Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (книги полностью бесплатно txt) 📗
– Ах, черт возьми! – рисуясь, обронил г-н де Вальженез. – Придется признать, что это так, раз тому были свидетели.
– В таком случае, сударь, – продолжал банкир, – вы, очевидно, сочтете вполне естественным, не так ли, если я попрошу у вас объяснений этого оскорбления?
– Я к вашим услугам, дорогой мой, и немедленно, если пожелаете. У меня в конце сада беседка, словно нарочно сделанная для фехтования.
– Я сожалею, что не могу сейчас же воспользоваться вашим любезным предложением; к несчастью, так скоро подобные дела не делаются.
– Вы, должно быть, еще не завтракали, – предположил г-н де Вальженез. – Я знаю людей, которые не любят драться натощак, хотя мне вот, к примеру, все равно.
– Для промедления есть более серьезная причина, – сказал банкир, пропуская мимо ушей посредственную шутку своего собеседника. – Надобно позаботиться о том, чтобы не замарать имя; я весьма сожалею, что вынужден вам об этом напомнить.
– Ба! – удивился г-н де Вальженез. – К чему это ханжество?
После нас хоть потоп!
Банкир с самым серьезным видом возразил:
– Вы, сударь, вольны поступать с именем своего отца, как вам заблагорассудится. Я же намерен позаботиться о чести и не собираюсь выставлять свое имя на смех. Имею честь сделать вам предложение.
– Говорите, сударь, я вас слушаю.
– Мне кажется, вы давно не выступали в палате пэров, не так ли?
– Да, действительно… Однако какое отношение имеет палата пэров к занимающему нас вопросу?
– Самое прямое отношение, в чем вы сейчас убедитесь. На днях было получено сообщение о Наваринском сражении.
– Да, но…
– Погодите. Завтра в палате должен рассматриваться вопрос о Турции и Греции, отложенный из-за выборов и последовавших за ними печальных особытий.
– Кажется, припоминаю. Кто-то в самом деле просил слова по этому вопросу.
– Вот я и предлагаю вам также попросить слова.
– Куда же вы, черт побери, клоните? – нагло рассмеявшись банкиру в лицо, спросил молодой пэр.
Тот сделал вид, что не заметил этой новой наглой выходки, и продолжал так же холодно и серьезно:
– Вопрос о Греции имеет важное значение и огромный интерес, если рассматривать его со всех сторон. Из такой темы можно извлечь немалую выгоду. Я убежден, что, если вы дадите себе труд, вы сейчас же ухватитесь за эту возможнось и произнесете превосходную речь. Вы меня понимаете?
– Признаться, меньше, чем когда-либо.
– Я должен все объяснить?
– Да.
– Дорогой господин Вальженез! Я – горячий сторонник Греции. Я даже где-то что-то по этому поводу написал. Вы же еще не приняли по этому вопросу окончательного решения. Сделайтесь сторонником турков и нападите на защитников Греции.
В общем, придумайте, как оскорбить меня по вопросу грекотурецких отношений, и так, чтобы я мог публично попросить у вас удовлетворения. Я на сей раз понятно говорю?
– О, прекрасно! И как бы причудливо ни было ваше предложение, я принимаю его с радостью, раз вы так за него держитесь.
– Так до завтра, сударь; после заседания я буду иметь честь прислать вам секундантов.
– Зачем же ждать до завтра? Еще нет часа. Я успею поехать в палату и выступить сегодня.
– Я не смел вам это предложить, так как предполагал, что сегодня вы заняты.
– Да стоит ли со мной так церемониться?
– Как видите, я этого и не делаю, раз соглашаюсь, – поспешил заметить г-н де Маранд и поклонился. – Однако вам следует поторопиться.
– Я только прикажу заложить карету.
– Вас могут опередить, слово предоставляется в порядке записи. Мы потеряем целых четверть часа, ожидая карету.
– Предложите другой способ. Вы же не хотите, чтобы я пошел отсюда в Тюильри пешком, не так ли? Может быть, ваша карета ждет внизу и вы хотите предложить мне в ней место?
– Я действительно собирался вам это предложить, – подтвердил г-н де Маранд.
– Я с благодарностью принимаю ваше предложение! – подхватил г-н де Вальженез.
И люди, готовые на следующий день перерезать друг другу горло, вышли из особняка, так сказать, под руку, словно друзья.
Господин де Маранд снова увидел Камилла де Розана.
Креолец выходил из экипажа.
– Я уже во второй раз нынче имею удовольствие встретить вас почти на том же месте, – заметил банкир.
– Ну, стало быть, и я так же, – отозвался Камилл. – Такие случайности имеют место во все времена, Мольер даже написал, кажется, на эту тему стихи:
В этом месте мне везет, И так далее.
– Если вы имеете что-нибудь сказать господину де Вальженезу, – продолжал банкир, – поторопитесь, не то он вас опередит и сам скажет, что очень спешит.
– Может, вы и впрямь пришли ко мне, дорогой друг? – спросил Лоредан, протянув Камиллу руку.
– Ну конечно, – кивнул креолец и слегка покраснел.
– В таком случае я очень сожалею: я ухожу, – сообщил Лоредан, усаживаясь в карету г-на де Маранда. – Но вы зайдите:
сестра дома; надеюсь, вам будет приятно повидаться с ней не меньше, чем со мной. Прощайте или, вернее, до свидания!
Лошади понеслись галопом.
Спустя десять минут г-н де Вальженез вошел в палату пэров и попросил слова.
X.
О речи г-на Лоредана де Вальженеза в палате пэров и о том, что за ней последовало
Победа в Наваринском сражении, последняя реакция Европы против Азии, только что была куплена ценой шести лет нескончаемых сражений. Современные Эпаминондасы, Альцибиады, Фемистоклы удивляли весь мир. Казалось, они отыскали, подобно Тесею, тяжелые мечи своих отцов, сокрытые на полях Марафона, Левктра и Мантинея.
После многих лет бездействия греки снова почувствовали вкус к независимости; повеяло французской революцией, и вся Европа воспряла ото сна. Греков воспевали Гюго и Ламартин, за них погиб Байрон. Их цель в каком-то смысле стала делом Франции, и их поражение причиняло огорчение, как радовали их победы.
Но по мере того, как это чувство охватывало всю нацию, г-ну де Виллелю оно нравилось все меньше, а мы помним: он больше, чем кто бы то ни было, проявил враждебность к греческой революции.
Когда г-н Лоредан де Вальженез, известный своими ультрароялистскими взглядами, попросил слова, половина или даже три четверти пэров, разделявшие мнение уважаемого пэра, в один голос закричали:
– Говорите! Говорите!
Вкратце перечислив основные этапы восстания, г-н де Вальженез стал под аплодисменты всего зала оплакивать страшные события, которые кое-кто превозносил как победу.
– Тем не менее, – заявил он, – нам не в чем упрекнуть правительство большинства; из благородного чувства, восходящего еще ко временам Крестовых походов, оно допустило эту роковую коалицию против турок. Сдержим наш гнев, прибережем всю нашу суровость против тех, кто ее заслужил, кто из безумия или ради личной выгоды поддерживает революции в других странах, не имея возможности поднять бунт у себя дома. Я не хочу никого называть, – прибавил оратор, – однако имя одного известного банкира у всех на слуху. Известно, в какой кассе Революция черпает питающие ее сокровища. Итак, господа, пусть мне придется заплатить за это своей кровью, но я хочу спросить вас, так как меня волнует вопрос о недавнем бунте в Париже: уж не один ли и тот же человек субсидирует бунтовщиков Греции и парижских греков?
Это противопоставление вызвало гром аплодисментов. Имя г-на де Маранда передавалось из уст в уста; в палате пэров банкира не любили: его стремительный взлет, неожиданное назначение в министерство финансов не противоречили сложившемуся о нем мнению. И теперь все были просто счастливы, что г-н де Вальженез публично его оскорбил.
Впрочем, среди общего одобрения раздалось и несколько возражающих голосов.
Генерал Эрбель перебил молодого пэра и с места выразил протест, требуя от г-на де Вальженеза взять назад свои слова, похожие на грубое оскорбление.
– Ну и пусть будет оскорбление! – заявил в ответ г-н де Вальженез. – Раз вы принимаете правду за оскорбление!
