Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Но Ермолов даже не обернулся.
– Алексей Петрович? – в крайнем удивлении остановился возле него Орлов. – Государь разыскивает вас! Он желает поздравить ваше превосходительство с блестящим успехом союзной гвардии…
Александр I встретил Ермолова самой обворожительной из своих улыбок.
– Скажи мне, Алексей Петрович, не потерял ли ты, часом, чего-нибудь у Бельвильской высоты? Что? Кажется, я нашел принадлежащую тебе вешь…
– Вы ошибаетесь, ваше величество, – еще находясь во власти горестной утраты, глухо отвечал Ермолов. – То, что я потерял на Бельвиле, уже не вернешь.
– А вот и нет, а вот и нет, – поняв ермоловский ответ по-своему, возразил император. – Я сам нашел то, что принадлежит тебе!
Он, не оглядываясь, протянул назад пухлую руку, и Орлов под завистливыми взглядами свиты тотчас же вложил в нее небольшой конверт.
– Возьми же, Алексей Петрович, – повторил Александр. – Это твое!
Ермолов отрешенно развернул бумагу и увидел знаки Св.Георгия 2-й степени. Вокруг зашептали, зашушукали генералы и свитские лица. Только Аракчеев наклонил голову, чтобы спрятать недовольство: не слишком ли приближает к себе государь этого выскочку?!
– И еще одна просьба, друг мой, – истолковав молчание Ермолова подавленностью от непомерной благодарности, продолжал Александр. – Наш Шишков теперь в Праге. Так что манифест о взятии Парижа будешь писать ты…
4
МАНИФЕСТ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ ПАРИЖА В 1814 ГОДУ
«Буря брани, врагом общего спокойствия, врагом России непримиримым подъятая, недавно свирепствовавшая в сердце Отечества нашего, ныне в страну неприятелей наших перенесенная, на ней отяготилась. Исполнилась мера терпения Бога – защитника правых! Всемогущий ополчил Россию, да возвратит свободу народам и царствам, да воздвигнет падшие! Товарищи! 1812 год, тяжкий ранами, принятыми в грудь Отечества нашего для низложения коварных замыслов властолюбивого врага, вознес Россию на верх славы, явил перед лицом вселенныя ее величие, положил основание свободы народов. С прискорбием души, истощив все средства к отвращению беззаконной войны, прибегли мы к средствам силы. Горестная необходимость извлекла меч наш; достоинство народа, попечению нашему вверенного, воспретило опустить его во влагалище, доколе неприятель оставался на земле нашей. Торжественно дали мы сие обещание! Не обольщенные блеском славы, не упоенные властолюбием, не во времена счастия дали обещание! С сердцем чистым, излияв у алтаря Предвечного моления наши, в твердом уповании на правосудие Его, исполненные чувств правоты нашей, призвали Его на помощь! Мы предприняли дело великое, во благости Божией снискали конец его! Единодушие любезных нам верноподданных, известная любовь их к Отечеству утвердили надежды наши. Российское дворянство, твердая подпора престола, на коей возлежало величие его, служители алтарей всесильного Бога, их же благочестием утверждаемся на пути веры, знаменитое заслугами купечество и граждане не щадили никаких пожертвований! Кроткий поселянин, незнакомый дотоле со звуком оружия, оружием защищал веру, Отечество и государя. Жизнь казалась ему малою жертвою! Чувство рабства незнакомо сердцу Россиянина. Никогда не преклонял он главы пред властию чуждою! Дерзал ли кто налагать его, не коснело наказание! Вносил кто оружие в Отечество его, указует он гробы их!.. Дабы оградить Отечество от вторжения неприятеля, надлежало вынести войну вне пределов его, и победоносные воинства наши явились на Висле… Неприятель пребыл непреклонным к миру. Но едва протек год, узрел он нас на берегах Рейна! Французский народ, никогда не возбуждавший в нас чувств враждебных, удержал гром наш, готовый низринуться. Франция открыла глаза на окружающую ее бездну, расторгла узы обольщения властителя ее, устыдилась быть орудием его властолюбия! Глас Отечества возбудился в душе народа… Франция возжелала мира. Ей дарован он, великодушный, прочный. Мир сей, залог частной жизни каждого народа безопасности, всеобщего и продолжительного спокойствия, ограждающий независимость, утверждающий свободу, обещает благоденствие Европы, приуготовляет возмездия, достойные перенесенных трудов, преодоленных опасностей…»
5
19 марта в семь часов утра союзные войска торжественно вошли в Париж через предместье Сен-Мартен.
Шествие открывали гвардейские казаки, в алых куртках со стоячими воротниками, синих шароварах и в шапках из черной смушки с белым волосяным султаном. За лесом казачьих пик появилась кавалерия, потом – гвардейская пехота, а за ней – император Александр I в сопровождении великого князя Константина, Щварценберга, короля Пруссии, английского посланника и генералитета.
От Сен-Мартена до Елисейских полей, где должен был состояться парад, плотной стеной на тротуарах слева и справа стояли тысячи парижан, восхищаясь блестящим видом российской гвардии и красавцев офицеров. «Они, верно, воображали по описаниям наполеоновских газетчиков, – подумал Ермолов, – увидеть в русских варваров, питающихся человеческим мясом, а в казаках – брадатых циклопов!» В толпе было немало сторонников свергнутой династии Бурбонов – роялистов, которые вдели в петлицу белую лилию. Хорошенькие француженки выглядывали из окон, посылали из толпы воздушные поцелуи и даже подбегали к офицерам свиты и просили уступить им на минутку лошадь, чтобы увидеть русского императора.
«Как бойки!» – удивился Ермолов. При первой же встрече француженки показались ему весьма милыми, ловкими, а некоторые – просто прекрасными. «В их глазах, движениях, интонации читаешь любовь, – размышлял Алексей Петрович, невольно настраиваясь на лирический лад. – Кажется, все их существо дышит страстью. Насколько же отличен характер француженок от немок! В первых – живость, ветреность, легкомыслие, непостоянство, горячность. У вторых – медлительность, основательность, недоверчивость, холодность. Ближайшее сходство с француженками имеют польки, и моя Надин, к которой я испытал некогда страсть, тому подтверждение…»
Однажды Ермолов с начальником штаба Алексеем Александровичем Вельяминовым долго бродил по Парижу. Небольшая улица, носящая имя Наполеона, привела их к Вандомской площади. Посреди нее стояла медная колонна вышиной сажен пятнадцать с колоссальной статуей императора на вершине. Наполеон был в мундире и своей знаменитой шляпе, в правой руке сжимал золотой шар – символ власти.
– Она сделана по подобию Траянова столпа в Риме, – заметил Ермолов Вельяминову, – и вылита из меди трофейных пушек.
На пьедестале была представлена воинская арматура новейших времен: мундиры с эполетами, каски Павловского гренадерского полка, русские знамена, пушки, а по углам – одноглавые французские орлы. Толпа простого народа окружала колонну.
– Высоко взошел ваш император, – обратился по-французски Ермолов к одному из зевак, по виду – мастеровому.
– Ничего, – усмехнулся тот, – сейчас сойдет вниз…
Действительно, по лестнице, скрытой в пустоте колонны, уже поднималось несколько молодцев, и вот один проказник вскочил на плечи медного императора и начал обматывать его шею толстым канатом, концы которого свисали до земли. Ермолов угадал зачинщиков этой затеи, приметив разъезжающих в толпе угрюмых роялистов в черных фраках с белыми кокардами на круглых шляпах. Оборванные простолюдины, среди которых были и женщины, схватились за канат в намерении стащить бывшего своего идола.
– Как не вспомнить Древний Рим и тамошнюю чернь! – сказал Ермолов Вельяминову. – Люмпены, преклонявшиеся перед своим цезарем, теперь топчут его!..
В негодовании на ветреность французов, Ермолов повернулся и зашагал влево и вскоре оказался на широкой и многолюдной улице Сент-Оноре. Пройдя мимо высоких, трех– и четырехэтажных, домов с магазинами галантерейных и модных вещей, генерал и начальник штаба остановились у огромного портика с толстыми колоннами – у входа в знаменитый Пале-Рояль.
Через нижнюю галерею за толпою народа Ермолов и Вельяминов прошли до длинного двора, образованного высокими сплошными зданиями в несколько этажей. В нижнем размещались галереи с лавками наподобие петербургского Гостиного двора. Множество парижан расхаживало там взад и вперед, в блеске, пестроте витрин и непрерывном шуме. Ермолов слышал, что в галереях Пале-Рояля собраны лучшие и драгоценнейшие товары, но, не имея надобности ничего покупать, лишь бегло оглядел витрины. Восковые бюсты с париками, выставленные в некоторых лавках под стеклом, показались ему столь же белы и натуральны, как и живые парикмахеры.
