Ганнибал-Победитель - Алин Гуннель (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— А как это получилось, Негг, что ты принёс мне поесть? Кто тебе велел?
— Связка жемчуга.
— Что это значит?
— Я слышал и видел, как нанизывалась эта связка, и вот она добралась и до меня. А лучшая жемчужина в ней, самая большая и великолепная, конечно же Ганнибал. Приказ Главнокомандующего может добраться в сто раз дальше, чем червь в кишках у великана. Он передаётся от начальника к начальнику, затем от солдата к солдату, как в восходяще-нисходящей гамме, и по мере этой передачи жемчужины делаются всё мельче и мельче. Так ведь всегда и бывает с изящной ниткой жемчуга, правда?
— Ты по обыкновению несёшь чушь. Тебе удалось продать жеребца?
— Нет. Здесь очень плохо со спросом. Никто не понимает собственной выгоды.
— Кроме тебя?
— Я собираю корм для коня в укор одному глупцу. Когда наверху придётся туго, покупатель заплатит и за коня, и за корм.
— И ты по-прежнему надеешься, что им стану я?
— Я уверен в этом! Я и зерна прикупил у фуражира.
— Значит, вы оба нарушили воинскую дисциплину.
— Нет, если всё останется между нами.
— Я донесу на вас.
— Только не ты.
— Выдачу зерна собираются ограничить.
— Слонам, естественно, достаётся больше всех. Мне надо бы получать двойную порцию.
— Тебе не мешает спустить живот.
— Ты либо забьёшь Медовое Копыто, — упорствует Негг, — либо купишь моего коня, гружённого продовольствием.
— И что будет с твоим конём, если он станет моим?
— Мы съедим его.
— И заплатить за это должен буду я?
— Каждому приходится платить за выживание, благородным господам больше, чем прочим, менее благородным.
— Ты, Негг, ещё менее благороден, чем самые неблагородные. Ты торгаш и мошенник.
— Ты смеёшься, карфагенянин. Над чем?
— Разумеется, над тобой. А почему ты всё время жмуришься?
— Потому что ты ослепителен, как солнце, господин.
— Если от меня идёт солнечный свет, то от тебя — вонь.
— Я смеюсь до глубины души!
— Тогда я рассмешу тебя и того больше, чтоб ты вылез из своей глубины на поверхность. Сейчас ты всё поймёшь.
У нас в Карфагене есть полководец, который абсолютно серьёзно написал Ганнибалу... Как ты думаешь, что?
— Я ещё смеюсь, господин полководец.
— Итак, он написал: чтобы перейти через Альпы, нужно сначала приучить солдат есть человечину. Если Ганнибал этого не сделает, ему не преодолеть их. Все, как один, умрут от голода.
— Вот видишь, господин. Нет ничего зазорного в том, чтобы полководец питался голодающими лошадьми.
— Не воображай, будто солдаты Ганнибала станут каннибалами.
— Что мне воображать? Поживём — увидим... А воздух тем временем посвежел, зловоние исчезло. Как я и предсказывал, ветер переменился. Теперь ты можешь есть на улице, хозяин.
Негг прав. Облака разогнаны, ветер дует с другой стороны. Я оглядываюсь вокруг и не столько удивляюсь, сколько пугаюсь. Пейзаж вдруг одновременно расширился и углубился. Альпы возвышаются ещё более величественно, чем прежде, тогда как пастбищные земли около Куларо опустились ниже. Исара превратилась в теснимый глыбами скромный ручеёк. Этими перевоплощениями мы обязаны игре света, который внёс свои поправки в масштабы и размеры. Если я поднимаю взгляд кверху, приходится опустить его из-за лёгкого головокружения. Если я опускаю его вниз, меня словно заставляют поднять его по плавной спирали. Если я смотрю на Негга, тот смыкает веки, крупные шероховатые веки, напоминающие устричную раковину. Надо ртом недвижно нависают усы.
— Я поем здесь, на крыльце, — отзываюсь я.
— Я так и думал.
— А ты ел?
— Кажется, да. Господин, я не рассказал кое-чего ещё.
— Только ни слова про коня.
— Ни в коем случае. Сейчас речь пойдёт о другом.
— Почему ты умолк?
— Ты приступил к еде. Когда кто-нибудь начинает есть, я тоже это делаю, понарошку.
— Что ты хотел сказать?
— Теперь я отвечаю за то, чтобы ты в целости и сохранности перебрался через Альпы.
— Кто так распорядился?
— Ганнибал, кто же ещё?!
— По «связке жемчуга»?
— А как иначе? Ганнибал невзлюбил меня. Говорят, я унизил его достоинство.
— Ганнибал ведёт беседы с кем угодно. Копейщик ты или кто другой, не имеет значения.
— В моём случае очень даже имеет. Ему, видите ли, напели, будто я выставил его на горе в смешном виде. То, что я там сделал, — ерунда. Послушать их разговоры, так мне впору отдавать назад и жеребца, и кошель с деньгами. Я не должен был поднимать Ганнибала над головой, не должен был взваливать его на спину. Если послушать, что болтают люди, я вообще не должен был ничего делать. От моего вмешательства, утверждают они, пострадала Ганнибалова репутация. Моё вмешательство было излишним, говорят завистники. Очевидцы происшедшего рассказывают о нём тем, кого там не было. Солдаты сидят у костров и хохочут над этими рассказами. Они придумывают собственные версии и плетут многословные истории на основе того, что им показалось. Из-за меня Ганнибала поднимают на смех. Этого он мне никогда не простит. И ещё: он не получил ни царапины. Посему даётся понять, что мне вообще не следовало вмешиваться. Такое впечатление, будто сподвижники Ганнибала предпочли бы видеть его мёртвым или хотя бы при смерти. На худой конец — пусть бы вывихнул ногу или растянул сухожилие.
— Ты не знаешь Ганнибала, — вставляю я. — Уверяю, что дошедшие до тебя слухи распространяет не он. Кстати, если тебе не хочется быть моим слугой, не надо. Я могу сказать Ганнибалу, что ты мне не нужен.
— Тогда он ещё больше окрысится на меня.
— А ты станешь ещё язвительнее. Почему ты не доверяешь моему слову?
— Потому что тебе не хватает элементарного здравого смысла, — говорит Негг. — С человеком, который пренебрегает благоразумием, даже когда для него существуют чёткие и ясные основания, трудно иметь дело. Почему ты не покупаешь моего коня? Я уже запас целый сеновал корма.
— Стоимость которого входит в цену.
— Цену мы с тобой пока не обсуждали.
— Но ты сказал, что мы вместе съедим твоего статного жеребца.
— Только если подопрёт нужда.
— А когда она подопрёт? Когда твой конь покончит с кормом, который ты на него нагрузишь?
— Возможно.
— Раскрой глаза, Herr. Может, я не хочу тебя.
Он действительно открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
— Оказывается, ты ещё глупее, чем я рассчитывал, — осмеливается заявить он. — Я предлагаю тебе свою лошадь ради того, чтобы ты выжил. Я прошу Ганнибала разрешить мне стать твоим денщиком, и полководец тотчас откликается: «Буду только рад. Я очень ценю Йадамилка. Иди к нему в услужение. Теперь, когда он потерял своего раба, ты нужен ему».
— Он не был рабом, — отпираюсь я. — Я отпустил его на волю.
— Вольным он был или рабом, во всяком случае, Ганнибал произнёс именно эти слова. «А что мне делать, когда мы вступим в бой?» — спрашиваю я Ганнибала. «Если ты спасёшь Йадамилка, ты спасёшь больше, чем целый отряд», — слышу я в ответ. Вот и думай, как теперь обернётся дело с тобой, со мной, с Альпами, с разными врагами и прочими неприятностями.
— Сколько же ты просишь за дарёного коня? — растроганно спрашиваю я.
— Коня вынужден был уступить мне военачальник, так что, сам понимаешь, жеребец ухожен. Он не отощал, и силы в нём хватает, а резвости и вовсе через край. К тому же он, в отличие от тебя, не кусачий.
— Так сколько? — повторяю я.
— Посоветуйся с Медовым Копытом, когда он там, среди ледников, почувствует, что значит питаться впроголодь.
— Я не уверен, что хочу тебя в служители. Во всяком случае, пока. Мне нужно сначала испытать тебя. Слушай внимательно и открой глаза, чтобы мне было тебя видно.
— Разве человек с закрытыми глазами исчезает? В первый раз слышу.