Морские нищие (Роман) - Феличе Арт. (полные книги .TXT) 📗
— Смотри, смотри! — вскрикнул взволнованно Рустам. — Еще кто-то!.. Он идет сюда!
Иоганн увидел, как в их сторону, по грудь в воде, продвигается какой-то человек.
Буазо выслал шлюпку, и загадка разъяснилась. Гонец от лейденцев шел сообщить адмиралу радостную весть: испанцы во главе с Вальдесом бросили Ламмен, испугавшись грохота ночного обвала.
На бруствере [62] крепости, крича и визжа от восторга, размахивал руками четырнадцатилетний лейденец — первый из всего города заметивший бегство врагов.
В памятное для Голландии утро 3 октября 1574 года на набережных лейденских каналов под оглушительный звон колоколов толпились голодные люди. С судов им перебрасывали хлеб, муку, сыр, мясо.
Рустам широко шагал, огладывая улицы незнакомого города. Он старался представить Лейден в дни мира. Сколько в нем красивых мостов, площадей, высоких зданий, сколько садов!
Многоводный Рейн, о котором он слышал от Иоганна немало древних сказаний, разделялся в городе на широкие протоки и переплетал Лейден причудливой водной сетью.
На углу одной из опустевших площадей мавр натолкнулся на лежавшую на земле девушку.
Маленькая, бледная, она, как уставший ребенок, спала, подложив исхудалую руку под голову.
Рустам наклонился. Лицо девушки не казалось красивым. Но длинные темные ресницы чем-то напомнили ему Гюлизар. В них была щемящая сердце беспомощность и кротость «соловья мавров».
Девушка с усилием приподняла веки. Бахрома ресниц открыла большие голубые глаза. Нет, это не были черные звезды Гюлизар. Это были два светлых озера северных равнин Голландии. С удивлением, как на сонную грезу, смотрела девушка на Рустама. И он улыбнулся. Из-под усов его сверкнули белые ровные зубы. Смуглое лицо со строго сдвинутыми бровями, с темными жгучими глазами стало разом мягким и красивым.
— Кто… ты?.. — прошептала девушка, смотря на мавра, как на видение.
— Гёз! — засмеялся он.
— Гё-ёз!.. — повторила она медленно, и губы ее ответно улыбнулись.
Извещение о конце осады с утра еще летело к Оранскому в Дельфт. Только теперь защитникам Лейдена сообщили, что все свои распоряжения принц отдавал лежа, тяжело больной. Едва встав с постели, он поспешил к освобожденным лейденцам. С ним вместе должны были приехать его старые соратники: Лазарь Швенди и Павел Буис, уроженец Лейдена, руководивший первоначальными работами по открытию шлюзов и плотин.
Саранча
Было уже лето 1576 года.
Жанна, вдова брюссельского булочника Ренонкля, прибежала домой белее своего чепчика. Она услышала на рынке страшную новость: на город шли взбунтовавшиеся испанские войска.
Святая Дева Мария, блаженные Августин и Франциск, вы избавили несчастный Брюссель от двух наместников. Альба уехал по доброй воле, а Рекезенс, слава Христу, помер… Избавьте же столицу и от новой напасти!
Жанна с нетерпением ждала возвращения сына. С мальчишкой тоже беда!.. Становится все непослушнее и непослушнее. И в кого он уродился таким бунтарем? Отец хоть и был вольнолюбив, а все-таки покорялся властям. У Георга же в мыслях только и есть, что Голландия с Зеландией да гёзы с Оранским. От уговоров матери он отмахивается: «Иди ты со своими святыми и попами в Рим целовать папе туфлю!..» Такая у него появилась непочтительная поговорка. Хорошо, что, кроме матери, никто не слышит. Ведь он повторяет самые еретические речи. За них при Альбе вешали, жгли и живыми в землю закапывали, а теперь… Ох, и теперь, видно, будет не лучше, если все эти убийцы и грабители войдут к нам в город…
Она неистово закрестилась:
— Святая Женевьева, сохрани и помилуй!.. Страшно подумать, что о них говорят. Они идут тучей, как саранча, и всё сметают на своем пути, всё съедают, всё отнимают у беззащитных жителей. Кто им сопротивляется, тех они мучают и убивают… А с женщинами что делают!.. Святые Петр и Павел, покровители нашей матери-церкви, я всегда была верной католичкой, — не отвратите взора от несчастной вдовы!..
Дверь с шумом распахнулась.
— Наконец-то, беспутный!.. — Жанна кинулась было к входившему Георгу, но остановилась. — Кто это с тобой?
Перед нею стоял лысоватый человек с добродушной улыбкой на немолодом уже лице. Веселые глаза смотрели на нее знакомым лукавым взглядом.
— Здравствуйте, тетушка Ренонкль!
— Никак, простите, не узнаю, ваша милость…
Георг в восторге хохотал:
— У матери от страха совсем память отшибло!.. Я и то сразу узнал.
— «Весеннюю фиалку» помните, тетушка Ренонкль? — смеялся лысоватый человек.
— Святая Мадонна! — даже присела от удивления Жанна. — Вас ли я вижу, господин Альбрехт? Так вы живы-здоровы? А я уж думала… Теперь только и слышишь о смертях. Вот и мой Кристоф оставил нас с Георгом сиротами… И бедняга Микэль, прости ему, Господи, все его малые прегрешения за великие страдания и мученическую кончину… Слыхали небось?
— Я все, все рассказал, как только узнал дядю Альбрехта, — говорил Георг возбужденно. — Сейчас, мать, не до воспоминаний!.. Сейчас…
— Как вы постарели, ваша милость, за эти восемь лет, что мы не видали вас, ай-ай-ай! — ахала Жанна, забывая на минуту все страхи. — Где ваши пышные волосы? Где ваш румянец?
— Все растерял по дорогам и бездорожью, по лесным засадам, в боях. А главное, друга своего оставил в безвестной могиле, под дикой яблоней, на распутье двух дорог…
— Кого это, не пойму.
— Помните веселого ткача-шутника Антуана Сажа?.. Долго мы с ним спали на одной травяной подушке, из одного черепка пили родниковую воду и бились с врагами родины плечо к плечу, пока испанская пуля не пробила его верное сердце… С того раза и у меня памятка…
Жанна вгляделась пристальнее и заметила у него длинный узкий шрам от виска до самого уха.
— Чтобы я не забывал ни верности друзей, ни ласки врагов до самой смерти, — добавил серьезно Альбрехт.
Жанна разом вспомнила про напугавшую ее весть и, пододвинув ему табурет, тревожно заговорила:
— Садитесь, господин Альбрехт. Будьте по-старому как дома и расскажите, не слыхали ли вы чего нового о солдатах.
— Слыхали! Многое слыхали, матушка! — затараторил Георг. — Войска испанцев взбунтовались из-за неуплаты жалованья и бросились грабить мирных жителей. Потом они перешли в Брабант, чуть было не взяли Мехельн, да город здорово был защищен. Пошатались, пошатались, разоряя села и фермы, и вломились во Фландрию и захватили там Алост… В Алосте теперь их главная квартира. Но они, дьяволы, мечтают о городе покрупнее…
— Только бы не в Брюссель!.. — прошептала Жанна.
— «Только бы не в Брюссель»! — передразнил ее сын. — Слышите, дядя Альбрехт? Вот оттого-то юг Нидерландов и не может сбросить с себя испанское ярмо, что каждый город, каждая провинция думают только о себе. Взяли бы пример с Голландии. Все города там объединились, и теперь ни один испанский черт им не страшен.
— Отец Августин говорит, что они все там еретиками стали…
— Уж молчал бы твой Августин, пока цел! А кстати, матушка, его экономка-то, «крыса», отдала сегодня богу душу. Честное слово!.. Как услыхала про испанских солдат, только ногами дрыгнула и померла. Твой Августин, верно, тоже со страху помрет…
Жанна перекрестилась:
— Царство небесное ей!.. Зловредная была старуха, прости меня, господи. Многих погубила она. Отец Августин — другое дело. Он божий служитель.
— Иди ты со своим толстопузым служителем к папе в Рим туфлю целовать!.. — рассердился Георг. — Давай лучше есть. А после дядя Альбрехт расскажет про себя…
Он не договорил и прислушался. С улицы несся гул толпы.
— Что там случилось? — У Жанны затряслись колени. — Иисус. Пресвятая Дева! Уж не испанцы ли?
Альбрехт и Георг не стали ждать еды и выбежали из булочной.
На первой же площади они попали в людской водоворот. Их окружили возбужденные, гневные лица. В руках у многих было оружие. Раздавались выкрики:
