Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
— Я не пойду назад! — сказала она. — Буду здесь.
Женщина сделалась бледна. Былая смуглость очернила впадины ее лица, придав окаменевшему лику холодную суровость. Никому и в голову не пришло с нею спорить, уговаривать, советовать.
Протка сообщила, что Уклис должна родить не сегодня-завтра.
— Што мне Уклис? Пусть идет, куда пожелает. Она мне никто!
Слова ее подразумевали одно: «Я буду ждать!..»
Прошел день. Стреша предложила всем вернуться. Лишь она останется с Ягодкой тут.
— Светя знает, куда прийти и где нас искать…
Ушел только Синюшка, напоследок отстраненно взглянув на Кона. Бросать никого не хотел, но в глазах окружающих читал, что виновен во всем. Потому и ушел. Куда — ведомо лишь Стрибогу… Протка смолчала, беспокойства не испытала…
Уклис отсылали назад, но она отказывалась, говоря, что останется с ними. Все равнодушно отнеслись к ней.
— Намаемся мы с ней — не иначе! — шептал Стреше Сыз. — Будет опрастываться — сгинут оба: и она, и ребеночек!
— Плевала я!
— Стрешенька, а ребеночек — Светояровый! — Сыз плакал и всхлипывал. Тянул руки к своей девочке, утирал ими старое лицо.
— Догадывалась я… — проговорила наконец Стреша. — А ты молчал… И все молчали!.. Да как ловко: я и нутру своему перестала верить!.. И второй раз, значит, сходил!.. — Стреша угрожающе посмотрела на Сыза, но не успела развить догадку.
— Два раза — не боле!.. Опосля второго блуда мы за ним зорко следили!
Стреша вроде успокоилась. Замолчала, отвернулась от Сыза, от лога, от далекого дома, от всех… Сыз не оставлял ее в раздумьях — обходя, заглядывал в лицо, вновь тянул руки, но трогать не смел… В глазах Стреши блестели слезы. Поглядела сверху вниз на усыхающего старика и сказала:
— Ой, не люблю я его, не люблю за все!
И тут ее душа сорвалась — не захотела держать равновесие… Женщина вышла к обрыву, ногтями скребла еловую кору, припадала челом к большому дереву.
— Светя-а-а! — крикнула надрывно. — Светя-а-а-а!.. Да где же ты?!
Смолкая, ниц упала на снег, в истерике молча комкала руками бурую прошлогоднюю листву в проталине… Сыз подбежал — гладил, говорил успокаивающее… Стреша замерла, потом медленно встала, откидывая волосы назад.
Спустившись по склону в укромное убежище, крикнула громко всем:
— Если придет, надо будет — найдет!.. Нам ждать некогда! Уходим!
Пробравшись в пещерку, объявила женщинам:
— Уходим, ждать не будем!.. Ты — коль не пошла назад с провожатым — пойдешь с нами дальше! У первого поселка и встанем. Не успеешь — будешь рожать на снегу!
Уклис все поняла без перевода… Не теряя времени, выбрались, напряглись и пошли. Спиной к Ростову, к хранящему беду дому — куда-то к югу…
Вечером прибыли к какому-то стойбищу. Испугавшимся жителям Протка довела до сведения, что они остаются тут жить. Так и произошло на деле…
Родила Уклис, через месяц разрешилась от бремени и Протка.
На растаявшей поляне приготовились строить себе дом. Уклис с Проткой уговаривали племя, разъясняли отдельным, что дом надо поставить. Привлекли в помощники проверенные русские штучки. Ко всему, Протка с Уклис — молодые бабы— все совместили с умыслом. И к зиме дом возрос. Небольшой, но настоящий — какие высятся над Днепром, над Десной, над Росью… Сыз с двумя любознательными паробками долепил печь. Трубу — как в лучших теремах — вывели на крышу. Морозцы встретили в тепле, среди приобретенных новых друзей… Народившиеся дети будут помнить свою жизнь лишь с этого места — с их нового дома…
Через двадцать лет, повторив путь многих, где-то рядом с дорожкой наших героев с Десны в Залесье двинулись сотни русичей. Видом были похожи на Стрешу, Ижну, Дубну… Селились в лесу или особняком. Наспех выстраивали крепости, или становились тихими соседями людей, похожих на Юсьву, Уклис, Лесоока…
Пришли и в село, что в четырех днях скачки к югу от Ростова. Встретили там русичей с говором киевлян или похожим на оный, с норовом, в коем сокрыто величие и гордость человечья. Имели лесные русичи обычные русские дома, свое небольшое войско, злых серых собак и доброго ручного медведя. Водцея у них — строгая, сильноглазая женщина. Разрешила селиться на краешке, обязала казаться часто пред ясны свои очи. Присмотревшись к переселенцам, коих числом было семь, объявила всем своим преданным односельчанам о принятии новеньких. Дружным миром построили им дом.
Тут не было общих теремков, и жизнь текла вроде сама по себе. Соседей в округе встречалось мало. Может, они боялись вооруженного поселка, может, когда-то все сползлись сюда — под справедливую руку предводительницы — высвободив от себя окрестности и потихоньку в общем стане научившись выговаривать русские слова?..
Отсутствие рядом сносных дорог и судоходных рек обрекало село на тихую, безвылазную жизнь. Воровские шайки, сновавшие по лесу в поисках прокорма, всегда обходили его стороной.
Что там воры? Был случай, когда умелая дружина местного князька наткнулась на сие место. Княжьи посланники, больше походившие на лазутчиков, вели себя нагло. Мудрая предводительница, прекрасно зная, что все то соглядатайство перерастет обязательно в бесчинства, приказала своим помалкивать и неприметно просочиться с оружием в лес. Расставила умело людей и ударила по распоясавшимся дружинникам всем числом своих воинов. Бежали битые ушлецы, а племя завладело оружием, броней, и слава понеслась далеко по округе.
Главное то, что хозяева никуда не собирались отсюда уходить. Жили вольно, набирались храбрости, ощущали себя вокруг женщины-воина нерушимой силой, гордо и счастливо смотрели на мир. Правда и сила светились в их сердцах!..
В ком нет отваги и ярости? Даже лесные смиренные люди ею обладают! Она лишь сокрыта бытом и отсутствием примеров… Появился образчик мужества — и мысли лесовиков заработали иначе, укрепились и распрямились их становища!..
Женщину звали Стреша. Была она бледна и показательно сурова. Морщинки порезали лоб и щеки, но телом и походкой — крепка на загляденье!.. Вновь пришедшие ломали головы над тайной ее здесь пребывания.
Пытались поднепровцы узнать наблюдениями и догадками, кто же может быть ее мужиком? Но на крыльце справного дома любопытные лицезрели лишь двух молодцев — с виду больше похожих на сыновей. Одного из них — шустрого и говорливого — кликали Коном. Другого — огромного, внимательного, на редкость приглядного — называли Светей.
В том же дому жила покладистая грудастая женщина Стрешиных лет. С ней видели приходивших из соседних домов молодых красивых баб. Иногда возле неразлучной подруги молчаливой водцеи собиралось их до полудюжины.
Одна отличалась от всех. Была смугла, глазаста, немного старше остальных, постоянно весела и шумна. В праздники она вплетала в черную косицу мамино золотое перо с каменьями и шла со всеми к капищу. Держала под руку добрую, полногрудую женщину, разговаривала с ней, потом оглядывалась на Стрешу и замолкала. Их любящие взгляды встречались, и суровая водцея пытливо переводила взор на идущего рядом Светю…
Мало кто догадывался, что женщина-воин искала сходство и, находя, любовалась отпрысками своего покойного мужа. Этих двух молодых людей Стреша любила безгранично. Жила ими всю безмужнюю жизнь. Один Бог ведает, как тосковала и сохла она по своем мужике… Как просила сердце забыть его — далекого… Забыть его — самого близкого и дорогого…
Протка все эти годы была рядом со Стрешей. Восхищалась долгой памятью подруги о любимом… Преклонялась перед негаснущей любовью и неукротимой верностью…
…На капище замирали в оцепенелых лепетаниях перед идолами, высказывались и выговаривались… Новички особенно были откровенны в прошениях своих. Шептали, просили, умоляли, желали тайного…
Обратно родные и близкие Стреши шли, увлеченные пересказом житейских ситуаций. Казалось, мало обращали внимания на новоселов, но на самом деле наблюдали, примечали настроения их.
