Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗
Все увидели, как взвилось пламя.
— Идет! — послышались вскоре тихие голоса.
И руки потянулись к поводьям.
Из тьмы кустарников вынырнула фигура Петера. Он несся стремглав.
— Дозорного заколол! — сказал он, запыхавшись. — Даже охнуть не успел, как мешок свалился. Костер горит между шатрами. Возле него сидит турок, вроде как слуга. В руке у него желтые туфли, на коленях желтая краска…
— Денщик, — улыбнувшись, промолвил Гергей. — Дальше.
— Остальные сотнями спят вповалку — кто прямо на траве, кто на одеялах слева от костра.
— Спят?
— Как медведи.
Гергей натянул ремешок шапки под подбородок.
— Ну, ребята, двинулись! Ехать по возможности врозь, в десяти шагах друг от друга. Развернемся! Когда я выстрелю, вы тоже разом палите в них и нападайте, как волки, кричите, войте, рубите — словом, как говорится: «Бей, молодец, враг не отец!»
— Орите во всю мочь, так орите, будто нас тысяча, — добавил Пете.
Бодогфальви тоже сел на коня. Отряд, развернувшись полукругом, двинулся на восток.
Пете ехал с краю. Его издали можно было признать по трем орлиным перьям на шлеме. Он ехал рысцой, равняясь на Гергея.
Теперь отряд вел Гергей.
Некоторое время он тихо трусил вдоль кустарников и вдруг пустил коня бешеным галопом.
В ночи раздался первый дикий вопль и выстрел турка. Гергей ответил выстрелом. Тут затрещали все пистолеты, и сто всадников с криком «Руби, бей окаянных!», точно адский вихрь, налетели на спящий турецкий лагерь.
Турецкий стан ожил, наполнился треском и громом. Крики турок и венгров слились в единый бушующий ураган. Спавшие внезапно проснулись, вскочили с земли, забегали, заметались и, обезумев от ужаса, давя друг друга, ринулись в проходы между шатрами.
— Вперед! Вперед! — кричал Гергей.
— Аллах! Аллах акбар! — вопили турки.
— А, черт! — крикнул кто-то пронзительно.
— Бей собаку! — ревел где-то между шатрами Гашпар Пете.
Турки вопят, кричат венгры. Падают черные фигуры, подпрыгивают, кружатся. Свистят сабли, стучат топорики, топают, фыркают кони, с треском валятся шатры, воют собаки. Земля дрожит под ногами несущихся коней.
Гергей налетает на кучку прижавшихся друг к другу басурман, рубит их, крошит, бьет по чему попало. Сабля его не дает пощады, и падают турки, валятся перед ним, как колосья пшеницы в июне, когда по ниве скачет борзая.
— Аллах! Аллах!
— Получай, пес басурман!
Все турецкие лошади пасутся в табуне. Пытаясь спастись, турки ятаганами режут путы и вскакивают на коней.
— Ребята, за мной! — кричит Гергей.
И венгры обрушиваются на всадников. Рубят, колют и людей и коней. Звенят клинки, трещат копья.
— Аллах! Аллах!
— На тебе, пес поганый! — слышны крики и удары.
Турки в ужасе прыгают на коней. На иных — даже по два. Кто может, спасается верхом. А кому не удается вскочить на коня, удирает во тьме пешком.
Но Гергей не преследует их. Он останавливается и трубит сбор.
Венгры выскакивают к нему из-за шатров.
— Турки бегут! — кричит Гергей. — Бери, ребята, все, что можно, только не выпускайте из рук уздечки коней. Вытаскивайте головни из костров и кидайте их в шатры!
Венгры снова рассыпаются. Гергей стряхивает кровь с сабли и, чтобы очистить ее, трижды протыкает клинком полотнище шатра.
— Фу-ты! Вот мерзкая работа! — говорит, задыхаясь, Золтаи, который таким же способом вытирает свою саблю.
А турок уже и след простыл.
Гергей подзывает к себе Фюгеди.
— Пойдем, осмотрим все шатры подряд.
При тусклом свете луны не отличишь шатер старшего офицера. Шатры все разные — один круглый, другой четырехугольный. Те, что понаряднее других, заранее приготовлены для кого-нибудь из начальства, но пока что в них спали рядовые.
Гергей срывает с одного шатра флаг с конским хвостом и, увидев Криштофа, кричит:
— Ну что, мальчик, порубал?
— Двоих! — отвечает оруженосец, запыхавшись.
— Только двоих?
— Остальные убежали.
Солдаты раздобыли несколько повозок и телег. Набросали в них то, что не удалось погрузить на коней: ковры, золоченые бунчуки, блиставшие драгоценными камнями кутасы (шейное украшение коня), сбрую, сундуки с одеждой, шлемы, ружья, посуду — словом, все, что попадалось под руку. Разобрали даже несколько шатров и тоже кинули их на телеги.
Когда вернулись в крепость, уже светало.
Добо с нетерпением поджидал их на башне. Если вылазка кончится неудачно, народ в крепости падет духом. Но больше всего он беспокоился потому, что Гергей взял с собой троих старших офицеров. Однако, увидев несущегося впереди оруженосца и показавшихся вскоре на дороге нагруженных коней, повозки, телеги и самого Гергея, который уже издали размахивал бунчуком, Добо просиял от радости.
Витязи влетели в ворота. Народ приветствовал их восторженными криками.
Людей в отряде не только не убыло, а даже прибавилось: долговязый парень привел турка с кляпом во рту. Короткая синяя поддевка, желтые штаны, постолы — вот и вся одежда пленника. Тюрбан сбит с наголо выбритой головы, седые лохматые усы нависли над губами. Турок в негодовании вращал налившимися кровью глазами. Парень приволок пленника прямо к Добо и только там вытащил у него изо рта затычку, на которую ушел обрывок чалмы.
— Честь имею доложить, господин капитан: мы привели языка!
— Осел! — заревел разъяренный турецкий тигр прямо в глаза храбрецу.
Добо был не из смешливых, но тут он так весело захохотал, что у него даже слезы выступили на глазах.
— Варшани, — сказал он пленнику, — хорошо же ты изображаешь турка! — И, обернувшись к солдату, приказал: — Да развяжи его! Ведь это наш лазутчик.
— Я пытался объяснить дураку, что я венгр, — горестно оправдывался Варшани, — но только скажу слово — он сразу меня по башке, а потом даже рот заткнул. — И Варшани поднял руку, собираясь отплатить за оплеуху.
Солдат смущенно отошел в сторону.
Добо подозвал Гергея и Мекчеи, крикнул и лазутчика:
— Пойдем!
Они поднялись в построенный над внутренними воротами двухэтажный дом с башенкой и завернули в комнату приворотника.
Добо сел в плетеное кресло и знаком приказал Варшани рассказывать.
— Так вот, господин капитан, — начал лазутчик, потирая онемевшую руку. — Идет вся рать. Впереди — Ахмет-паша. На ночь остановились в Абоне. Передовые части во главе с Мэндэ-беем дошли до Маклара… Черт бы его побрал! — прибавил он изменившимся голосом.
«Черт бы его побрал!» относилось к солдату, который приволок Варшани в-крепость. Веревка оставила глубокие следы на руках, голова болела от ударов.
— Стало быть, и бей был с вами? — встрепенулся Гергей. — Вот кого надо было-поймать!
— С ним не справишься, — возразил лазутчик. — Он толст, как монастырский кабан. В нем, наверно, фунтов триста весу, если не больше.
— Как ты его назвал?
— Мэндэ. Его и пуля не берет. Беем он стал недавно, после Темешварского сражения. Впрочем, солдаты по-прежнему называют его Хайваном.
Гергей, улыбнувшись, затряс головой.
— Это он, он самый, — обратился Гергей к обоим капитанам, — тот; о котором я намедни вечером рассказывал. Ну, здесь-то его пуля возьмет!
— Говори дальше, — сказал Добо лазутчику.
— Потом подойдет бейлер-бей Махмед Соколович. Это знаменитый пушкарь. Он и пушки сам установит, и первый выстрелит. Говорят, у него такой глаз, что сквозь стены видит. Да только я этому не верю.
— Сколько у них орудий?
— Старых стенобитных — штук шестнадцать. Других больших пушек — восемьдесят пять. Маленьких пушек — сто пятьдесят. Мортир — уйма. Ядра они везут на ста сорока телегах. Видел я и двести верблюдов, груженных порохом. На мажаре, запряженной четырьмя волами, везут одни только мраморные ядра величиной с самый большой арбуз.
— А как у них с припасами?
— Рису маловато. Теперь уж рис только офицерам выдают. А муку, овец, коров они грабежом добывают у жителей.
