Демидовы - Федоров Евгений (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗

— Беда случилась, хозяин: штейгер, немец Трегер, сбежал с Колывани… Недоброе дело задумал он!

— Пошто не догнали? — В серых глазах Акинфия вспыхнул злой огонек.

— Гнали до Казани по всем дорогам да тропам, у переправ людишек пытали; сбег, окаянный. Неужто мы смилостивились бы?..

Молодцы встрепенулись; по их решительному виду понял Акинфий, что холопы не лгут; без жалости расправились бы со штейгером.

— Что ж теперь? — Демидов грузно прошелся по людской, на его ногах надеты были теплые сибирские пимы — не успел снять после охоты. На поясе висел кривой охотничий нож, Акинфий крепко сжал черенок, с лютой ненавистью выругался: — Поди, крапивное семя опять возрадуется и возьмется за свое. Ух-х!..

В душе Демидова поднялось мстительное чувство.

«Как клопы, из здорового тела сосут кровь! — сердито подумал Акинфий про канцелярских волокитчиков и сутяг. — Чуют, где пожива».

— Ну, докладывай; или все порассказал? — пристально посмотрел он на Мосолова.

— Ушел, подлюга, а довести дела, хозяин, я не мог: мчал сюда по следу, — отозвался приказчик.

— То добро, — одобрил Демидов старательного холопа. — Досказывай!

— Так вот, дознались мы, — продолжал Мосолов, — чужеземец Трегер до Питербурха допер, а тут к саксонскому посланнику ходил и подстрекал его порассказать матушке-царице, что мы на Колывани льем серебро…

— Так, — вздохнул Акинфий. — Дале сказывай!

— От повара да дворовых людишек-то и дознались мы. Также выпытали, где бывает этот Трегер. Подлюга, сделав дело, нанялся на гамбургский корабль и в немецком кабачишке, что в гавани, хвастал об отъезде и о содеянной тебе пакости, хозяин. Мы в том кабаке были и воочию видели немчишку…

— Ох, и душно! — пожаловался Акинфий, снял с головы парик и бросил его на скамью. Минут пять он сидел хмурый, низко опустив голову.

Мосолов терпеливо ожидал решения. Демидов встал, поднялись и молодцы.

— Вот что! — сказал после глубокого раздумья Акинфий. — Вели закладывать рысистых в карету; еду к государыне… А саксонца Трегера будто и на свете не было. Понятно?

Мосолов кивнул головой:

— Понятно, Акинфий Никитич!

Демидов прошелся по горнице, пригрозил:

— Погоди-ко, будешь ты, сукин пес, в Гамбурге, где раки зимуют!

Голос хозяина прозвучал жестко.

В одиннадцатом часу утра Демидов приехал во дворец.

Царедворцы не хотели пустить, но упрямый заводчик уселся в кресло и пригрозил спальничему:

— С места не сойду, пока не оповестите о моем приезде царицу-матушку. Приехал я с прибылями государевой казне…

За окном стлался холодный туман; зимнее питербурхское утро вставало поздно. По коридорам бегали непричесанные заспанные фрейлины. Акинфий заметил среди них большеглазую с темной мушкой, ту самую, которая на приеме у царицы улыбалась ему. Фрейлина торопливо шла через приемную.

Демидов силился вспомнить придворный этикет, но так и не вспомнил.

— Камер-фрау, ваше степенство, сударыня, одну минутку обождите! — вставая, торопливо сказал он фрейлине.

Придворная жеманница удивленно посмотрела на Демидова, одетого все в тот же французский кафтан и парик, и вдруг узнала его.

— Красавушка-барышня! — Акинфий схватил руку фрейлины, стремясь поцеловать.

Девушка с удивлением рассматривала заводчика и вдруг весело засмеялась:

— Как вы сюда попали, сударь?

— Заботы привели, матушка-сударыня. Царицу-матушку повидать надобно по важному делу.

Фрейлина прижала к губам тонкий пальчик с колечком, на котором сверкнула капелька бирюзы. Акинфию стало легко на душе, он осмелел и медведем пошел на фрейлину:

— Руду нашел, серебро нашел, хочу государыне к стопам положить! — гаркнул Акинфий; под его крепкими ногами потрескивал паркет.

— Тс… Тсс… — Придворная погрозила пальчиком. Однако по всему было видно, что кряжистый уралец пришелся ей по сердцу своей напористостью. Она пообещала: — Их величество еще в постели, но я осмелюсь доложить…

Не успел Акинфий опомниться и договориться, как она легкими шажками убежала…

В приемную, семеня ножками, опять вошел дворецкий.

— На! — Демидов кинул ему горсть серебряных рублевиков. — Схоронись, не мозоль моих глаз!

Дворецкий сухими ручками сгреб рубли, но не уходил.

Акинфий не садился, топтался, сопел и с нетерпением поглядывал на дверь в дальние покои, в которых, по его догадке, пребывала государыня.

Наконец, к изумлению дворецкого, из внутренних покоев вышла бойкая фрейлина и, сделав перед Демидовым реверанс, пригласила:

— Пожалуйте! Их императорское величество просят…

Демидов, стуча каблуками, твердым шагом ринулся в спальню.

Анна Иоанновна сидела облаченной и тревожно смотрела на заводчика:

— Что случилось, Никитич? Ты ни свет ни заря пожаловал.

Демидов упал перед царицей на колени:

— Не могу утерпеть, государыня-матушка, от радости. Людишки мои нежданно-негаданно в Сибири у Колывань-озера открыли серебряную руду. Бью челом и прошу вас, милостивая матушка, принять открытое… Не худое серебришко!

Лицо царицы построжало, она укоризненно покачала головой:

— Ой, хитришь ты, Никитич, перед своей государыней! По глазам твоим вижу.

— Что ты, государыня-матушка, чистосердечно мыслю государству прибыль принесть!

Тяжело дыша, Анна Иоанновна встала, взяла Акинфия за плечо, подняла:

— Вижу, насквозь вижу тебя, Никитич. Но за расторопность и хватку твою щажу тебя…

Демидов приложился к руке царицы. Она немного подумала и, как бы вспомнив что-то, торжественным тоном сказала:

— Жалую тебе, Никитич, то, о чем просишь. Пойди благодари герцога Эрнеста, хвалит больно тебя.

Царица еще раз поднесла к губам Демидова руку и, осчастливив его вялой улыбкой, удалилась в другой покой. Неизвестно откуда вынырнула большеглазая фрейлина, схватила Акинфия за руку:

— Теперь вам надо уходить: аудиенция окончена.

Она провела Демидова в приемную.

— Уф-ф! — шумно вздохнула она. — Какой вы неловкий!

Акинфий встрепенулся.

— То верно, — неловкий, зато силен. Вот!

Он согнул свою руку. И тут совершенно неожиданно для него приключился большой конфуз: рукав бархатного наряда не выдержал, лопнул по швам.

— Медведь! — восторженно заблестели глаза девушки.

Акинфий покраснел, растерялся. Из покоев по паркету раздались гулкие шаги. Фрейлина толкнула Акинфия в плечо.

— Уходите скорей, нас могут заметить. Ну!

Демидов, придерживая лопнувший рукав, быстро и ловко юркнул к выходу.

Спустя три часа Акинфий Никитич ходил по обширным покоям; батя строил их широко и привольно. В покоях стояла прохлада, в углах выступила изморозь: печи топились редко. Хозяин не любил тепла. «От него тело млеет и душа коробится», — жаловался он на жарко натопленные печи. На сердце Акинфия было покойно и радостно. Он сделал большой кукиш и тыкал кому-то невидимому:

— На-кось, крапивное семя, выкуси!

Спустя два дня из гаванского кабачка вышел саксонец Трегер, и больше никто его никогда не видел. Так и не дождались его на гамбургском корабле.

Мосолов доложил хозяину:

— Который день мы ходили за ним, так и не видели; исчез человек со свету…

Акинфий по глазам холопа угадал, что его невысказанный приказ выполнен сурово и неукоснительно.

…В самый разгар весны, в мае 1737 года, Акинфий Демидов вернулся на Урал. Прибыл он на струге и на Утке-пристани неожиданно встретил своего врага Татищева. Каждая жилочка на лице Акинфия затрепетала от восторга и звериного ликования. Четыре работных бережно несли носилки, на которых лежал исхудалый, больной Василий Никитич.

— Это куда его? — тихонько спросил он приказчика.

— Выбывает их превосходительство, — сдержанно ответил служака. — Повелением государыни назначен Василий Никитич в Оренбург для устроения Башкирского края.

— В почетную ссылку, стало быть? — нарочито громко переспросил Демидов, но приказчик пожал плечами:

— Не можем знать, господин!