Уарда - Эберс Георг Мориц (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Работницы сидели кучками прямо на полу вокруг большого вороха свежих или высушенных трав. Перед каждой лежало несколько пучков уже отобранных кореньев, листьев и цветов.
Супруга Мена, которая очень любила цветы и детей, быстро усвоила все указания врача и охотно объясняла девочкам назначение трав.
Вскоре Неферт привыкла к своим подопечным, узнала, кто из них прилежен и работает старательно, а кто-ленив и небрежен.
– Аи, аи! – говорила она, наклоняясь к маленькой девочке с большими миндалевидными глазами. – Смотри, ты же все перепутала! А ведь ты сама говорила мне, что твой отец на войне. Подумай только, что будет, если в него попадет стрела и к его ране приложат вот эту траву, которая только повредит ему, вместо той, что облегчила бы его страдания. Ведь это будет ужасно! Правда?
Девочка кивнула головой и принялась заново разбирать лежавший перед ней пучок трав.
А Неферт повернулась к одной маленькой лентяйке и стала ей выговаривать:
– Опять ты болтаешь и ничего не делаешь! А ведь твой отец тоже на войне! Представь себе, что он заболеет и не будет у него лекарства; вот ляжет он ночью спать и приснишься ему ты – сидишь вот так, как сейчас… Он, пожалуй, скажет: «Я бы мог быть здоровым, но доченька моя не любит меня, ей больше нравится сидеть сложа руки, чем готовить лекарство для больного отца».
Затем Неферт подошла к большой группе девочек и спросила:
– Знаете ли вы, дети, откуда взялись все эти чудодейственные целебные травы? Прекрасный Гор вышел на бой против Сетха, убийцы его отца, и во время сражения жестокий враг выбил Гору один глаз. Но сын Осириса все же победил Сетха, ибо добро всегда побеждает зло. Когда же Исида увидала его страшную рану, она прижала голову сына к своей груди, и сердце ее сжалось от боли, как сжимается сердце и у матери простого смертного, когда она держит на руках свое страждущее дитя. И подумала тогда Исида: «Как легко нанести рану, но как трудно ее залечить!» И из глаз ее заструились слезы. Слезы эти, одна за другой, падали на землю, и всюду, где они упали, выросли вот эти целебные травы.
– Исида так добра! – воскликнула одна из девочек. – Мама говорит мне, что она любит детей, когда они хорошо себя ведут.
– Твоя мама права, – подтвердила Неферт. – Ведь у богини тоже есть любимое дитя – ее сын Гор. Всякий человек, если он при жизни был добрым, умирая, превращается в ребенка, и богиня Исида берет его на руки, прикладывает к своей груди и воспитывает его вместе со своей сестрой Нефтидой [ 187], пока он не вырастет и не сможет сразиться за своего отца.
Тут Неферт вдруг заметила, что одна из женщин во время ее рассказа расплакалась. Она подошла к ней, стала ее расспрашивать и скоро узнала, что сын и муж этой женщины погибли – один пал на поле боя в Сирии, а другой умер вскоре после возвращения в Египет.
– Да, ты очень несчастна, – ласково сказала Неферт. – Смотри же, хорошенько позаботься теперь, чтобы раны других воинов были залечены! Я хочу рассказать тебе еще кое-что об Исиде. Она очень любила своего супруга Осириса, так же, как и ты, наверное, твоего покойного мужа, а я – моего Мена, но Осирис пал жертвой козней Сетха. Ей даже не удалось найти тело похищенного супруга, а ты все же можешь посетить могилу мужа. Оглашая воздух жалобными воплями, отправилась несчастная Исида бродить по всей стране в поисках тела своего любимого супруга. Ах! Что в ту пору представлял из себя Египет, который обретает плодородие лишь от Осириса! Священный Нил пересох, ни одной зеленой травинки не было на его берегах. Это зрелище глубоко опечалило добрую богиню, потоки слез хлынули из ее очей в пересохшее русло, и вода в реке тотчас начала прибывать. Вы же знаете, что каждый разлив Нила рождается из одной единственной слезы Исиды. [ 188] Так скорбь одной вдовы принесла благоденствие многим миллионам поколений.
Женщина внимательно выслушала Неферт, а потом сказала:
– Все это так, но мне приходится еще кормить трех малолетних детишек моего сына, потому что жена его была прачкой и однажды, когда она полоскала белье, ее утащил крокодил. У нас принято заботиться только о себе, а не о других. Если бы царевна нам не платила, я бы и думать не стала о чужих ранах, мне до них нет никакого дела! Я не могу больше кормить четыре рта!
Неферт невольно вздрогнула от ее слов – впрочем, это нередко случалось с ней в первые дни, когда она приступила к своим новым обязанностям, – и пошла просить Бент-Анат прибавить поденную плату этой женщине.
– Охотно! – сказала царевна. – Разве могу я отказать такой помощнице, как ты? Ну, а теперь пройдем на мою кухню. Я велела упаковать там фрукты для отца и братьев; пожалуй, найдется там ящик и для Мена.
Неферт последовала за своей подругой и увидала, что в один ящик как раз укладывали золотистые финики из оазиса Амона, а в другой – темные из Нубии. Это были любимые сорта фараона.
– Дайте я сама уложу их! – воскликнула Неферт и, приказав работницам освободить ящики, красивыми узорами уложила разноцветные финики и другие сваренные в сахаре фрукты.
Бент-Анат невольно залюбовалась ее работой и, когда Неферт кончила, протянула ей руку.
– Все, к чему прикасаются твои пальцы, радует взор, – сказала она. – Дай-ка сюда вон тот папирус! Я вложу его в этот ящик и напишу на нем: «Этот ящик уложила для фараона Рамсеса исполнительная помощница его дочери Бент-Анат, супруга Мена».
После полуденного отдыха царевну вызвали по какому-то делу, а Неферт еще несколько часов оставалась со своими работницами.
Когда солнце зашло и хорошо поработавшие женщины и девочки собрались идти по домам, Неферт задержала их.
– Солнечная ладья исчезает там, за западными горами, – сказала она. – Давайте помолимся за фараона и за наших родных, что сражаются вместе с ним. Пусть каждый думает при этом о своих близких: дети – об отцах, женщины – о сыновьях, а мы, жены, – о наших далеких мужьях. Будем просить Амона, чтобы они вернулись к нам так же, как это солнце, что сейчас расстается с нами, а завтра, рано утром, вновь озарит все вокруг.
– С этими словами Неферт опустилась на колени, а за ней все ее работницы.
Когда они встали, к супруге Мена подошла совсем еще маленькая девочка и, робко теребя ее за край платья, сказала:
– Вчера ты тоже заставила нас встать здесь на колени, а сегодня моей маме станет лучше от того, что я за нее помолилась?
– Конечно, дитя мое, – ответила Неферт и нежно погладила черные локоны ребенка.
Бент-Анат была на балконе; она сидела там одна, задумчиво устремив взор в сторону некрополя, постепенно исчезавшего во мгле. Услыхав позади себя легкие шаги Неферт, царевна вздрогнула.
– Я помешала тебе, – сказала Неферт, делая шаг назад.
– Нет, нет! Останься, – попросила ее царевна. – Я благодарна богам за то, что ты рядом со мной, потому что у меня сейчас тяжело на сердце, нестерпимо тяжело.
– Я знаю, о ком ты думаешь, – тихо произнесла Неферт.
– О ком же?
– О Пентауре.
– Да, я думаю о нем, – сказала Бент-Анат. – Но, кроме того, еще многое другое тревожит сейчас мое сердце. Я словно сама не своя. Я думаю о том, о чем мне не следовало бы думать, я чувствую то, что мне не следовало бы чувствовать, но я не в силах отделаться от этих дум и чувств, и мне кажется, что сердце мое изошло бы кровью, если бы я попыталась вырвать их из него. Я пошла против обычая; более того, поступок мой был просто дерзким, и сейчас надо мной нависло что-то страшное, очень страшное, оно, быть может, заставит нас расстаться и вернет тебя, Неферт, твоей матери!
– Я разделю с тобой твою судьбу! – горячо воскликнула Неферт. – Что им от тебя нужно? Неужели же ты больше не дочь Рамсеса?
– Я показалась народу в облике простой горожанки и теперь должна поплатиться за этот поступок, – отвечала Бент-Анат. – Только что у меня был Бек-ен-Хонсу, верховный жрец храма Амона в Фивах, и я долго с ним беседовала. Этот честный и почтенный человек очень хорошо ко мне относится, и отец мой велел мне всегда и во всем следовать его советам. Он убедил меня, что я совершила тяжкое прегрешение. Будучи оскверненной, я посетила храм Хатшепсут в некрополе; после того, войдя однажды во двор парасхита, за что я испытала на себе гнев Амени, я сделала это еще раз. Они знают все, что случилось с нами во время праздника! И вот теперь я должна подвергнуться обряду очищения! Я должна либо очиститься в присутствии всех жрецов во главе с Амени и на глазах у самых знатных людей в самом Доме Сети, либо – мне предоставляется выбор – совершить паломничество к Изумрудной Хатор. Под ее покровительством из недр скал добывают благородные камни, извлекают руду и очищают ее путем плавки. Эта богиня, которая отделяет чистое золото от примесей, как они говорят, должна снять с меня скверну. В одном дне пути от этих копей со священной горы Синай, как ее называет народ ментиу [ 189], сбегает полноводный ручей, и на его берегу стоит храм этой богини, где жрецы снимают скверну. Путь туда долог и ведет через пустыню и через море, но Бек-ен-Хонсу советует мне отважиться на это паломничество. Он говорит, что Амени враждебно настроен ко мне за то, что я преступила догмы нашей веры, а верховный жрец Дома Сети чтит их превыше всего. Он считает, что ко мне следует проявить двойную строгость, ибо толпа прежде всего смотрит на того, кто стоит выше всех, и если позволить мне безнаказанно попирать законы нашей религии, то в народе найдется немало подражателей. Амени действует от имени богов, а они мерят сердца всех людей одной мерой. Ведь священная мера локтя принадлежит богине справедливости [ 190]. Я чувствую, что во всем этом есть доля истины, и все же мне тяжело подчиниться решению жреца – я ведь дочь Рамсеса!
187
«…Исида берет его на руки, прикладывает к своей груди и воспитывает его вместе со своей сестрой Нефтидой…» – Если богиню Исиду изображали как мать Гора, то ее сестру Нефтиду – как его кормилицу и няньку. На о. Филэ имеется изображение одного из Птолемеев в облике юного бога Гора, обучаемого Нефтидой игре на арфе. По преданию, Осирис любил обеих этих богинь, и обе они изображаются плачущими в головах и ногах его погребальных носилок. Их плач над телом Осириса сохранился в тексте одного из папирусов. (Прим. автора.)
188
«…каждый разлив Нила рождается из одной-единственной слезы Исиды». – Среди современных арабов до сих пор бытует поверье, что Нил начинает прибывать от «слезы божества», упавшей в его воды. Еще и в наши дни ночь на 11 бауне, когда в Ниле начинается постепенный подъем воды, называют «ночью слезы». (Прим. автора.) (Бауне – месяц коптского календаря, примерно соответствующий нашему июню; начало этого месяца – 26 мая, а в 1873 г., например, 11 бауне совпадало с 17 июня.)
189
Ментиу – так египтяне называли семитов, населявших Синайский полуостров.
190
«Ведь священная мера локтя принадлежит богине справедливости». – Имя богини справедливости Маат обозначали также и иероглифом меры длины – локтя. До наших дней дошли несколько древних эталонов священной меры локтя. (Прим. автора.) (Согласно дошедшим до нас эталонам локтя, он равнялся приблизительно 52,31 см и делился на семь пядей по 74,72 мм или на 28 пальцев по 18,68 мм.)