Славянский меч (Роман) - Финжгар Франц (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Радован нахмурил лоб и наморщил брови: он думал.
«Ты попался, Радован, — рассуждал старик про себя. — Выпутывайся теперь, как можешь, не то — конец тебе. Аланка — женщина, королева, а женщина есть женщина. И не пить мне вина до смерти, если к бегству Любиницы не приложила руку Аланка. Пусть молодые лисы играют моим черепом, если все это не приправлено ревностью и местью. Они не получили Любиницы… но что, если она не спаслась, а погибла, о боги, боги!»
У Радована защипало глаза, он потянул носом воздух, фыркнул и раздул ноздри, как молодой жеребенок.
— Не выдолблена в его сердце смерть, но написана на песке. Пройдет ливень, и слова сотрутся. Идем к Аланке! — повелительно произнес он и, отбросив полог, вышел из шатра.
Баламбак покорно последовал за ним.
Перед шатром королевы певец коснулся струн и запел песнь о солнечной розе, распустившейся посреди степи. Баламбак хотел первым пройти к Аланке.
— Нельзя, — рукой преградил ему путь Радован и вошел один. А когда увидел Аланку, глаза его загорелись восхищением.
«Клянусь богами, она достойна новой песни. Она похожа на вилу!»
Но тут же опустил взгляд, преклонил колени и произнес:
— Дух предков проник в мое сердце и поведал мне: встань и иди туда, где светит солнце твоего племени. Ты нужен кому-то! И отправился старый певец и чародей, и шагал без отдыха, и вот он стоит перед тобой, королева, чтоб помочь тебе в твоей печали. Велика твоя боль. Ты вырвала терний, проникший в сердце, удалила чародейку-славинку!
Радован умолк на миг, искоса взглянув на Аланку. Ее лицо побледнело.
«Попал!» — подумал он и продолжал:
— Об этом не подозревают воины, не подозревает Баламбак, но вернется твой повелитель и тут же догадается обо всем. Поэтому я пришел, чтобы помочь тебе, на него же напустить забывчивость, заговорить чары Любиницы.
— Ты все знаешь, о, не губи меня!
— Кто решил спасти тебя, тот не станет тебя губить. Не таи от меня ничего. Тайны опускаются в мое сердце, как в могилу. Скажи сначала, жива ли славинка или сгинула, мерзкая колдунья!
— Не знаю, горы Гема хранят тайну.
Радован приставил палец ко лбу и задумался.
«Горы Гема… триста бесов спят в этих глазах, она завела ее на юг к волкам и кочевникам, на верную погибель».
— Ты мудро поступила, королева, не послав ее к Дунаю. Но чародейка отравит зверей и выберется на свободу. Пока она жива, нет спасения Тунюшу. Расскажи, как ты освободила ее, расскажи обо всем подробно, я отправлюсь за ней вслед и убью ее!
Аланку охватила бурная радость. Взяв кожаный мешочек, она протянула его Радовану.
— Вот плата! Спаси меня, и наше племя будет веками тебя славить!
— Я не хочу платы, но деньги могут пригодиться в пути, поэтому я возьму их. Рассказывай!
Обрадованная Аланка рассказала все о Любинице. Помянула и о том, что у коня, на котором ускакала девушка, правое переднее копыто вывернуто в сторону. Нетрудно определить его след.
Радован попросил вина. Рабыня внесла великолепный роговой сосуд. Певец поставил его перед собой, поднял с пола попонку, разгреб землю и закопал в нее сосуд по самое горлышко. Потом принялся бормотать «заклинания», которые якобы заставят Тунюша позабыть Любиницу. Он кривил лицо, закатывал глаза, чмокал губами, разводил руками над вином и все бормотал, бормотал по-латыни:
— Devoret te diabolus, cauda vaecarum, devoret, devoret [126].
Охваченная безмолвным ужасом, Аланка вслушивалась в непонятные слова. Грудь ее вздымалась, она не сводила глаз со старика.
Закончив обряд, Радован накрыл сосуд платком.
— Храни этот напиток! Когда вернется Тунюш, приветь его этой влагой, и в один миг ты, единственная, станешь для него желанной. О славинке он больше и не вспомнит. А я утром отправлюсь за нею, чтоб убить ее во славу и на благо племени гуннов, на радость и счастье твоей любви.
Старик взял мешочек с золотом, грянул дикую песнь и вышел из шатра.
— Радуйся, — сказал он снаружи Баламбаку. — Радуйся, ибо спасен Тунюш, спасена наша королева! Твоя голова останется на плечах, о великий слуга всемогущего господина!
Мгновенно вокруг чародея собрались воины, на огне зашипел жир, рабы притащили мехи с вином, и весь лагерь весело заплясал под звуки вдохновенной лютни.
Радован принимал почести с большим достоинством. Тыква, из которой он пил, непрестанно наполнялась вином, он рассказывал изумленным гуннам о таких чудесах, что сам поражался, откуда только берется в его голове столь непостижимая премудрость? С тех пор как он стал бродяжить по белому свету, его уста никогда еще не лгали столь вдохновенно, как в тот вечер. Поздней ночью радость его достигла предела. И лишь одна-единственная капля горечи отравляла ее: ему хотелось напиться допьяна, а он не решался. Трижды до крови закусывал он губу, ловя себя на том, что в хмельном угаре чуть не ляпнул необдуманное слово. В полночь он важно поблагодарил всех и сказал Баламбаку:
— Грустно мне, что я вынужден пренебречь твоим гостеприимством и отказаться от вина. Но это можно поправить, я разрешу тебе привязать мех к седлу моего коня!
В мгновение ока два гунна притащили огромный бурдюк и приторочили его к седлу.
Старик лег в траву рядом с конем и с нетерпением принялся ждать зари. С первыми ее лучами он осторожно оглядел спящий лагерь, взобрался в седло, с удовольствием постучал по притороченному к седлу меху и поскакал вдоль ущелья.
Довольный своей мудростью и ловкостью, он, покачивая головой, мчался вдоль гряды, пока не достиг тех мест, которые описала Аланка. Тут он остановился, спешился и принялся искать следы в траве. Очень скоро он обнаружил след вывернутого копыта и быстро определил направление, по которому ехала Любиница. Затем припал к меху и стал жадно глотать вино, подобно рыбе, попавшей с суши в родную стихию.
— О боги, у такого пса и такое вино! Единственное добро, которым обладает этот вонючий пес. Клянусь Перуном, я, так и быть, пощажу его, если мы встретимся. Ведь я неплохо подкрепился за его счет.
Он тщательно завязал мех, прикрепил его к седлу и поехал дальше.
Припекало солнце, вино разморило старика, и ему захотелось прилечь под кустом.
«Нельзя, если держишь счастье за хвост, не выпускай его! Иначе не сможешь схватить его за голову».
Весь день без отдыха ехал он. Примятая влажная трава указывала путь. К ночи он добрался до пересохшего русла и нашел там сумку, которую Любиница в страхе забыла на земле.
«Ее еда», — обрадованно подумал он, спешившись и взяв сумку в руки. Вокруг кишели муравьи, привлеченные запахом съестного. Радован выбросил в траву остатки, сумку прихватил с собой.
«Почему она ее бросила? Непонятно! Может быть, ее спугнул кто-нибудь? Ведь пастухи — настоящие дьяволы. А если на нее напали? Бедняжка! Плохо придется тому, кто дерзнул сделать это! Проклятье его собачьей утробе! Уж я расправлюсь с ним».
Сердито бормоча угрозы, старик на коленях пробирался сквозь траву, в поисках следа. Раздвинув тростник, он дополз до лужи и тут в грязи заметил отпечатки конских копыт и ног Любиницы. Наклонясь к ясно различимому следу маленькой ступни, старик пальцами провел по нему, словно лаская девичью ногу.
— Погоди, бедняжка, сиротка, горлица, — Радован едет за тобой! Еще два дня продержись — я найду тебя. Потому что нюх мой потоньше собачьего, стоит мне захотеть, конечно. Не за всяким пошел бы я по следу в степи, словно волк за потерянной овцой, но за тобой… я поклялся!
Вслед за ним к луже подошел кон и принялся цедить грязную воду.
— Напивайся вдоволь! Она тоже поила здесь коня и сама напилась. А я не пью такой воды. Даже чистая, родниковая мне боком выходит. Камнем ложится на желудок.
Он дождался, пока конь напьется, вывел его обратно и осторожно отвязал с седла мех. Напившись как следует, он снова завязал его, облизнул губы и похвалил Тунюша.
— Странное дело! И у шелудивого гада всегда найдется что-нибудь хорошее… Даже у Тунюша. Как я решил, так тому и быть: пощажу тебя, Тунюш, ради твоего вина!
