Жанна д'Арк - Твен Марк (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Глава XXXVIII
Совмещая двойную должность пажа и секретаря, я отправился вместе с Жанной. Она вошла в зал заседаний совета с видом опечаленной богини. Как изменилось это резвое дитя! Совсем недавно оно забавлялось лентой и весело хохотало, слушая рассказ о злоключениях глуповатого крестьянина, которому вздумалось примчаться на похороны верхом на искусанном пчелами быке. От прежней непосредственности не осталось и следа. Жанна подошла прямо к столу и остановилась. Ее взгляд скользил по лицам присутствующих и там, где он задерживался, одних озарял, как факелом, других обжигал. Она знала, кому нанести удар, и, кивнув генералам, проговорила:
— Разговор будет не с вами, не вы добивались созыва военного совета, а с ними, — и Жанна обратилась к ближайшим советникам короля. — Да, именно с вами, — продолжала она. — Военный совет! Удивительно, право. У нас один-единственный, да, да, один лишь путь, а вы созываете военный совет! Военные советы имеют смысл, если необходимо принять решение при наличии двух или нескольких сомнительных направлений, иначе они бесцельны. К чему же созывать военный совет, когда у нас только один путь? Представьте себе: человек в лодке, а его семья — за бортом, и вместо того чтобы ее спасать, он плывет к своим приятелям и спрашивает, как ему лучше поступить. Военный совет! Боже правый, что же на нем решать, что?
Она умолкла и бросила на ла Тремуйля суровый, испепеляющий взгляд. Сердца присутствующих забились сильнее, атмосфера явно накалялась. Но вот, взвесив в уме каждое слово, Жанна сказала раздельно и твердо:
— Всякий здравомыслящий человек, чья преданность королю искренна, а не притворна, понимает, что перед нами только один разумный путь — поход на Париж!
Ла Гир одобрительно стукнул кулаком по столу. Ла Тремуйль побледнел от гнева, но усилием воли сдержался. Даже ленивая кровь короля заходила, и в глазах его сверкнули искорки, потому что все-таки и в нем где-то глубоко-глубоко теплился воинственный огонек, и откровенная смелая речь всегда раздувала в его душе еле тлеющий жар. Жанна выждала, чтобы убедиться, осмелится ли первый министр защищать свою позицию; но тот был опытен, благоразумен и не собирался зря тратить свои силы, плывя против течения. Рассудив, что рано или поздно ухо короля будет в его полном распоряжения, он предпочел не возражать.
И тогда заговорил благочестивый лис — канцлер Франции. Потирая свои холеные пухлые лапки и самодовольно улыбаясь, канцлер обратился к Жанне:
— Приличествует ли, ваше превосходительство, опрометчиво выступать в поход, не дождавшись ответа от герцога Бургундского? Вы, может быть, не осведомлены, что мы ведем переговоры с его высочеством и что, по всей вероятности, можно надеяться на заключение двухнедельного перемирия между обеими договаривающимися сторонами? Ожидается, что с его стороны последует обязательство сдать нам Париж без боя и даже без утомительного похода.
Жанна обернулась к нему и строго сказала:
— Здесь не исповедальня, ваша светлость. Вам не было необходимости признаваться здесь в своем позоре. Канцлер покраснел, но отпарировал удар:
— В позоре? Что вы усматриваете в этом позорного? Жанна ответила ровным, невозмутимым тоном:
— Это может объяснить вам каждый, не прибегая к изысканному красноречию. Мне известно все об этой жалкой комедии, ваша светлость, хотя кое-где и не предполагали, что я буду об этом знать. Похвально со стороны ее сочинителей, что они пытались скрыть от меня свою комедию, содержание которой можно определить двумя словами.
— Вот как? Желательно было бы услышать, ваше превосходительство, эти два слова, — съязвил канцлер с присущей ему иронией.
— Трусость и измена!
На этот раз все генералы стукнули кулаками по столу, а глаза короля загорелись еще ярче. Канцлер вскочил и с мольбой обратился к королю:
— Сир, я взываю к вашему заступничеству!
Но король, примирительно махнув рукой, велел ему сесть и сказал:
— Успокойтесь! Она имеет право требовать, чтобы с ней посоветовались перед началом действий, ибо это в одинаковой степени касается и войны и политики. Наш долг выслушать ее хотя бы теперь.
Канцлер сел, дрожа от негодования, и резко заметил Жанне:
— Из милосердия к вам я приму во внимание, что вы все же не знали, по чьей инициативе проводятся те меры, которые вы здесь заклеймили столь бесцеремонно.
— Приберегите свое милосердие для другого случая, ваша светлость, — ответила Жанна с прежним спокойствием. — Всякий раз, когда втихомолку затевается нечто во вред интересам Франции, с целью унизить ее честь и достоинство, все, кроме мертвых, знают имена двух главных заговорщиков.
— Сир, сир! Это инсинуация…
— Это не инсинуация, ваша светлость, — не повышая голоса, прервала канцлера Жанна, — это обвинение. Я предъявляю его первому министру короля и его канцлеру.
Теперь они вскочили оба, настаивая, чтобы король остановил дерзкую Жанну, но тот и ухом не повел. Речи его придворных были пресной водичкой, а тут короля угостили хорошим, крепким вином, и, представьте, неплохим на вкус. Он сказал:
— Сядьте и успокойтесь! Что разрешается одному, то, по справедливости, должно быть разрешено и другому. Учтите это и будьте справедливы. А разве вы ее щадили? Разве, говоря о ней, вы не поносили ее имени, не возводили на нее чудовищных обвинений? — И, немного поостыв, он добавил с озорным огоньком в глазах: — Если все это вы считаете обидным и оскорбительным, то между вашими делами и ее речами я вижу разницу лишь в том, что она говорит неприятные вещи вам в глаза, а вы строите свои козни за ее спиной.
Король был доволен своим метким ударом, от которого те двое съежились, а Ла Гир громко расхохотался; другие же генералы из приличия посмеивались себе в ладонь. Жанна продолжала с невозмутимым спокойствием:
— С самого начала эта политика колебаний и нерешительности сковывала наши действия. Что за манера: совещаться, совещаться и совещаться без конца, когда говорить не о чем, а надо воевать. Мы заняли Орлеан 8 мая и могли бы очистить всю провинцию в каких-нибудь три дня, предотвратив тем самым кровопролитие при Патэ. Мы могли бы быть в Реймсе шесть недель тому назад, а сегодня — в Париже, и, самое большее, через полгода выгнать последнего англичанина из Франции. Но после Орлеана мы, вместо того чтобы нанести следующий удар, повернули обратно и ушли в сельские районы, на лоно природы. Зачем? Затем, видите ли, чтобы заседать на военных советах, а в действительности, чтобы дать Бедфорду время послать подкрепления Таль-боту, чем он, конечно, сразу же воспользовался, и Патэ пришлось брать с боя. После сражения при Патэ — новые совещания, новые потери драгоценного времени. О мой король, как бы мне хотелось убедить тебя! — Слегка волнуясь, она с жаром проговорила: — У нас есть еще одна благоприятная возможность. Если мы без промедления ударим по врагу, все будет хорошо. Вели мне идти на Париж! Через двадцать дней он будет твоим, а через шесть месяцев — и вся Франция! Дела у нас не больше, чем на полгода, но если время будет упущено, нам не наверстать его и за двадцать лет. Скажи свое слово, милостивый король, одно только слово!