Симода - Задорнов Николай Павлович (чтение книг .TXT) 📗
Леша однажды сказал Пегрэйму, что наше молодое общество еще не нашло себя, много говорится, но мало делается. Как офицер не должен был так говорить. Американец выслушал и с оттенком доброжелательности сказал, что это естественно, что и он в России, может быть, не знал бы, как и за что взяться, но что те, кто так думает и говорит, со временем, понимая это, осуществят свои намерения. Он и мысли не допускал, что все это может оказаться впустую.
Американцы не осуждали нас в непрактицизме. Видели нас в деле, как мы работаем, на что мы способны, как судят о нас японцы.
Почему мы, такие практичные в Японии, оказываемся в тупике у себя дома? Не правы ли американцы, которые никакого тупика не видят? Леше хотелось бы в Россию и сравнить теперь, что он видел здесь, с тем, что там. Но если перед нами в будущем нет тупика, то тем более нам нужен Тихий океан...
Путятин опять помрачнел и про красные веера так и не поминал.
Перед заключением договора, на переговорах в храме Чёракуди, или, как он говорил, замке Чёракуди, когда вокруг собирались пробуждаться сады и почки набухали на кустах «мученье служанок», он видел перед собой только главное – Петербург.
Как посол императора, он твердо и упорно добивался того, что он считал самым главным: открытия портов, права торговли в Японии с правом жить купцам на берегу, а не на кораблях и – особенно – права иметь консулов в открываемых по трактату портах. И, конечно, проведения справедливых границ, которые до сих пор еще не были установлены.
Есть и другая, не менее важная причина, тем более для империи. Это – престиж! Конечно, ничто не должно быть уступлено или опущено по сравнению с полученными от Японии правами других держав. Путятин наистрожайше приказывал себе всю жизнь помнить и неукоснительно исполнять все, к чему обязывала его верность монарху и вере.
Путятин помнил и мелочи, скандальное дело матроса Сизова, как японцы умело все подстроили. Теперь городу Симода известно, что морской солдат, считавшийся героем, встречался с девушкой-японкой, которую он соблазнил, когда войска Путятина проходили через ее родную деревню. Имя адмирала припутано, может быть! Матросу дали возможность увидеть эту девушку в городе, в доме губернатора. Все обвинения теперь доказаны, но в суд никто не подает и не подаст и протестов Путятину никто не предъявляет. Да и дело, конечно, не подсудное, но осуждаемое.
– В торговле с Японией будет участвовать вся великая и необъятная Россия, – пояснил на переговорах Путятин.
– О-о! Да, да! – Японские послы поражены, показывали, как высоко ценят они такой ответ.
– Действительно! Ясно, ясно!
Но если как дипломат он не добьется включения в договор пунктов о русских коммерсантах в Японии и о консулах, то все будет провалено. В Петербурге почтут такой трактат унизительным для России. «Что у них? Что им дают? Дайте и нам! Обязательно!» – вот так банально можно представить себе наши требования. Тогда и все освоение Сибири, и наши мечты о будущем, о портах и городах в Приморье и о незамерзающих гаванях пойдут прахом, будут отметены прочь и все задержится надолго. А японцы без уступки не признают договор дружеским. А если мы оставим весь Сахалин за собой, то англичане высадятся на нем. А после войны предъявят нам требование: «Уступить остров!» Что сделает против них Муравьев с двумя тысячами солдат и с одной паровой шхуной, которую он отобрал от моей эскадры? Нет, по одежке протягивай ножки! Пока своих сил нет, приходится заслоняться соседями. Как будто я сам не знаю, что весь Сахалин наш! В будущем докажем! На это у Путятина тоже был и свой взгляд, и свой план. Но пока выхода иного нет. И японцы видят мою слабость и даже бессилие. Поэтому лучше самому уступить, чем быть вынужденным уступить. В войну мы защитим Сахалин от англичан японскими претензиями.
Путятин за словом в карман не полез. Он обещал привозить товары из Иркутска, из Казани, где давно уже вырабатываются превосходные шапки из меха и бархатные, и сафьяновые сапожки, и шали в угоду восточным вкусам. Казанское ханство давно повержено, а казанские вкусы господствуют на громадных территориях Азии. Будут привозиться изделия московских и ярославских мануфактур, товары с Нижегородской ярмарки и с Аляски – компанейские.
Пайщиками компании были государь и Нессельроде, сменивший весь ее штат управления на своих людей. Консерватизм лютеран, управляющих Аляской, освящен монархом, без которого и Путятин был бы как без рук. Только тут, в Японии, он без монарха осмеливается и строит судно. Приятно вспоминать об этом, дело славно идет! Когда начался разговор о границах и Путятин, по просьбе японских послов, прервал заседание, офицерам хотелось знать, что же решит адмирал, но они дисциплинированно молчали, словно желая сказать:
«Евфимий Васильевич, не уступайте им Сахалина!»
Офицеры, когда вернулись в Гёкусэнди, толковали, что без Сахалина у России нет будущего, морские выходы в океан будут закрыты.
– Итак – назавтра бой! – сказал Алеша и уехал к американцам.
Его-то и выбрал адмирал идти назавтра на окончательные переговоры.
Переводчик Тори Тацуноске сообщил Шиллингу, что Кавадзи очень мрачный. Он перебрал множество архивных материалов, доставленных из тайников замка Эдо. Но прямых прав Японии на Сахалин нигде нет, нигде об этом прямо не объявлено. Нигде не подтверждено. Все спорно. Японцы приходили. Но японцы права не предъявляли. Действовал закон изоляции и запрета дальних плаваний. Окружающие острова долго были запретной землей. Теперь приходилось расплачиваться за самоизоляцию.
Но как бы ни дулись лейтенанты и какие бы сведения ни доставлял барон, а Путятин будет действовать, как он находит нужным.
Началось обсуждение.
Кавадзи потребовал, чтобы весь Сахалин был признан за Японией. На юге его живут айны, которые являются предками японцев.
– Вы их морите и уничтожаете! – ответил Путятин.
Дела не решили. Но на другой день Путятин уступил. Решено признать остров Сахалин в совместном владении Японии и России впредь до будущего пересмотра.
Невельской, как и Евфимий Васильевич, твердил всем, что Сахалин уже русский, может быть открыт для рыбной ловли японцев и для торговли. Но принадлежит России.
Сблизить народы Японии и России! Не поддаться на соблазн американской поддержки! Вот что главное! – думал Путятин. Пушки наведены на Симода, а я добросердечно и милостиво оставляю остров в совместном владении, когда Кавадзи уже готов уступить по всем статьям! Невельской уверяет, что Сахалин и материк единое целое, что перешеек, видно, когда-то существовал. И я понимаю, что без Сахалина на этом океане флоту нашему негде ходить, все закрыто! Но война идет и давит на меня, японцы хитрят, и давят, и шантажируют, американцы хотят показать, что их пушки за меня. Я без средств и без судов. Да, я могу упереться! Но ведь я японцам в личную собственность пяди земли не отдал! Совместное владение! А что это такое?
Посьет прав. «Поухатан» придет в Америку, и меня весь мир подымет на смех. Договор-то, мол, Путятин не заключил! А столько было разговоров и статей во всем мире, что Путятин, а не Перри, открыл Японию! И после этого, после всех письменных обязательств, данных японцами, договор не подписан или подписан, а консулов не разрешают иметь. Государю и так тяжело! Почему же не подписан? Да из-за Сахалина! Да кому до этого дело в Петербурге? А консулов разрешено иметь в Японии? Торговля разрешена? Да, ваше величество! Так что позорить Россию? Мало что торговать нечем и нечем пока консулам заниматься в Японии, но честь соблюдена! Раб божий Евфимий сын Васильев не посрамил Руси в тяжкую годину!
Осрамил! Два года толкли воду в ступе, в бумажки сморкались, а дела не сделали. Кавадзи обвел вокруг пальца. Американцы давят и торопят... Сути дела никто не знает. Ни одна живая душа...
А тут японки! Да, они зовут ее мисс Ота. Чудо и прелесть. Невельской говорит, что важно ближайшее развитие, в будущем основой жизни человечества станет социалистическая Сибирь...
