Три цвета времени - Виноградов Анатолий Корнелиевич (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Бейль покачал головой. Вернувшись к себе, он стал ходить большими шагами из угла в угол. До самого утра он не смыкал глаз, думая о значении публичных казней и о том, как «счастливая тысяча» таким способом устрашает жителей Лондона и всей страны. Под утро он записал на переплете веселой шекспировской комедии «Двенадцатая ночь» следующее:

В шесть часов утра дождь забарабанил по крыше. На площади стояли тусклые лужи; небо заволокли тучи; каменноугольная пыль носилась в воздухе, который приобретал мертвящий и острый запах.

Бейль дремал в кресле перед письменным столом.

Вошел портье и тронул его за плечо. Извозчик взял багаж.

Бейль закутался и поехал на остановку мальпоста, не взглянув на сооружение, стоявшее на площади, постепенно наполнявшейся любопытной толпою.

День прошел прекрасно. Под зелеными деревьями парка Беньо просмотрены последние гранки книги «О любви». Огромная зеленая папка лежала на скамейке. Гранки рассыпаны на траве, песок вытоптан до самого грунта, поза автора самая неудобная. И все-таки не почувствовал даже, как свело шею и заныл локоть. В папке лежал оригинал: это итальянские афиши, сплошь исписанные на оборотной стороне свинцовым карандашом: они не производили уже того впечатления, как до поездки в Лондон. Образ Италии потускнел, и лучше не касаться воспоминаний, вызывающих боль. Семь лет промелькнули, как минута. По полугоду он не слышал ни одного французского слова. И если бы не раскрытие карбонарской организации, он никогда не вернулся бы во Францию. Он думал об этой стране: теперь можно снова увидеть памятники, улицы, городские площади, но нельзя увидеть общества, согретого веселостью и той живостью ума и непосредственностью чувства, которые оставались в ту пору только в Италии. Теперь это тепло исчезло, и воздух Италии заморожен холодными северными ветрами. Лучше туда не возвращаться.

Движением ветра отброшены гранки, зеленые блики и солнечные пятна от ярко освещенных деревьев понемногу сходили с полос разбросанной бумаги. Эта небольшая книжка, которая в скором времени появится в витринах, есть воспоминание об Италии и памятник очень хорошим чувствам.

Солнце склоняется к западу. Пора идти.

По дороге, в аллее Пале-Рояля, Бейль встречает лысого человека без шляпы, в старомодном сюртуке, худого, с воспаленными глазами, пошатывающегося. Это Андреа Корнер. Еще одно итальянское впечатление в Париже, второе за сегодняшний день! Утром он встретил ди Фиоре, с гордостью несшего свою львиную голову на могучих плечах. Ди Фиоре не скучая живет во Франции, так как это единственная страна, где ему не угрожает топор гильотины. Переписка о выдаче ди Фиоре кончилась. Он никогда не увидит родины, так как приговорен к смерти за участие в неаполитанском восстании. Корнер не имеет такой славы. Потомок венецианских дожей, один из самых знатных итальянцев, проживающих в Париже, он ведет цыганскую жизнь и совершенно опустился. Расставив руки, он загораживает дорогу Бейлю.

– Послушайте, миланский дьявол, – обращается он к нему по-итальянски, – где же, наконец, моя квартира? Я уж не помню, когда я вышел.

– Берите меня под руку, – говорит Бейль, – потому что я спешу, а вы склонны идти медленно.

Он провожает его до квартиры на улице Гайон и сдает его консьержу. Привратник смеется.

– Мы уже дали знать в полицию! Господин Корнер пропадал три дня.

Бейль идет дальше один.

На улице Гайон, против шестиэтажного серого дома, Бейль останавливается. Думает минуту, потом открывает дверь, отсчитывает ровно девяносто пять ступеней по темной лестнице, ощупью берет молоток и стучит в дверь. Со скрипом и свистом дверь открывается. Недовольное лицо смотрит на входящего. Это сам хозяин – Этьен Делеклюз. Очевидно, он писал. Он смотрит против света усталыми глазами, широко раскрыв веки и,узнав Бейля, успокаивается.

– Почему вы так рано? – спрашивает он.

– Вопрос нелюбезный. По-моему, я всегда прихожу вовремя.

– Этого бы я не сказал. А сегодня и подавно.

– Вы, я вижу, прескверно настроены, но все равно я не уйду и могу вас порадовать: через полчаса придут Нодье, Вите, Ремюза, Ампер. [136] Ну, падайте в обморок!

– Куда же я помещу такую ораву? И вы думаете, что я намерен болтать с вами, когда у меня срочная работа по журналу?

– Так-то вы меня встречаете после приезда из Англии! Ах, черт вас побери, неужели вы думаете, что мы будем это терпеть!

– Во всяком случае, терпеть буду я.

– Ну давно бы так!

– Вы знаете, что о вас справлялся молодой Мериме?

– Не помню такого.

– Как же так? Вы его видели у Лингаи.

– Ах, этот юноша невзрачного вида! Помню, помню.

– Да, этот юноша невзрачного вида разыскал в книжных магазинах все, что написано бароном Стендалем, и, что всего для вас хуже, он заявил, что статьи в лондонском «Ежемесячном обозрении», подписанные Альцестом и буквами Д.Н.К., – это ваши статьи, так же как и все, что написано бароном Стендалем.

– Он служит в полиции, ваш Мериме?

– Знаете, Бейль, по-моему, вам нужно обратиться к психиатру: или у вас действительно что-нибудь неблагополучно в политике, или вы больны.

– Ни то, ни другое. Я просто не терплю любопытных мальчишек.

– Мериме человек с исключительно проницательным умом, на редкость справедливый и честный.

– Какое мне до этого дело?

Раздался стук в дверь. Делеклюз поморщился, сгорбился и пошел к двери, ворча:

– Ну, начинается нашествие! Это, конечно, Нодье. Кто же, кроме Бейля и Нодье, приходит не вовремя?

Но это был Поль Луи Курье. Грустный, с огромными черными глазами, пряча изящный подбородок за углами высокого воротничка, доходящего до бакенбард, он молча протянул руку Бейлю, сел к окну и снял длинный камышовый чубук со стены. Привычным движением надел ремешок на левую руку, набил трубку, зажег и стал курить. Делеклюз спокойно смотрел на него.

– Ну, как дела? – спросил Бейль.

– Не могу сказать, чтобы тюрьма Сен-Пелажи была благоустроеннее других тюрем Франции. Я просидел два месяца и уже соскучился.

– Вот как! – воскликнул Бейль. – Я не знал. Что вас принудило поселиться там?

– Во всяком случае, не приискание квартиры, скорее вот этот лист бумаги.

Он вынул из кармана тщательно сложенный документ. Это был подписной лист на покупку огромного Шамборского замка на средства населения для новорожденного принца Бордоского, сына убитого Лувелем Беррийского герцога, наследника французского престола.

– Я был в Англии, – сказал Бейль, – и там не мог получить сведений о том, что шамборские листы являются пропуском в тюрьму.

– Пожалуйста, не зубоскальте, – это вовсе не так весело. Я выпустил памфлет, который был настолько удачен, что подписка на национальный подарок наследному принцу сорвалась. За это я получил два месяца тюрьмы. В самом деле, наследные принцы любят, когда им дают, а мы любим, когда нам оставляют.

– Когда вы угомонитесь, Курье? – спросил Делеклюз.

– Послушайте, неужели вас не возмущает, – закричал Курье, теряя спокойствие, – неужели вас не возмущает, что для чего-то делалась революция, для чего-то проливались потоки крови и вот – все безвозвратно погибло? Я недавно встретил двоюродного брата, отбывающего воинскую повинность в гвардии. Спрашиваю: «Что вы сегодня делали?» Он отвечает: «Приобщались святых тайн с левого фланга по одному». Спрашиваю: «Как по одному?» – «Да так, по одному, – отвечает. – Расставят шеренгами, скомандуют: „По головному номеру слева направо на первый, второй рассчитайся“, потом: „Вторые номера вперед, стройся“ – и маршируй к причастью, а перед этим исповедь, с обязательным рассказом священнику о политическом настроении в ротах и эскадронах». Спрашиваю: «Кто ваш полковник?» Называет. «Он служил?» – «Служил». – «Где?» – «В Англии попом, обедни служил». – «Ах, вот как», – говорю.