На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович (серия книг .txt, .fb2) 📗
Нежно, осторожно, крадучись, боясь громко щелкнуть ригелем, он повернул ключ и потянул на себя ручку. Сейф открылся!
При свете канделябра русского посланника Ватацубаси видел, что бумаг в сейфе немного, поэтому решил не рисковать, роясь при свете электрического фонаря в документах, взял стопку с верхней полки и положил в первый карман сумки, затем взял бумаги со следующей полки и положил во второй карман. На нижней полке лежала толстая книга. Нужна ли она? Но тут же вспомнил, что это может быть книга шифров, и тоже положил ее в сумку.
Прищемляя дверцей левую руку, чтобы не раздался лязг металла, он закрыл сейф, повернул ключ и почувствовал, как тяжелый ригель стал на место.
Дело сделано!
Он прокрался к окну, еще раз замер и услышал, как на крыльце казак Тарас свистит во сне носом.
— Спи спокойно, дубина стоеросовая, — пожелал ему Ватацубаси и нырнул в сад.
Среди малозначительных бумаг в сейфе русского посланника был обнаружен и явно представляющий интерес исполненный на французском, дипломатическом языке документ, который был перефотографирован, наскоро переведен на японский и срочно доставлен в Токио, в Политический отдел Гай-му-сё, где на него набросились эксперты. Тщательно, усердно изучив его, они пришли к выводу, что документ, представленный в копии, нельзя считать присланной в Пекин русским МИД копией текста договора между Россией и Китаем, на что указывает отсутствие заключительной части — подписи, даты и иных реквизитов; в вводной части не названы поименно представители китайской стороны, тогда как с русской назван Кассини; сам текст договора не разбит на статьи и в нем имеется целый ряд невозможных для подобного рода документов стилистических погрешностей.
С другой стороны, украденный документ представлял значительный интерес, так как, без сомнения, в полной мере отражал размеры аппетитов России и, вполне возможно, полностью включал в себя статьи договора, на котором настаивала Россия.
В этом документе говорилось следующее. Китай представляет России право на постройку железной дороги от одной из станций Сибирской магистрали на Айгунь-Цицикар-Бодунэ-Гирин и от Владивостока до Ханьчуня и далее на Гирин, и на их эксплуатацию в течение тридцати лет, после чего они могут быть выкуплены Китаем. России представляется право на строительство железной дороги от Гирина в Мукден и далее на Шанхайгуань, с правом выкупа ее Китаем через десять лет. Сеть дорог от Шанхайгуаня в глубь китайской территории будет строиться с пятифутовой русской колеей, для облегчения торговых сношений между двумя странами. Для охраны всех этих железных дорог России предоставляется право держать на важных станциях пехотные и кавалерийские части. Ввиду возможных военных действий на Азиатском материке, Россия получает в аренду порт Цзяочжоу сроком на пятнадцать лет, но только в случае прямой опасности возникновения боевых действий, чтобы не возбудить зависти или подозрений других государств. В случае начала военных действий Россия получает право занять порты Ляодунского полуострова, а до той поры Китай обязуется укрепить их в военном отношении и никому не уступать. Кроме того, Россия получает право на разведку и разработку рудных богатств в Гиринской и Хэйлундзянской провинциях, но в каждом отдельном случае с разрешения не Пекинских, а местных властей.
Собранный для обсуждения документа Сумицу-ин — Тайный Совет империи не пришел к единодушному мнению. Во-первых — что это? Тщательно разработанная фальшивка, подсунутая для того, чтобы спровоцировать Японию на захват Ляодуна и, воспользовавшись представившимся в таком случае предлогом, силами трех союзных флотов — России, Франции и Германии — провести блокаду побережья Японии, уничтожения её флота и, может быть, по примеру англичан, бомбардировку ее портов? Либо подлинный, уже разработанный, но еще не утвержденный в окончательной редакции проект конвенции, присланный для зондирования дальнейших шагов в Цзунли-ямыне? А если авторство этого документа принадлежит самому графу Кассини? Судя по имеющемуся досье, Кассини мнит себя Талейраном. И не проделки ли это англичан, хотя бы с целью активизировать Японию на более жесткое противодействие России? Во-вторых — какие следует предпринять ответные действия? Дипломатический демарш? Военный? Скажем, оккупировать Корею и встать на границе с Китаем, пусть и в нарушение только что заключенного с Россией, во время коронационных торжеств в Москве, договора?
Ужесточить, во изменение Симоносекского мирного договора финансовые требования к Китаю? А может быть сделать вид, что не придают значения готовящемуся договору или вообще не осведомлены о происках России в Китае?
После долгих обсуждений было решено опубликовать украденный документ в англоязычной Шанхайской газете, в Пекине такой не было, чтобы привлечь внимание всех участвующих в торговле с Китаем государств к стремлению России начать промышленную ее эксплуатацию, пусть и завуалированную под транзитную железнодорожную магистраль форму, подтолкнуть их к подобного рода притязаниям к Китаю и, тем самым, возбудить в Китае внутреннее недовольство, реакцию отпора. Тем более что там очень сильны популистские, националистические течения, не только в низах, но и среди высшей маньчжурской знати. И затем всемерно проводить работу по дискредитации русских в Китае и Корее, используя для этого любую возможность. Провоцировать возмущения, организовывать столкновения, вплоть до вооруженных, местного населения с русскими, и вообще европейцами, независимо от рода их деятельности. Чтобы со временем самим прибрать Китай к рукам.
Хаккоитиу — «Мир под одной крышей!» — должен начаться с присоединения к Японии Кореи и Китая.
ИВАН ИВАШНИКОВ. СЕУЛ-ФУЗАН. РУССКИЕ В КОРЕЕ
Неожиданно легко Ивашников сблизился с переводчиком русской миссии Ен Пан-са. Он несколько лет прожил во Владивостоке и выделялся, в числе немногих, среди своих похожих в массе друг на друга соплеменников высоким ростом и привычкой носить европейскую одежду. Несмотря на присущий жителям многонациональной России известный демократизм, здесь, в небольшой русской колонии, ощущалась некоторая натянутость в отношениях с аборигенами, связанная, видимо, с полнейшим незнанием местного языка, ощутимой неприязнью корейцев ко всем иностранцам и успешно привнесенного англичанами, американцами и германцами духа White man.
Ен Пан-са жил на территории миссии, на половине короля, и пользовался заметным уважением королевской свиты. Ивашников несколько раз обращался к нему с незначительными просьбами, сугубо лингвистического характера, стараясь усовершенствовать свой корейский, и Ен Пан-са охотно просвещал его. Переводчик принадлежал к тем благородным натурам, которые с трудом пересиливают себя просьбой об одолжении, но с великой радостью стремятся помочь другим. А корейский Ивашникова, слабое знание реалий и обычаев, все это нуждалось в подсказке, если не постоянной опеке. И Ен Пан-са вскоре с удовольствием взялся быть его гидом по городу и учителем языка и обычаев, хотя и занят был чрезвычайно. Да и круг обязанностей Ивашникова не уменьшился, несмотря на прибытие в Сеул полковника Путяты с четырнадцатью младшими офицерами и военным врачом Червинским, для обучения корейской арии и отряда телохранителей короля Кочжона.
Через заднюю калитку миссии выскальзывали они на главную пыльную улицу и принимались бродить по городу, вскарабкивались на крутые горки, с интересом обходя сложенную из крупных валунов городскую стену, не спеша, осмотрели все шесть городских ворот, карнизы которых украшали чугунные изображения мифических животных, а сами деревянные ворота были раскрашены в виде национального герба из сложенных голова к хвосту синего и красного головастиков; любовались с самой возвышенной части города — от Северных ворот — видом столицы, расположенной в узкой долине, между холмами и даже горками; осматривали бойницы, проделанные в крепостной стене для обороны от неприятеля; низкие арки над ручьями для снабжения города питьевой водой, забранные крепкими коваными решетками; побывали у расположенного рядом с Северными воротами, за городской стеной, древнего монастыря, возле которого под крышей с загнутыми вверх краями на громадной каменной глыбе застыл высеченный из цельного камня Будда; с трудом, скользя и спотыкаясь, перебирались через городские ручьи по древним каменным мостам, пришедшим в полную негодность, но не ремонтируемым; поднимались на вздымающийся едва ли не в центре города конусообразный холм, именуемый Гора Нянзам, где выслушали рассказ караульщика, как по звону колокола он разжигает огни на пяти каменных столбах, чтобы передать этими сигналами вести и приказания из столицы во все концы Корейского королевства; с особым любопытством оглядели стоявшую недалеко от хижины караулыцика-пиротехника красную деревянную молельню с примыкающим к ней алтарем, и молодого, красивого, полного сил, сладко потягивавшегося монаха, заведующего этим часто посещаемым храмом, ночное пребывание в котором, по народной молве, избавляет женщин от бесплодия; дивились на базаре бесчисленному множеству разложенных на ярких циновках всевозможных корейских, китайских и японских мелочных изделий и безделушек, ворохами морской капусты, переливающимися всеми цветами радуги с синими муаровыми спинками живыми еще скумбриями, сушеным и очень соленым минтаем, не менее популярным в Корее, чем вобла на Волге, тарань в Малороссии и кета на Амуре, яркой зеленью мясистых листьев таннамули и цу, идущих в суп, осторожно трогали пальцами небольших безжизненных осьминогов; заходили в приспособленные под лавчонки передние комнаты грязных фанз, серыми рядами застывших вдоль тесных улочек, в которых продавали главным образом рис, сушеные плоды, изредка дичь и снадобья восточной медицины, в том числе из корней и семян лотоса, женьшеня, пантов оленей и сердца и печени тигра; опять осматривали крепостные стены, арки, мосты, задирали головы в каменном мешке между старой и более поздней башнями Восточных ворот; поражались искусству древних каменотесов, прорубивших в скале широкую дорогу так называемый «Пекинский проход» к Западным воротам, по которому в столицу прибывали послы богдыхана; гладили теплое дерево крытой лаком резьбы боковых колонн разрушенной уже более года треугольной арки, воздвигнутой шесть лет назад в честь последнего визита в Сеул послов императора Небесной империи; бродили по старому, выкрашенному красной краской с массивной загнутой кверху на китайский манер крышей давно заброшенному королевскому дворцу в сопровождении двух жирных, желтых, нездорового вида евнухов-гидов, занимавших в развалинах дворца маленькую комнатку, противными детски-женскими голосками стращавших наперебой небылицами о привидениях, якобы населявших дворец; прикладывали ухо к низко, не более фута над землей висевшему «Большому колоколу», который, после удара по нему тяжелым молотком, долго гудит; лакомились отличным виноградом, необычайно сладкими и душистыми ярко-оранжевыми мандаринами, водянистыми грушами, крупными ароматными полосатыми яблоками и другими фруктами, которые покупали у бродячих торговцев-попусанов.
