Ермак - Федоров Евгений Александрович (электронная книга .txt) 📗
— Куда побежала? — окликнул ее Куземка.
Девочка на миг приостановилась, заслонила ладошкой глаза и наивно-лукаво призналась:
— По ягодки из дому сбегла…
Анютка повернулась, хотела бежать дальше, и вдруг обмерла от страха: на нее в клубах пыли, весь черный от сажи, летел на разгоряченном коне углежог дядька Аким. Девчонка вскрикнула, метнулась и чуть не угодила под копыта.
У Куземки замерло сердце: «Чего это сломя голову прет?».
Углежог ловко, на скаку, подхватил Анютку, бросил поперек седла и заорал диким голосом:
— Татары! Татары!
И сразу зашевелилось, задвигалось кругом. На высокой белой колокольне ударили сполох. Из приречных лугов, сколько было прыти, бежали девки, из посада и приселков торопились солевары, строгановские смерды, женки с детишками. Гнали за острожные тыны скот — коров и овец. С реки хлопотливая девка хворостиной торопила уток, а сама тревожно поглядывала на восток.
Куземка вскочил и побежал к городку. За лесом уже поднимались клубы черного дыма: татары жгли русские деревеньки-починки, стога сена, несжатые хлеба.
«Ох, горе, скоро ворота запрут. Как тогда?» — взволнованно подумал солевар.
Все новые и новые толпы строгановских трудяг спешили укрыться за валами крепости. На веревках тащили упиравшихся, ревущих коров. Чтобы поторопить беглецов, Куземка закричал, сколько было мочи:
— Татары!..
Он последним вбежал по узкому мосту, и за ним медленно, со скрипом закрылись тяжелые, окованные железом ворота.
С восточной рубленной башни дозорный лучник увидел, как из леса на дорогу на быстроногих выносливых конях ватажка за ватажкой вылетали татарские всадники. Они, как река в вешнее половодье, разлились вокруг земляного вала и высоких тынов. Дозорный — старый вятич Олекса — знал этих свирепых сибирцев и неустрашимо выглядывал, как бы ловчее ударить. На первый взгляд все казались на одно лицо: оскаленные, воющее по-звериному, рты под редкими черными усами, узкие косые глаза, наполненные волчьей злобой. Но Олекса хорошо разбирался в званиях диких всадников.
— Вот этот — мурзак. А ну-тка! — сильные руки дозорного медленно, туго натянули тетиву. Стрела со свистом прорезала воздух и угодила скуластому всаднику в грудь; он покачнулся и свалился с коня.
— Вот оно как! — удовлетворенно вымолвил Олекса и стал выбирать нового ордынца для своей меткой стрелы.
А в эту пору за оградой из смолистых бревен, на клетях, срубленных из доброго леса и наполненных землей и камнями, появились строгановские наемные дружинники — стрельцы. Один из них поднялся на башенку и хотел оттуда бить по орде, но тяжелый, как медведь, Олекса посмотрел на него из-под густых нависших бровей и решительно сказал:
— Уходи, сам управлюсь!
Стрельцу пришлось уйти.
Наружный вал, который опоясывал городище, оставался брошенным. По верху его густо шел чеснок — заостренные колья; и как только татарские всадники, разогнав коней, пытались перескочить вал, распарывали скакунам животы или сами падали под пищалью стрельца. Те, которым удалось перескочить вал, скатывались в глубокий ров, и кони ломали ноги. Град камней и котлы с варом опрокидывались на головы татар…
Куземка захватил у знакомых топор и поспешил к тыну, где все окуталось пороховым дымом и раздавался беспрестанный вой татар и крики дружинников.
В небольшой крепости-сторожке, в которой размещались хоромы Строгановых, службы для дворовых людей, клети для хранения хлеба и соли, имелась всего небольшая площадка, которая теперь была сплошь забита людьми и скотиной. Плакали перепуганные ребята, голосили женщины, ревели коровы, ржали кони, но все эти голоса заглушал дикий вой татар, которые рвались в городище. И откуда их столько взялось? Верная рука Олексы неутомимо слала стрелу за стрелой, безотказно били из пищалей стрельцы, дворовые холопы с яростью скидывали на вражьи головы тяжелые булыги, обливали кипятком, а орда все лезла и лезла. Казалось, никогда не будет конца этому элому наводнению…
Олекса давно заметил рослого всадника на черном аргамаке. Его воинские доспехи сверкали, как рыбья чешуя: от головы до пят он был обтянут синеватой кольчугой. Он ловко правил конем, увертываясь от стрел и камней, а сам на скаку отпускал тетиву, и стрела его летела с пронзительным воем. Рядом с ним скакал великанище, одетый в тигилей, с копьем в одной руке и медным щитом в другой.
«Непременно царевич, а скуластый разбойник с широченными плечами и есть его телохранитель, — решил лучник и сокрушенно вздохнул: — Эх, кабы у моей стрелы да стальной наконечник, я бы ему показал Кузькину мать!».
И все же не утерпел старый Олекса, натянул тетиву и нацелился прямо в сердце Маметкула. С визгом понеслась стрела и, как того хотел лучник, ударила в грудь татарина. Он слегка покачнулся, но удержался в седле, — кольчуга сберегла его. Скакавший рядом великанище-телохранитель задрал вверх голову и загоготал, заржал, как стоялый жеребец. С досады Олекса опять до отказа натянул тетеву, долго водил острием, отыскивая верное место, и, наконец, пустил стрелу. Она со страшной силой угодила татарину в горло, и он упал под копыта коня своего господина. Вятич вимательно оглядел свой лук, на котором все еще, как натянутая струна, дрожала тетива:
— Не выдал-таки. Хорош!
Не укрылся во-время старый опытный лучник, забыл о татарском коварстве. Царевич мгновенно натянул тетиву, и предательская стрела вонзилась в грудь Олексы. Побледнел он, изо рта хлынула кровь; слабея, старик опустился на бревенчатый настил башни. Потускнели его серые суровые глаза. Только и успел прошептать:
— Ну вот и отслужил русской земле!..
Солевар Куземка все это видел, и, когда пал старый Олекса, он выскочил из лаза на башню и взял из его холодеющих рук верное оружие. Таясь меж остроколья, он стал посылать меткие стрелы. И чем больше ярости при наступлении на городище проявляли татары, тем спокойнее и увереннее становился солевар.
Куземке все было видно как на ладони: и тыны, и клети, на которых лежали груды камней, стояли котлы с кипятком, и стрельцы, и внутренний двор острожка, на котором терпеливо ждали приступа мужики, вооруженные топорами и вилами.
Вой стал истошнее. Куземка осторожно выглянул и увидел то, от чего стало страшно за всех. Толпа спешенных татар с гиком и воем тащила тяжелое бревно. Прошла минута и раздался сильный грохот…
«Ворота ломят! — сообразил Куземка и заметался. — Что же делать?»
Он не знал, что с верхней воротной площадки на татар сыпались камни, лились кипяток, жгучая расплавленная смола. Но одни ордынцы гибли, другие лезли им на смену. Кругом валялись трупы и покалеченные люди…
Солевар давно заметил на площади хозяина. Дородный, в малиновом кафтане, Яков Строганов медленно продвигался среди возов и взволнованной толпы. Тут были лесорубы, углежоги, привезшие в городище уголь, смерды, пахавшие на господина пашню, косцы с косами-горбушами, прибежавшие укрыться за крепкий тын от лихой беды.
Куземка растолкал людей и, скинув шапку, встал перед господином:
Боярин, гляди-ко, сколь людей сбежалось и без дела бродят по двору. Дай им пищали, копья, сабли, ух, и бить будут татарву!
Строганов нахмурил брови, глаза помрачнели. Он стукнул посохом и пригрозил солевару:
— Как смеешь, холоп, учить меня! Куда лезешь со свиным рылом в калашный ряд. Не видишь, тут все смерды, а им оружье не положено! Брысь!
Куземка не испугался, да кстати к нему, плечо в плечо, встал смерд.
— Господин, — спокойно обратился он к Строганову: — Нас сотни. Сил-а-а!..
Яков Аникиевич задрал бороду и высокомерно ответил:
— А я и без твоей силы обойдусь. Заплоты острога высоки, хлеба хватит, зелья для пищалей вволю и…
Он не договорил: в эту пору раздался такой сильный грохот, что все крики стали неслышными. Окованные ворота сорвались со своих запоров и распахнулись. Как морская волна, в проход хлынула яростная орда татарских всадников. Строганов на бегу скинул колпак и перекрестился:
