Маслав - Крашевский Юзеф Игнаций (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Женщины встревожились и хотели было сейчас же возвращаться назад, в лесную чащу, хотя лагерь был расположен на большом расстоянии от того места, где они находились; все сошлись на том, чтобы взять влево и пробираться в ту сторону, где виднелись леса и этими лесами обойти долину. Собек, который был смелее других, советовал переждать в лесу, пока он проберется вперед и все разузнает. Хоть Лясота отговаривал его от этого намерения, и женщины боялись лишиться слуги, но для путешественников было очень полезно узнать, что делалось в той стороне, куда они направлялись. Спор продолжался не долго; Собек был так уверен в себе и выражал такую готовность отправиться на разведки, что пришлось ему уступить. Человек бывалый, он знал, что и как надо говорить, кем прикинуться перед разными людьми, и надеялся, что в толпе черни никто не обратит на него внимания. Крестьянская одежда и простой говор давали ему возможность пробраться, не возбудив подозрения.
Лагерь был расположен на значительном расстоянии от опушки леса, и Собек должен был прокрадываться так, чтобы никто не заметил, что он вышел из лесу.
Долину пересекал ручей, по берегам которого росли густые вербы и лозняк. Собек до самого берега этого ручья полз по земле через весь луг. Очутившись среди кустов и осторожно пробираясь среди них, он мог подойти к самому лагерю и, никем не замеченный, появился в нем, как будто шел от стада, пасшегося над водой.
С ловкостью дикого человека, которым так же, как зверем, руководил инстинкт и опыт, Собек вошел в лозняк. Издали только зоркий глаз охотника мог бы заметить слегка колыхавшиеся ветви там, где он, осторожно пробираясь, задевал их. Но он избегал и этого, и, где только было можно, держался около самой воды.
Это осторожное передвижение над речонкой заняло у него довольно много времени; наконец, он услышал ржание коней, рев скота и шум и говор огромной людской толпы. Он был уже около самого обоза. Ловкий и смелый Собек спрятал свой топор в лозах, а сам вышел из них, неся в руках пук наломанных ветвей; идя по дороге, он изгибал их и переплетал между собой. Никто даже не оглянулся на него, и он, с лозами под мышкой, вошел в стадо рассыпавшихся по лугу коней.
Отсюда он уже хорошо разглядел, что перед ним было не войско, не чехи и не пруссаки, а просто толпа разнузданной черни, бродившей с кольями и дубинами от усадьбы к усадьбе.
Со смехом и криками они делили награбленную добычу.
В центре лагеря лежали связанные женщины и подростки, взятые в неволю.
Немного поодаль валялись выброшенные из лагеря трупы, а около них с ворчаньем бегали собаки. Грабители не сооружали ни палаток, ни шалашей и спали под открытым небом на голой земле.
Повсюду виднелись громадные костры, а на них жарились бараны и зарезанный скот. Тут же стояли раскрытые бочки, из которых каждый черпал, сколько хотел. На земле кучами лежало награбленное в костелах и усадьбах богатство.
В различных местах лагеря возвышались изображения языческих богов. Старых было недостаточно, поэтому наделали новых, грубо и неумело вытесанных из дерева.
Раздавались языческие вызывающие песни, толпа была пьяна, но пела с жаром.
Собек стоял так, среди стада коней, не зная, на что решиться: идти ли дальше, или возвращаться, когда к нему подошел подвыпивший работник, который, с бичем в руке, присматривал за стадом, и стал внимательно присматриваться. Старик, ни мало не перетрусив, продолжал плести ветви, в свою очередь приглядываясь к нему.
– Плохой корм! – забормотал он, чтобы начать разговор.
– Да, для коней, – сказал Собек, – но для нас всего вдоволь. Что же ты голоден, что ли? – смеясь, он.
– Я-то нет, да мне скотину жаль.
– Э, что с нею станется! Ведь она нам даром досталась, ты сгонял ее по усадьбам, что ж за беда, если которая-нибудь и подохнет. Надо же и воронам чем-нибудь питаться, – спокойно говорил Собек.
– Ну, ну, – пробурчал работник, – пора бы уже бросить все это… В окрестностях не осталось ни одной усадьбы, ни одного монастыря, или хоть костелишка, – а я уж стосковался по хате.
– Что же ты в ней оставил? – спросил Собек, – девку, что ли?
– Да, может, еще и не одну, – возразил работник. – Я не бобыль, могу их взять.
Он повернул голову по направлению к лагерю.
– Вон там их сколько! Как старшины повыберут себе, нам останутся только бабы!
– А вы вернетесь к своей, оно и лучше будет. Там никто ее, верно, не обидел, если все ушли, – говорил Собек.
– Да, да, – забормотал работник, – может быть, все, а может быть, и не все.
Он зевнул и одновременно вздохнул, а потом ни с того, ни с сего так хлопнул бичем, что кони шарахнулись в сторону, а пастух рассмеялся.
– Ну, уж теперь, верно, вернемся, видно дальше делать нечего, когда ничего уже не осталось, – заметил Собек. – И я уж скучаю без хаты.
– Да, как же, так тебе и вернулись! – сказал пастух. – Осталось еще Ольшово. Там, в замке заперлись магнаты, а у них сокровища большие и девок сила, и никак их не взять! Вот мы и должны выкурить барсуков из норы!
– Это что еще за Ольшово, я не слыхал? – возразил старик.
– Потому что ты старый и глухой! – смеялся пастух. – А где же ты был, когда мы туда ходили?
– Я? – сказал Собек. – Да я же пас коров, я ничего не знаю.
– Там они много наших положили, мы должны были уйти, но мы их возьмем!
Проговорив это, пастух принялся свистать и как будто потерял охоту к дальнейшему разговору.
Собек тоже никак не мог справиться с своей работой, лоза не гнулась, а ломалась, и он, ругаясь и проклиная, заявил, что пойдет искать лучших прутьев. Никто не обращал на него внимания. Он снова пошел в кусты над речкой. Скрылся в них весь, постоял, прислушался, притаившись, нашел спрятанный топор, засунул его за пояс и, заметив, что пастух опять улегся на сырой земле, пустился в обратный путь, с прежней осторожностью пробираясь между кустами по направлению к лесу.
Смелая вылазка окончилась благополучно, потому что никто не обратил на него внимания.
Все ускоряя шаги, он дошел так до лесной опушки и, выбравшись ползком из кустов, добежал, никем не замеченный, до чащи леса.
Здесь по следам конских копыт на влажной земле, он добрался до того места, где с нетерпением ожидали его остальные путники, со страхом думая о том, удастся ли ему что-нибудь разузнать. Спыткова уверяла, что он такой опытный и ловкий человек, какого нет больше на свете, поэтому и покойный муж выбрал его в провожатые ей и дочери. Собек вернулся раньше даже, чем его ожидали. Завидев его издали, все окружили его с расспросами.
– Ну что же вы там видели? Что за люди? – спросила Спыткова.
– Да все та же чернь, которая была и у нас в Понце, – сказал Собек. – Я не только видел их собственными глазами, но даже и разговаривал с их пастухом. Пожалуй, скоро уж они, разделивши добычу, разбредутся по своим хатам, – для них уж ничего не осталось кроме одного только Ольшовского замка. Там заперлись вельможные паны и набили у них не мало людей; они думают взять их голодом, потому что иначе никак не могут.
– Ну, ну, – прервал его Лясота, – этого уж они не дождутся. В Ольшове сидит старый Белина, он уж ко всему ранее приготовился и не дастся им в руки, хоть бы пришлось и год продержаться. Я Белину знаю. Люди смеялись над ним, что он, живя в безопасном месте, так всегда укреплялся, вооружался, окапывался и собирал запасы хлеба, – как будто готовился к осаде. Видно, он один знал, что делал.
– При Болеславе все думали, что уж всякая опасность миновала; он один только не верил в обращение и пророчил, что когда-нибудь язычники разрушат костелы, а нас всех – христиан вырежут.
– Он один только знал и ведал, что должно было случиться, – со вздохом прибавил Лясота.
– А почему же бы нам, милостивый пан, – заговорил Собек, кланяясь ему в ноги, – вместо того, чтобы ехать за Вислу, до которой так трудно добраться, – не направиться в Ольшовский замок? Я бы нашел туда дорогу! Все помолчали.
