Раквереский роман. Уход профессора Мартенса (Романы) - Кросс Яан (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Не повторит ли он там сегодня опять какую-нибудь подобную глупость?..
Нет, нет, если в моем вопросе и есть крупица злорадства, то не потому, что меня не соблаговолили пригласить по поводу этой встречи. Наоборот, я скажу: слава богу. И к тому же это совершенно естественно. Для сношений с немцами мы пользуемся другими лицами. Я у нас с давнего времени для самых универсальных и для французских, а в последнее время и для английских дел.
Чух-чух-чух-чух-чух-чух.
Газеты сообщили, конечно, что императорская встреча абсолютно частная. Просто долг вежливости родственников. Что никаких политических изменений она не внесет. В таких случаях подобное всегда утверждают. И утверждения всегда лживы. За очень редкими исключениями. Будем надеяться, что сегодня именно такое исключение.
Но как выглядит встреча двух императоров, я себе прекрасно представляю…
…Голубая вода. Розоватые гранитные скалы. Черные еловые леса. Светло-зеленый березняк. И на фоне холмистого острова два белых корабля. «Гогенцоллерн» и «Штандарт». Между ними полверсты расстояния. Впереди, в открытом море, крейсеры, сопровождающие императоров. И их, и наши. Подальше, за островами, на страже наши канонерские лодки: попробуй кто посторонний приблизиться к яхтам, сразу получит… Смотрите, чтобы и сегодня не грохнуть по какому-нибудь случайному торговому судну, как в тот раз, когда Рождественский на пути в Цусиму обстрелял в Северном море английские рыбацкие суда, приняв их за японские миноносцы… И газеты во всем мире ликовали: в России слишком много офицеров, которым нельзя доверять пушки, и правительство выплатило Англии в возмещение убытков шестьдесят пять тысяч фунтов… Теперь с крейсеров гремит салют… Все тот же пушечный грохот в прославление мира… Затем с «Штандарта» спускают на воду белую моторную шлюпку, а в нее — фалреп, и Ники в полосатом поясе и при всех орденах шагает по качающимся и хлопающим ступеням в шлюпку и плывет эти полверсты. По голубой, от весеннего ветра в легких барашках воде. И вот он уже возле борта «Гогенцоллерна» и поднимается опять по шаткому трапу вверх. И тут наверху засверкали и грянули немецкие медные трубы, они играют «Боже, царя храни» с такой силой, что глаза лезут на лоб, а вслед за тем, разумеется, и «Deutschland, Deutschland». Здесь и там, на соседних кораблях и на борту «Гогенцоллерна», на многих палубах, галереях, пушечных башнях ревут застывшие в строю части — бах-бах-бах — ура-ура-ура! И тут императоры приближаются друг к другу: сорокалетний беспомощный сосунок с бородкой и пятидесятилетний пучеглазый хитрый, глупый фигляр, усы, как бивни, и полторы руки… Императоры подходят один к другому — у Вильгельма такой же полосатый пояс, как и у Ники, на нем мундир его Выборгского полка, поглядеть, так прямо наш человек… Императоры приближаются друг к другу, обнимаются и трижды целуются… Какие существуют поцелуи? Поцелуй приветствия, поцелуй мира — osculus paci, если я правильно помню, — поцелуй клятвы, поцелуй верности, поцелуй Иуды, поцелуй туфли… Ха-ха-ха… Но незачем делать для себя из этого проблему. Ибо международное право поцелуи не классифицирует…
Для такого визита этикет предусматривает тридцать минут. Шествие вдоль почетного караула. Представление свиты и офицеров. Через двадцать девять минут Ники шагает обратно на свою шлюпку. Оба императора нисколько не поумнели. И шлюпка Ники отчаливает при звуках оркестра. Через десять минут Вильгельм тарахтит на своей шлюпке к «Штандарту», и все повторяется сначала. Но продолжается на этот раз уже сорок минут. А в час — ну, До тех пор еще масса времени — на борту «Штандарта» будет дан обед. Императоры, императрицы, министры, некоторые генералы и адмиралы. Но там ужо ничего не произойдет. Каждый из императоров произнесет для другого трехминутную речь на французском языке, предназначенную для газет всего мира: наша вечная неизменная мудрость, наша братская любовь, наше исконное стремление к миру. А после этого уже и вовсе ничего не будет происходить. Будут есть холодных омаров и запивать шампанским. А если вообще — то только за час или за полчаса д о обеда, когда императоры останутся с глазу на глаз внизу, в каюте Ники, — если вообще что-нибудь может произойти, то только в это время… Ибо в отношении Вильгельма никогда нельзя быть уверенным, что же касается Ники, то всегда все абсолютно ненадежно… Но будем надеяться, что Вильгельм достаточно получил по своему гогенцоллерновскому носу с его предыдущей бьёркёской аферой… А мы со своей стороны, конечно, ничего не предпримем. Нам важен только самый факт визита Вильгельма. Боже упаси, не больше. А факт этот нам нужен для того, чтобы он видел и чтобы мы могли ему сказать: дорогой брат, весь мир видит, что у нас бывает не только английский король (который за год до того приезжал к нам в Таллин), не только французский президент (который был в Таллине несколько позже), но бываешь и ты, дорогой брат, с которым мы связаны такими же узами кровного родства, как и с толстым Эдуардом, но по сравнению с которым мы оба, как императоры и душой, и судьбой, и как угодно иначе, все-таки самые близкие… Или нечто подобное. Ибо ни к чему не обязывающая вежливость по отношению к Вильгельму сейчас в нашей витрине вполне уместна… Вот что даже Меншиков пишет в «Новом времени», мне нужно только достать из портфеля и прочитать:…Великое событие… Историческая минута… (Как всегда!) Может быть, решающий момент для разрядки мирового напряжения… Давно уже слышен подземный гул… Где произойдет следующий взрыв?.. Во всяком случае, где-то далеко от России. Очевидно, в море между Англией и Германией. Ибо ведь в настоящее время Англия стремительнее всех вооружается… (Англия как козел отпущения, которого мы заталкиваем в пасть Вильгельму.) …В германо-английском конфликте Россия должна придерживаться строгого нейтралитета… Ибо, разве Германия захочет воевать с Россией? Только враги России в Германии это утверждают. А император Вильгельм? Никогда. Ибо, почему же тогда он не начал войны против нас четыре года назад, когда наши войска были заняты на Востоке? Да потому, что он рыцарь… (Рыцарем Вильгельм, конечно, ужасно хочет быть, но господин Меншиков мог бы быть в своей логике более последователен: сейчас наши войска не заняты на Востоке, — следовательно, сейчас рыцарство Вильгельма ему нисколько не помешает. Однако Меншиков этого не замечает и знай себе трубит дальше.) Нейтралитет германского императора — это лучшие страницы истории Германии. Ибо этот нейтралитет был не просто справедлив, но и доброжелателен, во всяком случае доброжелательнее французского… Ну, да все это пустая болтовня, и визит Вильгельма, по существу, не имеет никакого значения. Во всяком случае, совсем не то, что прошлогодний приезд Эдуарда в Таллин. В котором я имел честь в известных пределах участвовать…
Мы тарахтим вразвалку по мосту через реку Рею. Голубая лента воды меж песчаных, щебенистых берегов, усыпанных валунами. Справа в прибрежных камышах — рыжие коровы городской мызы на водопое. Пастух в видавшей виды серой шляпе, в пакляной рубахе, он обратил свое небритое лицо к солнцу и зевает — все в том же месте, все в том же, куда и пятьдесят три года назад животные приходили на водопой… Я же помню его: это пустуский Пеэтер. Тот самый, что пятьдесят три года назад был подпаском у пастуха городской мызы, вторым подпаском — рубль за лето, что бы пригонял отбившихся от стада телят, и, кажется, он остался здесь один на всех телят, когда его напарника отправили в Петербург, в сиротскую школу.
А посещение Эдуардом Седьмым Таллина я помню подробно и точно.
Английское общественное мнение, конечно, совсем не то, что немецкое. О нашем собственном я даже и не говорю. Хоть с девятьсот пятого года на почве гласного высказывания мыслей и у нас происходят иной раз невероятные вещи… Однако общественное мнение Англии чуть было не сделало прошлогодний визит Эдуарда в Таллин невозможным. Хотя мы — Извольский, я и Бенкендорф — в Лондоне тщательно его подготовили. Как только предполагаемый визит стал известен — а в Лондоне все политические шаги самым безответственным образом становятся тут же известны, — левое крыло рабочей партии подняло ужасный шум. Смехотворный, но и опасный. О’Грейди потребовал в парламенте, чтобы жалованье министра иностранных дел Грея было урезано на сто фунтов… За то, что внешняя политика Грея делает возможными столь недопустимые шаги, как визит короля в Таллин… Это была, конечно, Лейбористская шутка, направленная против либералов. Однако то, что писал этот шотландский рыбак, стремившийся, по-видимому, делать мировую политику, то есть господин Макдональд, в своей «Labour Leader» [69], это уже вполне серьезно. Я помню довольно точно… Неужели наше отечество в самом деле намерено стерпеть такое оскорбление, как поездка английского короля в Россию?! Если там каждый день сотнями расстреливают людей?! Если дюны по ту сторону Риги красные от крови самых лучших людей, от крови борцов за свободу, от крови мучеников за святое дело?! Если русские тюрьмы переполнены людьми, единственная вина которых состоит в том, что они любят своих друзей и свободу… (Члены коллегии министерства иностранных дел ведь имеют возможность читать и эту газету.) Я прочитал там и о том, что Саммербелл послал Грею в парламент запрос, касающийся происходящих в России политических казней, расправ и ссылки в Сибирь. Но Грей отказался запрос принять (единственно возможное, естественно) на том основании, что подобный запрос означает вмешательство во внутренние дела России… Макдональд в своей газете призвал рабочие партии организовать по всей стране митинги протеста, на которых принимались бы резолюции против поездки короля в Таллин. Не знаю, сколько таких митингов состоялось, очевидно много, но все же недостаточно. Так что восторжествовал здравый смысл, английский common sense, или, скажем, немецкий Staatsràson, или, в сущности, что? А то, что в тот момент решающими оказались влиятельные группировки, то есть восторжествовала воля Викерсов, Армстронгов и прочих — восторжествовала воля промышленников и кораблевладельцев, и поездка Эдуарда в Таллин состоялась.
