Гракхи - Езерский Милий Викеньтевич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Ни ты, ни я. В сенате будут плебеи, бывшие рабы, бедняки — латины и союзники… Мы скажем так: «Хотите, чтобы Гай был вашим советником?» И если они пожелают…
— Ты пьян, отец!
— Замолчи. Я говорю то, что у всех на языке. Вы боитесь высказаться, а я… кого и чего мне бояться?
Он встал и, пошатываясь, подошел к сыну:
— Пройди в таблин. Люций повиновался.
— Был у Аристагоры? — хрипло спросил Фульвий, вглядываясь в лицо сына.
— Был, — не моргнув глазом, ответил Люций.
— Ну и что ж?
Люций смело взглянул на отца:
— Я пощадил ее молодость, решив так: победим мы — ее ожидает суд плебса, победят злодеи — клиенты отомстят за нас.
— Эх ты, чудак! — усмехнулся Фульвий. — Рабы! А если все они лягут в бою?
— Не бойся: я послал Геспера и Люцифера в Остию: там они будут дожидаться исхода борьбы. И когда все уляжется, они возвратятся в Рим…
Флакк вздохнул:
— Ну, как хочешь. А я бы поступил иначе: сегодня же ночью она плавала бы в Тибре, и рыбы жрали бы ее холеное тело…
Они вернулись в атриум. И теперь только Фульвий заметил Помпония и Летория. Протянув к ним руки, он воскликнул:
— Что не приходили, дорогие друзья? Где Гай? Что делает?
— Гай спит. Его, как и тебя, охраняет плебс.
— А разве уже поздно?
— Нет. Прошла первая стража.
Светильники, потрескивая, меркли; воск и бараний жир неприятно пахли. Гости дремали на ложах.
Краснолаковая посуда, производимая в Арреции, тускло поблескивала на столах: причудливые извилистые змеи, разинув пасти, подбирались, казалось, к журавлям с длинными, тонкими шеями. Большое зеркало, украшенное изображением Менелая и Елены, отражало сонные лица людей, огни светилен, чернолаковые вазы с линейными орнаментами.
— Ну, Квинт, — обратился Фульвий к младшему сыну, — скажи, где твоя Асклепида?
Квинт вспыхнул, опустив голову.
Посмеиваясь, Флакк хлопнул в ладоши, крикнул:
— Эй, гости дорогие, заснули? Промойте свои глотки, протрите глаза! Сегодня у меня торжество…
Полупьяные гости в недоумении смотрели на хозяина.
— Я женю младшего сына, — смеясь, говорил Фульвий, — женю на невольнице, чтобы всем было известно, что я не брезгаю рабом и плебеем, считаю их людьми, равными римским гражданам, — и, повернувшись к вошедшему рабу, приказал: — Ступай, Афродизий, к госпоже, объяви ей мою волю: если она захочет, пусть придет на торжество. Да не забудь позвать Асклепиду…
Квинт побледнел: решение отца было для него приятной неожиданностью, он не смел и мечтать об этом и недоверчиво поглядывал на гостей, на Люция, ища на их лицах скрытой насмешки. Но все были серьезны, а на лице брата он уловил не то изумление, не то растерянность.
Вошла юная черноокая гречанка, маленькая, худенькая, как девочка.
Квинт вскочил, глаза его пылали.
— Успокойся, — с грубым смехом сказал Фульвий, — мы вас не задержим: ночь велика. Помни, что в приданое за девушкой не получишь ничего, кроме ее юности. Но я имею право сделать невесте свадебный подарок, верно, друзья?
— Верно! — закричали гости, любуясь Асклепидой. — Только не скупись!
— Десять тысяч сестерциев, — подумав, решил Фульвий и вывел на навощенной дощечке цифру: HSX. — Возьми, Асклепида, мой казначей немедленно выплатит эти деньги.
Асклепида низко поклонилась, припала к руке Фульвия. Теперь Квинт понял, что это — не шутка, и обменялся с гречанкой быстрым радостным взглядом.
А Флакк говорил, и слова его падали в тишину густыми басовыми раскатами:
— Время теперь военное, можно не соблюдать торжеств… Это не убежит. Свидетелей достаточно. Скажи, Асклепида. хочешь ли войти в нашу семью, носить имя мужа?
Гречанка подняла голову и сказала певучим голосом: повернувшись к жениху, древнюю римскую формулу: «— Куда ты, Гай, туда и я, твоя Гая».
Подошел Квинт. Супруги подали друг другу правые руки, свидетели закричали: «Счастья!» — и начался пир.
Фульвий приказал позвать Терцию. Он считал, что без жены торжество немыслимо, и когда она явилась, бледная, возмущенная, оскорбленная браком сына с рабыней, Флакк шепнул:
— Не сердись, дай мне счастливо прожить эту ночь! Завтра — в руках Фортуны. А дети пусть тешатся… И пусть тешатся рабы, которых я отпускаю на волю, и рабыни, и дети их, и ты, госпожа супруга!
Терция растроганно взглянула на мужа: вспомнила молодость, брак, встречу с Фульвием в атриуме его дома (как это было давно!), и, схватив мужа за руку, низко опустила голову, чтобы скрыть слезы.
Асклепида испуганно подняла черные глаза на матрону. Во взгляде ее была мольба, и Терция, ради мужа, ради сына, ради гостей и рабов, а больше всего ради опасного положения семьи, в которое повергла всех борьба, ласково кивнула невестке.
Радостные крики гостей потрясли атриум. Дверь распахнулась, и вооруженные рабы и плебеи, с громкими возгласами и поздравлениями ворвались в дом. Они окружили Фульвия и Терцию, жали им руки, называли «друзьями народа», оглушительно орали.
Сбежалась прислуга Флакк вышел на середину атриума, распорядился:
— Выкатить небольшой бочонок вина. Пусть выпьют на радостях и ложатся спать. Часовым дать по одному киафу. Всем быть наготове засветло. Слышишь, Люций?
Он пошатнулся, едва удержался на ногах. Помпоний поддержал его:
— Ложись, мы тебя разбудим, — молвил он, — я и Леторий будем бодрствовать.
Фульвий огляделся: ни жены, ни Квинта, ни Асклепиды в атриуме уже не было. Гости, завернувшись в тоги, укладывались на ложах и на полу
XXVIII
Хмурое утро скучно вставало над Римом. Последние дождинки мелкой пылью едва долетали до земли, и Помпоний, направляясь к жилищу Фульвия, ощущал на своих щеках невидимые брызги.
Сердце его тревожно билось, и он, чтобы придать себе бодрости, насвистывал веселую песню. Дом спал. Рабы и плебеи лежали вповалку на улице, часовые дремали.
— Вста-вай-ай! — протяжно закричал Помпоний, звякнув мечом по железным пестам, прислоненным к двери, и смотрел, как люди вскакивали, озираясь, торопливо хватались за оружие.
Он прошел в дом, оторвал Квинта от Асклепиды и вместе с Люцием принялся будить Флакка, но беззаботный эпикуреец спал, как убитый, и только слово «оптиматы», выкрикнутое тревожным голосом Помпония, подействовало на него: он вскочил и, схватив меч, оглядел Помпония и сыновей налитыми кровью глазами.
— Где оптиматы? — прохрипел он. — Клянусь всеми богами, они должны погибнуть!..
— Или мы, — усмехнулся Помпоний. — Я уверен, что Опимий уже на ногах, а мы только просыпаемся…
— Ладно, ладно, ты всегда недоволен. А скажи, Гай уже встал?
— И ты спрашиваешь?! Он повелевает нам занять Авен-тин, призывать плебс на помощь.
Афродизий и Молест принесли тяжелые доспехи, в которых Фульвий совершал во время своего консульства славные походы и одерживал победы над галлами: панцирь, щит, меч, копье и шлем. Надев поверх туники панцирь, состоявший из железного нагрудника, Флакк приказал Афродизию стянуть на спине кожаные ремни, повесил на левом боку через плечо широкий двулезвийный меч и внимательно осмотрел медный, ярко начищенный шлем с черными перьями, а затем — продолговатый деревянный щит, обтянутый бычьей кожей и обитый листовым железом, с накладными выпуклыми перунами в виде украшений.
— Хорошо, подай теперь копье, — и поспешил выйти на улицу.
Рабы и плебеи окружили его с криками радости.
— Братья и друзья, — сказал он, когда шум утих. — Сегодняшний день решает все: или мы — властелины Рима, или — негодная падаль. Враг силен, коварен, подл, хитер, мы — честны и храбры, на нашей стороне справедливость. Посмотрим, кому помогут боги. Я убежден, что Минерва умолит Юпитера бросить громы на головы злодеев. Итак — вперед! Вернется к ларам тот, кто победит!
Он построил отряд в колонны и двинулся во главе его к Авентину. Люди шли с громкими угрожающими криками. Из домов выбегал народ.
— Присоединяйтесь к нам!
