В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
В последний раз взглянув с печалью на широкий Неаполитанский залив, который, вероятно, мне уже не суждено больше увидеть, я подумал, что он напоминает нежное объятие природы. Еще спали в теплых постелях те женщины, что я встречал во время прогулок под портиками. Колеса повозки весело загремели по каменной дороге…
В пути мы останавливались в маленьких городках и однажды немало смеялись над вывеской одного трактирщика, у которого нашли приют. Какой-то бродячий художник изобразил на ней чудовищную птицу и начертал такие стихи, вдохновившись Горацием:
Вергилиан смеялся от всей души.
– Великолепно!
Владелец таверны, краснорожий, пропахнувший кухонным дымом, упираясь кулаками в бока, заявил:
– Это я Матерн. За вывеску я уплатил пять ассов и в придачу подарил колбасу.
Путешествие обошлось без нападения разбойников, без поломки колес. Вскоре мы свернули на дорогу, ведущую в Оливий. Я наслаждался сладостными видами. Делия, которую растрясло в дороге, жаловалась:
– Когда же мы приедем? Я не рада, что оставила спокойный дом.
Но как можно было не любоваться волнистой линией голубоватых италийских холмов, среди которых вдруг возникал на скале розовый город или медленно приближались белые храмы на фоне темных дубовых рощ; у дороги мирно паслись стада овец. Мы захватили с собой путеводитель, составленный некиим Маврицием, где были указаны названия городов и селений, расстояния между ними, святилища, всякого рода достопримечательности, целебные источники и священные рощи. На остановках, которые часто называются по вывескам таверн, трактирщики низко кланялись нам, благодаря щедрость Вергилиана, и предлагали самые лучшие яства, но Делия едва дотрагивалась до пищи.
Иногда тянулись по обеим сторонам дороги безлюдные поля, овеянные морским воздухом, или попадалась навстречу пара волов в ярме, влачивших тяжелую повозку на скрипучих колесах, в сопровождении поселян в широких войлочных шляпах. Разъехаться с ними на узкой дороге было нелегко. Иногда под тенистым дубом стоял, опираясь на посох, старый пастух, с лицом как из бронзы, в овчине, невзирая на жаркий день, и с любопытством смотрел на проезжавших путешественников.
Наконец показались знакомые Вергилиану места. Он воскликнул:
– Все как двадцать пять лет тому назад – такая же тишина и такой же божественный воздух!
И схватив Делию за руку:
– Смотри! В той роще я искал орехи, когда они созревали и падали на землю. Там водились зайцы. А на горке у каменной ограды виноградные гроздья поспевали раньше, чем в других местах, и их собирали в плетеную корзину. Отец высоко поднимал первую сорванную гроздь, любовался ею и воздавал хвалу Либеру… Вот и старый дом!
Навстречу нам бежал по пыльной деревенской дороге Теофраст. Белозубый пройдоха уже успел, очевидно, завести в здешних местах приятные знакомства и радостно приветствовал своего господина. У ворот стоял с палкой в руке Нумерий. Он был в домотканом грубом плаще с капюшоном и добродушно улыбался всем своим широким рябым лицом.
Делия вошла в дом, пахнувший сыростью. Видимо, Вергилиан был растроган и со слезами на глазах смотрел на полузабытые предметы, которые снова выплывали в памяти из детских лет, и на статую Минервы в атриуме, покровительницу дома Кальпурниев. Поэт возблагодарил богиню за благополучное возвращение к пенатам почтительным поклоном, но, заметив, что Делия посмотрела на эту сцену с явным отвращением, нахмурился.
– Не презирай меня. Сто лет в этом доме славили Минерву.
Делия ничего не ответила.
– Я почитаю не мрамор, из которого сделана статуя, а идею разума, воплощенного в ней, – грустно добавил поэт.
Вечером за трапезою снова разговор зашел о разуме. Вергилиан удивлялся гению эллинов, что могли с такой ясностью постигать вселенную и ее устройство.
– И некоторые утверждают, – взволнованно рассказывал он, – что планеты, в том числе и наша земля, подобны огромным шарам, вращающимся вокруг небесного огня в прозрачных, как хрусталь, сферах, издающих божественную музыку.
Делия широко раскрыла глаза.
– Почему же мы ее не слышим?
– Потому, что уши нам заграждают земные звуки.
– Тогда кто внимает этой музыке сфер?
– Мудрец, отрешившийся от всего земного.
После неоднократных разговоров я знал, во что верил Вергилиан, вернее – что он не верил в богов и сомневался во всем. А мой дорогой Аполлодор учил меня, что мир родился из огня. Не из того обыкновенного огня, в котором сгорает полено, а из божественного пламени, и в него же со временем превратится.
Как далеко все это было – беседы с учителем, прогулки в той дубовой роще, где находилась гробница Овидия… Мое детство ушло навеки. Я подумал, что, вероятно, Томы покажутся мне по возвращении тихим захолустьем, после этих громад, колонн, нимфеев. Но я был уверен, что мой учитель и поэт Вергилиан стали бы друзьями, если бы им суждено было встретиться на земле.
Делия считала себя христианкой в часы умиления перед волей небес. Она не понимала, о какой гармонии говорит Вергилиан, утверждая, что в ней достигается равновесие блага и страданий.
– Твоя гармония для просвещенных, – говорила она, – а что делать с нею простым людям, как я и другие?
А я еще был полон надежд. Мне одинаково казалась прекрасной земля, светило ли солнце, шел ли дождь, от которого приятно пахнет смоченной пылью. Даже в печальных воспоминаниях я находил горькую радость и ждал от жизни новых чудес. Мне помогали моя молодость и то предвкушение любви, что делает мир для человека полным смысла и значения. Мне сопутствовали также моя братская нежность к Грациане и тайная, скрытая от всех любовь к Маммее.
Текли мирные дни в Оливии… По утрам мы любовались из окон зеленым морем и лиловатым островом Прохита. Над крышей летали с печальным щебетом ласточки, учившие своих птенцов первым полетам.
Нумерий кричал на дворе рабыне:
– Элея, принеси кувшин воды!
Мы шли к морю. Сидели там под сенью смоковницы и, насладившись морским воздухом, возвращались домой, чтобы подкрепиться пшеничным хлебом и оливками, козьим сыром и медом.
Иногда мимо проходил корабль, так близко, что можно было рассмотреть его снасти и даже лица корабельщиков. Корабли направлялись в Рим, они везли пшеницу и баранов или оливковое масло из африканских портов.
Что происходило в Риме – мы об этом беспокоились мало, и никто не писал Вергилиану, а о местных событиях получали сведения от Нумерия, отправлявшегося каждое утро в соседний городок на рынок, или от рыбаков, приносивших нам в кошнице серебристых рыб. Но однажды появился неожиданно Скрибоний, с посохом в руках, в изорванной тунике, с огромным синяком под глазом, и горестно воздел руки к небесам.
Вспомнив о приглашении Вергилиана, он отправился пешком в Кумы, с пятью сестерциями в кулаке и с надеждой, что кто-нибудь посадит его на попутную повозку, если он будет рассказывать занимательные истории. Так Скрибоний добрался до Вольтурна и там завел дружбу с горшечником. Ремесленник вез в Кумы сосуды своего производства и с удовольствием взял веселого путника с собой, так как вдвоем было безопаснее ехать. Но в пути на них напали разбойники, может быть, те самые рабы, что убежали от Веспилона. Они жестоко поколотили горшечника, цеплявшегося за свое добро, разбили сосуды и угнали мула. Досталось и Скрибонию, пытавшемуся увещевать разбойников: «Злодеи, имейте хоть каплю жалости!»
В довершение всего латроны отняли у путников дорожные плащи и скрылись. Проклиная судьбу, Скрибоний и горшечник кое-как добрели до ближайшего селения, где их приютили сердобольные люди, и оттуда поэт поплелся в Оливий. На глазах у Делии были слезы.
