Коммод. Шаг в бездну - Ишков Михаил Никитич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Кокцею бросило в краску. Она вскочила с ложа и выбежала из триклиния. Глаза у Матерна расширились, он даже привстал с ложа. Неожиданно в его взгляде мелькнула злоба.
— Не ершись, Матерн, – осадил его префект. – Что пристало девице, не пристало солдату. Не дерзи и веди себя достойно. Перед тобой твой командир и тот, кто отвечает за судьбу государства. Я же сказал, предположим.
Удивленный Коммод, тоже привставший с ложа, тоже невнятно повторил.
— Ага, предположим…
— Честь сестры для меня дороже жизни! – воскликнул юноша. – Если кто?то осмелится посягнуть на нее, я…
— Не смей договаривать! – выкрикнул префект. – Иначе погубишь и себя, и сестру. Это только предположение, Матерн, и рядом с тобой друзья, желающие до тонкостей разобрать интересный философский вопрос – до какой черты простираются права властителя и что должно удерживать его от произвола?
— Вот именно, – согласился принцепс, – от самого дикого восточного произвола.
Он неожиданно рассмеялся и глянул на Матерна.
— Ты что, всерьез бы отважился поднять на меня руку? – спросил он.
Охотник не ответил. Он отпрянул и изумленно посматривал то на префекта, то на цезаря. Заметив, что оба ведут себя смирно, никто не бросился вслед за сестрой, ни начал выкрикивать гнусные распоряжения – тащи ее в опочивальню, швыряй на кровать! – перевел дух и ответил.
— А то.
Оба – и цезарь, и префект, – рассмеялись. Улыбнулся, точнее, жалко оскалился Матерн, прилег на ложе.
— Но это же глупость! – воскликнул Переннис. – Непростительная для такого разумного и храброго солдата, как ты, дерзость. Разве оказать услугу величайшему из величайших цезарей, это преступление или посягательство на установления отцов?
— А разве нет? – спросил Матерн. – Я слышал, что прежний царь Тарквиний Гордый, нагло овладевший Лукрецией, был изгнан из Рима.
— В том?то и дело, что овладевший! – воскликнул Коммод. – А у меня и в мыслях ничего подобного не было.
— Конечно, не было, – подтвердил Переннис. – Мы выясняем философский вопрос о границах власти.
— Эта философия мне очень не по нраву, – огрызнулся Матерн.
— По нраву она тебе или нет, это не твоего ума дело, – заявил Переннис. – Вопрос?то существует, и его надо решить. Заметь, – префект погрозил охотнику указательным пальцем, – во власти величайшего из величайших просто приказать, и верные люди умыкнули бы твою сестру. Но это был бы настоящий произвол. В нашем же случае с тобой советуются, интересуются твоим мнением, пытаются убедить, стоит ли ради ложно понимаемой чести рисковать карьерой, тем более что твоей сестре вдруг улыбнулась несказанная удача. Я знаю тебя, Матерн, – неожиданно улыбнулся Переннис. Он немного помедлил, потом уже совсем доверительно продолжил. – Я давно приглядываюсь к тебе. Ты хороший солдат, храбрый солдат, но тебе не хватает дисциплины. Если бы не твоя дерзость, ты давно ходил бы в декурионах. Я верно говорю? – обратился префект к Коммоду.
Тот машинально кивнул, а Переннис продолжил.
— Твоя судьба связана с армией, ты рожден для нее. Твой гений ведет тебя и помогает в бою. Ты ловок в обращении с конем и оружием. Что важнее всего, ты не теряешь голову в самой опасной обстановке. Скажи, разве ты сам не задумывался, почему подлюка Теренций декурион, а ты нет?
— Этот старый мешок дерьма совсем достал меня! – неожиданно выкрикнул Матерн. Напоминание о командире турмы вновь озлобило его. – Он хапает и хапает! В преддверии похода за каждую увольнительную дерет втридорога.
— Вот именно, – подтвердил Переннис. – Не пора ли тебе занять его место, и, если ты поймешь, на чем держится служба, если не упустишь свой шанс, можешь далеко пойти. Можешь стать префектом, трибуном, а там глядишь, и до командира легиона дослужишься. И в такой момент ты сам рубишь сук, на который вознесла тебя Фортуна. Задумайся, Матерн, твоя судьба в твоих руках. Впрочем, судьба сестры тоже…
— Точно, – вмешался в разговор Коммод, вполне освоившийся в тактике префекта и подхвативший его философские рассуждения. – Мне нужны верные люди. Виктор, мне и в голову не приходило нанести ущерб чести твоей сестре, однако, глубоко обдумав все сказанное, я вынужден сегодня же взять ее. В противном случае, если я отступлю, моя честь потерпит жестокий урон, а моя честь – это достоинство всего Рима. Я понимаю твои чувства, но так распорядились великие боги.
— Не надо примешивать сюда богов, – грубовато возразил Матерн. – Где приметы, где знаки их воли? Да, я хочу стать декурионом, я умею воевать, но я не вправе переступить завет отца, поручившего мне заботиться о Кокцеи, обеспечить ее будущее.
— Когда ты станешь легатом и будешь введен в сенат, будущее Кокцеи устроится сама собой. Тогда тебе не придется беспокоиться за нее, – ответил Переннис.
В следующий момент император неожиданно сел на ложе, хлопнул себя по коленям.
— Что касается воли богов, ты прав, Матерн! Нам следует обратиться к Фортуне Первородной. Бросим кости! – предложил Коммод. – Из трех раз. Только кости будут мои, – торопливо заявил он и, как бы застигнутый врасплох, тут же принялся оправдываться. – Они не фальшивые, самые что ни на есть правильные.
Охотник подозрительно глянул на цезаря.
— Клеандр! – позвал император.
Спальник тут же вошел в столовую. У Перенниса сложилось впечатление, что тот ждал у порога.
— Принеси мои кости, те, счастливые, оправленные в золото, – приказал Коммод.
— Слушаюсь, господин.
Император возбуждено потер руки.
Все три броска оказались в пользу цезаря. Тот не мог скрыть ликования.
— Видишь, Матерн, Фелицита, богиня счастья, сегодня на моей стороне. Теперь я не могу отступить, иначе удача отвернется от меня, и, следовательно, от всего римского государства. Сам понимаешь, чем это грозит в преддверии похода.
Матерн грязно выругался и опустил голову.
Кокцея, доставленная Клеандром в спальню императора, долго сидела взаперти. Ужас обернулся оцепенением. Перехваченная Клеандром в коридоре у самого выхода из триклиния, она попыталась вырваться, но спальник оказался силен и опытен. Он перехватил ее в талии и понес по коридору.
Кокцея притихла только возле двери, ведущей в спальню императора. Здесь неожиданно соскользнула на пол, оттолкнула раба и выхватила из складок стoлы маленький кинжал.
— Глупая, – вздохнул Клеандр, – зачем тебе эта железяка?
Его сонное, округлое лицо оставалось спокойным. Взгляд усталый, веки чуть опущены.
— Не понимаешь ты своего счастья, – продолжил спальник. – Прикинь, сможешь ли ты вырваться отсюда, тем более причинить вред повелителю мира? И зачем причинять ему вред, когда доставленные тобой ласки откроют перед тобой весь мир.
— Я не из таких, – горячо возразила девушка.
— И молодой цезарь не из таких. Ты всерьез полагаешь, что в силах противостоять воле правителя? Ступай в спальню и приведи себе в порядок.
— Ни за что!
— Тогда я приглашу Клиобелу, она живо научит тебя уму–разуму.
— Эту жирную корову?
— Ага. Эта жирная корова одной рукой придавила посягнувшего на ее честь гладиатора. Было дело. Еще в Риме. Тебе приходилось бывать в Риме, видела дом Тиберия на Палантине?
— Нет.
— Тогда чего ершишься? Неужто тесная хижина на берегу Данувия тебе дороже, чем переполненный чудесами, роскошью и величием, волшебный дворец. Исполни свое женское дело, и его двери распахнутся перед тобой. Господин добр и… как бы помягче выразиться… прост.
— Но я не хочу!
— Глупости. Увидишь его во всей красе, погладишь мужское достоинство, захочешь. Если понравится, можешь полизать.
Глаза у Кокцеи расширились, ее бросило в краску, а Клеандр между тем доверительно продолжал.
— По секрету тебе скажу, его отец вовсе не император Марк, а сам Аполлон. Это он в образе гладиатора явился к императрице Фаустине и заронил в ее лоно божественное семя. Она тоже кричала – не хочу, не хочу. Потом захотела. Эх вы, бабы! – горестно вздохнул спальник. – Вот и Клиобела тоже… Так что звать кухарку или добром пойдешь?
