В лесах. Книга Первая - Мельников-Печерский Павел Иванович (читать книги без .TXT) 📗
— А разве, тятенька, у вас есть на примете? — взволнованным голосом спросил Евграф.
— А тебе что за дело? Сыщу, так скажу. Замолк Евграф Макарыч, опустил голову, слезы на глазах у него выступили. Но не смел супротив родителя словечка промолвить. Целу ночь он не спал, горюя о судьбе своей, и на разные лады передумывал, как бы устроить, чтоб отец его узнал Залетовых, чтобы Маша ему понравилась и согласился бы он на их свадьбу. Но ничего придумать не мог. Одолела тоска, хоть руки наложить, так в ту же пору. Прошло с неделю времени. Приехал однажды Макар Тихоныч из города развеселый. Сели обедать, говорит он сыну:
— Сегодня нам с тобой, Евграф, счастья бог послал — всю залежь, что ее в лавке ни было, с рук спустил. Что ни было старого, негодящего товару, весь сбыл, да еще за наличные. Думал убытки нести, выпал барыш, да какой!
— Кому же, тятенька, продали? — робко спросил Евграф Макарыч.
— Послал господь олуха. Благодари создателя!.. Из Сибири дурак приехал. Дела-то свои только что начинает, толку-то ни в чем еще не смыслит. Молоденький, вот как твое же дело, легковерный такой что ему ни ври, всему верит… Уж и объегорил же я его, обул как Филю в чертовы лапти!.. Ха-ха-ха!.. Не забудет меня до веку… Надо будет завтра на Рогожское съездить, господа поблагодарить… Вели-ка после обеда приказчику пшеничной муки туда свезти, по кулю на каждую палату, да масла деревянного бутылки две богу на лампадки.
— Слушаю, батюшка. — А ведь тебе, дураку, не удастся этак с алтыном под полтину подъехать! — хвалился Макар Тихоныч. — Посмотрю я на тебя, Евграф, толку-то в тебе нисколько нет — ни на маково зернышко… Помру — в прах проторгуешься. Ей-богу, помяни мое слово. Сноровки, братец, до сих пор не знаешь, не знаешь, как обойти покупателя, как ему намолоть с три короба, чтоб у него в глазах помутилось, в мыслях бы затуманило. Да что про это толковать, — со вздохом прибавил Макар Тихоныч, — известно дело, что глупому сыну родной отец ума к коже не пришьет… Разве вот как женю тебя, не будешь ли маленько поумнее?.. Да, чуть было не забыл спросить… Намедни ты про Залетовых поминал… Ездит он к Макарью аль нет?
— Как же, тятенька! Ездит, — немного оторопев от нежданного вопроса, ответил Евграф Макарыч. — В казенном гостином дворе, в китаечном ряду, лавка у него да в деревянных рядах мылом торгует.
— Так. В китаечном да в мыльном…— раздумывал Макар Тихоныч.
— Это хорошо… Фабрика у него, сказываешь, да завод?
— Так точно, тятенька.
— Ладно… Оборот велик?
— Не могу сказать, а должно быть, немалый… Гаврила же Маркелыч только на наличные торгует, грошом не кредитуется, — отвечал Евграф.
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили,молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль товару не брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не берешь, значит, ты безмозглая голова. Бери, да коль статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
— Не знаю, тятенька, о том речи не было. Как же бы смел я без вашего приказанья спросить? — отвечал Евграф Макарыч.
— Это ты умно сказал!.. Обмолвился, должно быть, — проговорил Макар Тихоныч, выпив стакан холодного квасу и погладив седую бороду.
— Один сын, говоришь, да дочь, только всего и детей? — Только, тятенька. — Сын-от отделен?
— Нет еще, не отделен, — отвечал Евграф Макарыч. — Дал родитель ему расшивы на весь отчет, а прочее все при нем.
— Так…— промычал Макар Тихоныч. — Много хорошего про Залетова я наслышан, — продолжал он, помолчав и поглядывая искоса на сына. — С кем в городе ни заговоришь, опричь доброго слова ничего об нем не слыхать… Вот что: у Макарья мы повидаемся, и коли твой Залетов по мысли придется мне, так и быть, благословлю — бери хозяйку… Девка, сказывают, по всем статьям хороша… Почитала бы только меня да из моей воли не выходила, а про другое что, как сами знаете.
На тот раз тем разговор н кончился. Но и этого много было Евграфу. На другой же день отписал он к Гавриле Маркелычу.
Поехали на ярмарку и Масляниковы и Залетовы. ъ Свиделись. Макару Тихонычу и сам Залетов по нраву пришелся. «Человек обстоятельный», — сказал он сыну по уходе его. Хотя слово то было брошено мимоходом, но, зная отцовский нрав, Евграф так обрадовался, что хоть вприсядку. Дня через три завернул старик Масляников в китаечный ряд, свиделся там с Гаврилой Маркелычем. Слово за слово. Залетов позвал гостя наверх в палатку чайку напиться. Поломался маленько Макар Тихоныч, однако пошел. Тут увидал семейных Гаврилы Маркелыча. Маша ему приглянулась.
— Девка придется нам ко двору. — молвил он сыну, воротясь домой. — Экой ты плут какой, Евграшка! Кажись, и не доспел разумом, а какую паву выследил — умному так впору. Как бы ты по торговой-то части такой же дока был, как на девок, тебя бы, кажется, озолотить мало… Засылай сваху, дурак!..
— Тятенька! — вне себя от радости вскричал Евграф, кидаясь отцу в ноги и целуя его руки.
— Тятенька! Благослови вас господи!
— Дурак! Не тебе меня благословлять, а мне тебя… Ноги выше головы не растут, — угрюмо ответил Макар Тихоныч, отстраняя Евграфа. — Чего лижешься, ровно теленок?.. Очумел?.. Ишь как его прорвало!.. Сказано: сваху засылай — чего еще тебе?.. По всему видно, каков ты разумом: люди говорят: «Дурак и посуленому рад». Так и ты.
— Тятенька, тятенька! — говорил Евграф, и смеясь и заливаясь слезами.Вы родитель мой… вы отец… глава… Не отталкивайте меня… Как бог, так и вы… батюшка…
— Да чего визжать-то? Сказано, есть на то воля родительская… Какого тебе еще лешего?
Отыскал Евграф Макарыч знакомою купчиху, попросил ее за сваху быть. Без свахи нельзя — старозаветный обычай соблюсти необходимо. Решили после ярмарки ехать в Москву и там свадьбу играть. По-настоящему-то жениху бы с родней надо было ехать к невесте, да на это Макар Тихоныч не пошел бы… Гордыня!. Поедет такой богатей к купцу третьей гильдии!.. Как же!..
Полная светлых надежд на счастье, радостно покидала родной свой город Марья Гавриловна. Душой привязалась она к жениху и, горячо полюбив его, ждала впереди длинного ряда ясных дней, счастливого житья-бытья с милым избранником сердца. Не омрачала тихого покоя девушки никакая дума, беззаветно отдалась она мечтам об ожидавшей ее доле. Хорошее, счастливое было то время! Доверчиво, весело глядела Марья Гавриловна на мир божий. Макар Тихоныч непомерно был рад дорогим гостям. К свадьбе все уже было готово, и по приезде в Москву отцы решили повенчать Евграфа с Машей через неделю. Уряжали свадьбу пышную. Хоть Макар Тихоныч и далеко не миллионер был, как думал сначала Гаврила Маркелыч, однако ж на половину миллиона все-таки было у него в домах, в фабриках и в капиталах — человек, значит, в Москве не из последних, а сын один… Стало быть, надо такую свадьбу справить, чтобы долго о ней потом толковали. В свадебных хлопотах помолодел старик Масляников, нравом даже ровно переродился. Незаметно стало в нем порывов своенравия, всячески угождал он названым родным, а к невесте так был ласков, что всем знавшим крутой и мрачный нрав его было то на великое удивленье.
Венчанье назначено. За несколько дней перед тем Залетов, как водится, сделал сговор на своей квартире. Немало гостей съехалось, и все шло обычной чередой: пели девушки свадебные песни, величали жениха со невестою, величали родителей, сваха плясала, дружка балагурил, молодежь веселилась, а рядом в особой комнате почетные гости сидели, пуншевали, в трынку (Трынка — карточная игра, в старину была из «подкаретных» (кучера под каретами игрывали), но впоследствии очень полюбилась купечеству, особенно московскому. Задорная игра.) играли, про свои дела толковали. Макар Тихоныч верховодил и, видя воздаваемый ему со всех сторон почет, вполне благодушествовал. Нередко выходил он в комнату, где молодежь справляла свое дело, подшучивал над товарищами Евграфа: «Нуте-ка, дескать, сыщите другую такую королеву», подсаживался к Маше, называл ее милою дочкой и, шутя, низко кланялся и просил, чтоб она, сделавшись хозяйкою, не согнала его, старого хрыча, со двора долой, а покоила б и берегла старость его да поскорей бы внучат народила ему. Маша краснела от шуток нареченного свекра, ласкалась к нему робко, но так доверчиво, как не всякая дочь к родному отцу ласкается. Глядя на жениха, утопала она в счастье.
