Иезуит. Сикст V (Исторические романы) - Мезаботт Эрнст (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Монтальто первый раз в жизни вышел из себя. Приблизившись к папе, он смерил его своими жгучими глазами и, стиснув зубы, прошептал:
— А вы, святейший отец, не забывайте, что Провидение жестоко наказывает недостойных властителей, жертвующих его святым законом ради своих земных расчетов.
Сказав это, Монтальто повернулся и величественной поступью направился к выходу.
XI
Средневековое правосудие
В мрачной и низкой зале исторического дворца «Cancelleria», стоящего около «Campodei fiori» происходила страшная сцена. День уже клонился к вечеру, в громадный зал сквозь железные решетки низеньких окон еле проникал луч вечерней зари. В углублении этого смрадного склепа виднелось красное пламя от жаровни, наполненной пылающими угольями. Кругом по стенам были развешаны орудия пытки: блок, клещи, щипцы, железные обручи, колодки и стояло длинное ложе с ремнями, на которое клали жертву.
В зале присутствовали пять синьоров. С ними нам не мешает познакомиться поближе. Главный из них, по-видимому, начальствующий, был известный Джиакомо Боккампаньи, герцог ди Сора, сын папы Григория XIII, который выдавал его за племянника — ложь, возбуждавшая улыбку каждого. Дон Джиакомо был фаворитом папы и причиной величайших беспокойств его святейшества. Красивый, молодой, элегантный, смелый, расточительный, Джиакомо имел все качества Алкивиада [96]. Папа хотел сделать его священником и наградить кардинальской мантией, но это оказалось невозможным. Молодой человек предпочитал военное поприще, ввиду чего папа произвел его в генералы войск святой церкви. Командир папской гвардии любил жуировать, в особенности он был падок до женского пола. Часто, чтобы приобрести расположение какой-нибудь красавицы, он не задумывался делать громадные долги, которые к великому своему огорчению должен был платить его августейший родитель папа Григорий XIII. Иногда последний, не шутя, гневался на сына, прогонял его и не велел показываться ему на глаза. Но эти комедии только возбуждали смех герцога ди Сора, он великолепно знал, что августейший родитель не может жить без него. И, действительно, спустя несколько дней после грозной сцены, Джиакомо снова призывался в апостольский дворец, и дело шло по-прежнему. Слабость его святейшества к сыну, названному им племянником, очень дорого стоила римским гражданам: молодой красавец-генерал совершенно безнаказанно чинил всякие злодейства и беззакония.
Герцог ди Сора был одет в бархатный плащ бирюзового цвета и круглую шляпу с пером, он был высокого роста, прекрасно сложен, с правильными чертами лица, выражавшего холодный цинизм, и большими черными глазами навыкате. Рядом с ним стоял лейтенант, мужчина лет пятидесяти, со свирепой, отталкивающей наружностью, серыми волосами, торчащими, как щетина, и мутными глазами самого холодного и бесчувственного злодея. Его мускулистое тело было обтянуто черной бархатной туникой, за поясом торчали два пистолета. Звали его дон Марио Сфорца. В его обязанности было охранять провинции от бандитов, между тем все окрестные жители боялись его, хуже бандитов, ибо Марио Сфорца сам был первоклассным разбойником и убивал, грабил, насиловал мирных провинциалов во имя закона. От любого бандита жители провинции могли надеяться хоть на какое-нибудь снисхождение, но от этого страшного злодея никому не было пощады. С Марио Сфорца мог сравниться по грабежу и разбою только Просперо Колонна. Народ иначе не звал их обоих, как убийцы (Ammazzatori).
Третий субъект был тот самый предатель, который постучал в окно, когда был вызван несчастный муж красавицы Виктории, и потом принимавший непосредственное участие в убийстве молодого человека. Остальные два исполняли обязанности палачей. Имя обвиняемого было Греко, папские сбиры арестовали его в ночь убийства. Греко, конечно, нисколько не беспокоился, надеясь на заступничество всемогущего герцога Браччиано, но злодей, как увидим ниже, ошибся. Введенный двумя палачами в зал пытки, увидав все эти страшные орудия, Греко невольно облился холодным потом, он сделал шаг назад и задрожал всем телом.
Однако, вспомнив, что за все мучения его щедро наградит герцог Браччиано, он несколько оправился. Марио Сфорца, кончив совещание с герцогом, дал знак палачам подвести ближе обвиняемого.
— Тебя зовут Греко? — спросил он.
— Точно так, — отвечал тот.
— Ты слуга синьора Франциско Перетти?
Греко и на этот вопрос отвечал утвердительно.
— Ты обвиняешься в содействии убийству твоего господина.
— Я невинен. Чтобы я принимал участие в убийстве моего господина? Да Бог меня сохрани, я бы сам сто раз позволил себя убить, защищая его моей грудью.
Марио Сфорца посмотрел на Джиакомо и улыбнулся.
— Говорят, — продолжал лейтенант, — что ты знаешь убийц и можешь назвать их по именам.
— Великий Боже! Да как я бы мог это сделать? Ночь была темная, в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть, затем страх…
— Впрочем, мы даром теряем время, — нетерпеливо сказал Марио. — Гей, помощники, заставьте петь этого зяблика!
Двое палачей подхватили Греко, скрутили ему руки назад, привязали к блоку и мигом вздернули к потолку. Эта пытка была одна из самых мучительных, все мускулы вытягивались и нестерпимо болели. Несчастный кричал душераздирающим голосом и клялся отвечать на все вопросы. Лейтенант дал знак, пытаемого опустили на землю.
— Пусть придет канцелярист и записывает мои показания, скажу всю правду.
— Не надо записывать, мы и так будем помнить, — холодно улыбаясь, сказал Марио.
Греко не понял зловещей иронии этих слов.
— Я должен сказать вам, — показывал обвиняемый, — что я узнал убийцу. За несколько дней до несчастья, мой покойный господин на улице Юлия встретил кавалера Пеллетьери. Между ними завязалась ссора, и мой господин стал грозить смертью кавалеру Пеллетьери…
— Перетти грозил смертью такому храброму, как Пеллетьери! Греко, пытка, очевидно, тебе не развязала язык.
— Я, господин, показываю сущую правду, — отвечал обвиняемый, — в ночь преступления я видел господина Перетти, окруженного синьорами, между которыми я отлично рассмотрел высокую фигуру кавалера Пеллетьери…
— Как же ты мог рассмотреть синьора Пеллетьери… если, как ты сам говоришь, ночь была страшно темна?
— Иногда сверкала молния.
— Ах молния!
Проговорив эти слова, Марио отошел в сторону и начал шептаться с герцогом ди Сора. Потом опять приблизился к Греко и бросил на него взгляд, от которого у несчастного душа ушла в пятки.
— Итак, — обратился он снова к обвиняемому, — ты уверен, что убил Перетти кавалер Пеллетьери?
— Вполне уверен, ваше превосходительство, я видел его моими собственными глазами.
— Странно, как это так могло случиться, — сказал лейтенант. — Пеллетьери, вероятно, предвидя твой оговор, давным-давно уехал из Рима, и до сих пор никто не знает, где он находится, а ты, выходит, знаешь, даже видел его собственными глазами. Странно!
Эти слова произвели эффект чрезвычайный. Греко сконфузился и не знал, что сказать. Марио продолжал:
— Но о герцоге Браччиано ты ничего не имеешь сказать? Не принимал он прямого или косвенного участия в убийстве Франциско Перетти?
— Герцог Браччиано! — пробормотал обвиняемый. — Я не понимаю, что тут может быть общего? Ваше превосходительство изволит шутить?
— Ничуть. Я очень серьезно еще раз повторяю мой вопрос и прошу отвечать на него без всяких уверток: принимал ли участие герцог Браччиано в убийстве Франциско Перетти?
— Пресвятая Дева! Да какое же я мог иметь отношение к герцогу Браччиано? Я находился на службе у синьора Франциско Перетти.
— Подумай-ка хорошенько, а быть может, ты что-нибудь знаешь?
— Ничего я не знаю.
— Решительно ничего?
— Решительно ничего.
— Ну делать нечего, надо прибегнуть к более серьезным мерам, иначе мы не добьемся правды от этого упрямого осла! — сказал Марио. — Гей, помощники! Огонь и масло!
