прекрасный пол, хотя с меньшим огнем, у меня было больше опыта и меньше мужества к дерзким предприятиям; так как я все больше выглядел как папа, чем как юноша, то считал себя имеющим все меньше прав и выдвигал притязания все незначительней.»
В 1771 году он покинул Рим, еще раз решив начать новую жизнь. После тридцати лет бешеной радости он устал от удовольствий. У него больше не было денег. Его старый друг и покровитель Барбаро тоже умер. Он отказался от всякой роскоши. Это был злой счет от жизни. Тем не менее он никогда не был профессиональным соблазнителем. Этим он чванился. Но как странен и как отвратителен его сексуальный порыв, желания стареющего плута. В Неаполе или Салерно он встретил свою настоящую дочь Леониду; она была замужем за импотентом после импотента-друга, герцога де Монталонна, который уже умер. Маркиза хотела ребенка: Казанова любил свою дочь раз, второй, третий, она родила мальчика, он позже видел его, это был красивый юноша.
В Риме он посетил Бернис и ее подругу, княгиню Сан-Кроче, в которую Казанова влюбился; он однако не решился сказать ей это или показать, в то время как княгиня одевалась и раздевалась перед ним, как перед слугой, и, вероятно, у него был шанс.
И в конце своих мемуаров, почти в пятьдесят лет, он снова встретил в Триесте Ирену, дочь графа Ринальди, которую он когда-то лишил девственности; у нее была дочь девяти лет, которая очень ему нравилась и позволяла ласкать себя; девятилетнюю девочку у него увидел также другой любитель детишек, барон Питтони, и тоже выпросил себе посещение малышки и ее матери. И мемуары Казановы кончаются стилистически выдержанно: «Ирена покинула Триест с труппой, три года спустя я снова нашел ее в Падуе с дочерью, которая стала прелестной и с которой я возобновил нежные отношения». Но и отвратительный, опускающийся, стареющий развратник — тоже Казанова и тоже принадлежит картине. Он тоже подданный Эроса.
Эти последние годы перед возвращением в Венецию и годы после второго бегства из Венеции были каруселью страданий, мук, разочарований, унижений и литературных попыток. В Пизе ему пришлось продать крест ордена Золотой Шпоры. В Риме он стал членом академии «Неплодовитых». В Болонье он издал памфлет против двух памфлетов болонских профессоров, из которых один называл uterus животным, а другой ему оппонировал. Он напечатал это в 1772 году, речь шла о психофизических проблемах дам. Во Флоренции он перевел «Илиаду» итальянскими стихами. Другая брошюра, которая утеряна, стала причиной двадцатишестилетней переписки с Пьетро Дзагури и является основным источником сведений о последних годах жизни Казановы. Дзагури два года подряд добивался помилования Казановы. По его совету Казанова приехал в Триест, чтобы быть совсем близко к Венеции. Там он исполнял определенную агентурную службу для венецианского правительства и работал над польской историей: «Istoria delle turbulente della Polonia della mocte di Elisabetta Petrowna fino alla pace fra la Rusia el a Porta Ottomana…», Герц, 1774, 3 тома. Сочинение должно было состоять из семи томов, но другие тома из-за разногласий между автором и издательством не вышли. Из переписки Казановы (изданной Мальменти) следует, что он окончил труд еще в 1771 году.
В Триесте Казанова жил экономно, у него не было денег, только пятнадцать цехинов дохода из Венеции от двух его друзей. Венецианский консул в Триесте поддерживал усилия больного ностальгией Казановы. Наконец Казанова получает охранное письмо от 3 сентября 1774 года, которое разрешает ему свободное возвращение в Венецию. 14 сентября он сходит на берег в Венеции. На этом столь интересном месте Казанова прерывает свои воспоминания в двенадцатом томе.
Его радость была чудовищной, как и его разочарование. Самым худшим было то, что на родине ему было гораздо тяжелее добывать свой ежедневный хлеб, чем на чужбине. От Барбаро он унаследовал месячную ренту в шесть цехинов. Равным образом шесть цехинов он получал от Дандоло. Снова он искал службу, маленькое место, крошечную безопасность. Это была нагая бедность. Это была печальная жизнь. Конечно у него были друзья, он наслаждался родным языком, родным воздухом, родным небом. У него были кофейни, отечественные комедии, он мог, как всегда и везде, говорить обо всех великих князьях и лордах, своих старых друзьях. Он цитировал Дюбарри, царицу Екатерину II, Людовика XV, герцогиню Нортумберлендскую, своего друга, короля Польши.
Он вернулся домой, но слишком поздно, в пятьдесят лет, «старик».
Но у этого старого человека его лучшее время, его величие, было впереди. Пятидесятилетний начал, наконец, свою настоящую карьеру — литературную. Для женщин наслаждением был наверное двадцатилетний, тридцатилетний. Для мужчин он стал приятен только теперь, человек зрелый, человек мудрый, знаток мира, «философ», великолепный рассказчик.
