На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович (серия книг .txt, .fb2) 📗
— Цзяочжоу — это где? — обычно фон Эйленбург не интересовался деталями, мыслил глобально, но здесь почувствовал общую заинтересованность.
— В Шаньдуне, — кратко ответил Гейкинг.
— Но ведь этот порт присмотрели для зимовки своей эскадры русские? — протестующе воскликнул Радолин.
— Главной целью нашей дипломатии во время визита императора Вильгельма в Россию будет задача вытеснить русских севернее. Корейские порты, как удалось узнать нашему информатору в русском морском министерстве, по разным причинам их не устраивают. Если нам удастся вытеснить их из Цзяочжоу, то единственным местом, где им придется располагаться — это порты Ляодунского полуострова — Даляньвань и Порт-Артур, — ответил ему Гольштейн.
Граф Эйленбург вспомнил, как девять лет назад, кажется, в восемьдесят восьмом году — году трех императоров, когда умер старый Вильгельм I и, после девяностодевятидневнего правления и смерти его сына, Фидриха-Вильгельма, коронован был Вильгельм II, его, личного друга молодого императора, прощупывали южно-германские и прусские юнкера-землевладельцы, финансисты и промышленники. Всех интересовал один вопрос — качнется или нет Германия в объятия России? Зная, что умерший Фридрих-Вильгельм не любил сына и, как ответная реакция, отсутствие симпатий Вильгельма к родителям, что переносилось и на бабку — королеву Великобритании Викторию, все полагали, что Германия станет на сторону России. Самодержавной России! Не то, что эта дряблая Англия с её парламентаризмом. Кто же не знал о неприязни Вильгельма II к конституции и рейхстагу. О его преклонении перед российским императором Александром III и дружбе с будущим наследником трона Николаем? О, какие тогда полыхали страсти! Ведь именно с русского царя молодой кайзер брал пример, заявляя, что существует только один хозяин рейха, и он не потерпит другого, имея в виду рейхстаг. Всеобщий интерес был понятен — ведь речь шла о многих миллионах, сотнях миллионов марок. Тогда Вильгельм долго совещался с канцлером Бисмарком. Перед ним стояла дилемма — либо мирно завоевать Россию, что понемногу уже делалось со времен императрицы Елизаветы Петровны, либо готовиться к войне. И Бисмарк подтвердил, что в свое время и были два эти пути. Можно было испросить у императора Александра II позволения в широких масштабах колонизовать пустующие земли в Поволжье, Сибири, русской Средней Азии, даже на Дальнем Востоке, и с учетом слабости их промышленности, использовать Россию как сырьевой придаток Германии. Но уже в начале семидесятых годов, под давлением южно-германских помещиков-юнкеров, не желавших мириться с ввозом дешевого русского хлеба, производимого полурабами- крестьянами, пришлось ввести высокие таможенные пошлины, что сразу ухудшило отношения с Россией — ведь среди ее правителей большинство были крупные землевладельцы, которые понесли большие убытки. В развитии отношений с Россией в свое время были заинтересованы германские промышленники и финансисты, алчно взиравшие на бесконечно емкий рынок. И они с охотой взялись за строительство железных дорог, заводов и фабрик. Но опять это пришлось не по душе юнкерам — ведь железные дороги связали российскую глубинку с портами, через которые в Европу хлынул дешевый русский хлеб, а заводы и фабрики, главным образом, выпускали сельскохозяйственные машины и инвентарь, чем содействовали конкуренции русского хлеба с германским. Хотя и набирали уже силу промышленники и финансисты, но реальной политической властью в то время обладали именно дворяне-землевладельцы, и они настояли на запрещении займов для развития промышленности России. Вот так и получилось, что России ничего не оставалось делать, как обратиться за займами к Франции, даже пойти с ней на военный союз, а Германии пришлось окончательно утвердиться в мысли о неизбежности войны с Россией.
— Русские традиционно боятся англичан, — продолжал барон Гольштейн. — Они отлично помнят о захвате Севастополя и попытке захвата Петропавловска-на-Камчатке в пятидесятых годах, и не уверены, что в случае конфликта им удастся наличными силами удержать дальневосточные порты. Нужно будет через наше министерство иностранных дал организовать утечку секретной информации о том, что, якобы, имело место совещание, на самом высоком уровне, в ходе которого была высказана поддержанная кайзером мысль, что желательно вместе с русскими не пускать англичан в Желтое море, и разделить его на сферы влияния — русским Ляодун, Чжилийский и Корейский заливы, а нам — побережье Шаньдуна. Они, без сомнения, проанализируют эту информацию и найдут её заслуживающей доверия — ведь они знают, от своего посланника и торговых консулов в Китае, о нашей конкуренции с англичанами.
— О, да, — поддержал Гольштейна начальник Большого Генерального штаба граф Шлиффен. — Русские должны будут охотно заглотить такую приманку, ведь полгода назад, после армянской резни в Константинополе, мы обещали им обеспечить неприкосновенность их территории в случае захвата ими Босфора.
— А вы, Гуго, — обратился Гольштейн к Радолину, — еще до визита Вильгельма в Россию прозондируйте реакцию Муравьева на возможность нашего приобретения Цзяочжоу.
— Я весьма сомневаюсь в положительной реакции, — глаза князя Радолина за круглыми стеклами очков растерянно моргали. — Ведь общеизвестно, что русские уже размещали свою Тихоокеанскую эскадру на зимовку в этом порту и вряд ли пожелают оставить его.
— Ну нет, — не согласился Гольштейн. — Первая реакция будет, без малейшего сомнения, отрицательной. Но, узнав о том, что мы интересуемся этим портом для долгосрочной базы своего военного флота, они просмотрят все варианты и, в конечном результате, посчитают его для себя невыгодным. Им нужен выход железнодорожной магистрали к Желтому морю, об этом они уже говорили с Ли Хунчжаном, и хоть и не получили согласия, но от мысли не отказались. Шаньдун для них совершенно неудобен, он слишком далеко. Это они отлично понимают, и настаивать на нем не станут.
— А хватит ли у нас сил занять этот порт? — воззрился на графа Шлиффена доктор Хассе.
— Безусловно, — высокомерно улыбнулся Шлиффен. — Мы имеем в китайских водах вполне боеспособную эскадру с приданным ей десантом. Дополнительно можно будет послать еще эскадру в несколько броненосцев, командование над которой поручить адмиралу принцу Генриху Прусскому. Согласно рапортам адмирала Тирпица, мы остро нуждаемся в базе флота, и именно в Шаньдуне, из-за близости каменного угля. Тирпица не устраивает необходимость пользоваться английскими доками в Гонконге, а в собственном порту мы обустроим судоремонтную базу.
— Но повод? Ведь не можем же мы просто так завести эскадру в Цзяочжоу и захватить его? Существуют же и правила приличия в международных отношениях… — князь Радолин явно разнервничался и трясущимися руками принялся вытирать запотевшие вдруг очки белоснежным платком.
— О, какой вы по-прежнему наивный юноша, — восхитился барон Гольштейн.
— А повод нам предложит господин барон Гейкинг, — и он поощрительно улыбнулся посланнику в Китае.
— Да, я уже обдумал эту проблему, — поспешил продемонстрировать свою предусмотрительность Гейкинг. — Епископ Анцер, глава германской католической миссии в Шаньдуне, жаловался мне, что местное население в последнее время стало весьма недружественно относиться к миссионерам и обращенным в христианскую веру своим соплеменникам. Участились их насильственное удаление из деревень, и даже побои. Да вот и сам я, во время путешествия по Хуанхэ, был забросан комьями грязи. Чем же это не повод — месть за оскорбление проводников учения Христова?
— Ну, побои — это еще не повод для ввода войск, — поморщился хозяин дома. — Во всяком случае, недостаточно серьезный повод. Хотя, здесь что-то есть… Французы тридцать лет назад использовали как повод для захвата Кохинхины убийство миссионеров, и двадцать лет назад гибель миссионеров для захвата Тяньцзиня. Подумайте еще. И форсируйте наши усилия. Цзяочжоу до конца года должен быть нашим!
Прощаясь с гостями, барон Гольштейн просил Гейкинга передать свои наилучшие пожелания фон Мёллендорфу.
