В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Голос старика был полон гнева.
– Неужели для того все это произошло, чтобы мы оставались, как вепри, с глазами, обращенными к земным нечистотам?
– Это и есть Тертулиан? – спросил Вергилиан Нестора.
Тот кивнул головой, но дал понять глазами, что здесь надлежит молчать и слушать.
Вергилиан умолк.
– Что же мы видим, дорогие братья и сестры? Христианки, по крайней мере женщины, называющие себя этим святым именем, ценят мнение всякого проходящего мимо мужчины больше, чем око Божье. Они употребляют румяна и белила, посещают амфитеатры, делают свою походку соблазнительной для похотливых взглядов, а волосы превращают в белокурый цвет, потому что таков нынче обычай в Риме. Или носят парики из светлых волос, собственница которых, может быть, погибла на плахе. К чему все эти ухищрения и пурпур! Неужели Бог не создал бы красных овец, если бы находил желательным подобный цвет?
Я с любопытством осматривался по сторонам.
Проповедник обличал пороки, леность, участие в жертвоприношениях языческим богам, посещение театров, чтение развращающих душу книг, игру на музыкальных инструментах и метание костей. Если бы люди послушались его, то жизнь превратилась бы в прозябание. Но многие вздыхали. Стоявший рядом с нами старый человек в рубище горестно плакал и вытирал слезы корявой рукой. Голос Тертулиана все возвышался, гремел, и видно было, что его обаяние и власть действуют даже на нарядных женщин; еще минута – и он превратился почти в неистовый крик:
– Но знайте, что близок час, когда Христос, пострадавший за нас, распятый при Понтии Пилате, погребенный и в третий день восставший из гроба, снова придет, чтобы судить живых и мертвых…
Даже у меня, не принадлежавшего к христианскому учению, мурашки пробегали по спине от этого гневного обличения и страшной картины, которую рисовал проповедник, и меня не удивило, что в толпе женщин вдруг послышалось захлебывающееся рыдание. Тертулиан еще был повелителем здесь…
– Африканская школа! – шепнул Вергилиан.
Нестор молча кивнул головой.
Поэту захотелось поделиться со мной своими впечатлениями:
– Какая суровость и страсть!
Но Нестор остановил его испуганным взглядом.
Вдруг среди молящихся мелькнуло знакомое лицо. Я не верил своим глазам! Накрыв голову покрывалом, как полагалось для женщин на молитвенных собраниях, совсем близко от нас пробиралась к выходу с погашенным светильником в руке наша танцовщица! Делия, посетительница пиров, – христианка?! Да, это была она, Делия. Уже позабыв о своей волнующей юношей походке, опустив глаза, шествуя как на казнь, не обращая внимания на укоризненные взгляды молящихся, танцовщица направлялась к дверям. Чтобы лучше видеть и удостовериться, что это не видение, Вергилиан выступил вперед, и Нестор нахмурился, косясь на своего беспокойного спутника, потом снова обратил взоры к проповеднику, стараясь придать лицу растроганное выражение.
Вергилиан, уже не обращая внимания на стоявших на его пути, расталкивая людей, последовал за Делией. Я бросился за ним, сам не зная почему, может быть, не имея желания оставаться в таком месте без моего друга. Мы догнали Делию на тропинке в пустынном саду. Прислонившись к дереву, танцовщица плакала.
Вергилиан отвел ее руки от лица.
– Делия! Ты ли это? Что с тобой?
Молодая женщина узнала поэта и тихо спросила:
– Зачем ты здесь?
– Я пришел послушать Тертулиана. Но я не думал встретить тебя. Разве ты христианка?
– Христианка… – горько повторила Делия.
– Ты – христианка?!
– Не христианка, а потаскуха!
– Делия!
– Последняя из последних.
Не заботясь об упавшем покрывале, Делия побежала по тропинке к стене, в которой была дыра. Мы тоже поспешили за ней и вскоре очутились на улице. Было совсем темно. Увы, при нас не было ни раба, ни факела. Делия исчезла, и мы не знали, где же искать ее в этой кромешной тьме… Стараясь припомнить, с какой стороны нас привел Нестор, мы направились по темной улице. Видно было, что встреча с Делией взволновала друга, точно в нем с новой силой проснулось влечение к этой женщине.
Едва мы вышли на ту площадь, где чуть слышно звенела струйка фонтана в каменном водоеме, как снова увидели в темноте Делию. Танцовщица сложила ладони в горсть, подставляла их под струю воды и смывала с лица румяна.
Вергилиан всплеснул руками:
– Вот печальное зрелище! Делия безжалостно уничтожает свою красоту!
Она ничего не ответила, даже не посмотрела на нас.
– Делия, – коснулся ее плеча Вергилиан, – что с тобой? Разве мы не друзья? Скажи мне!
Но она молчала.
– За что ты сердишься на меня, Делия?
– Ты никогда не поймешь этого.
– Чего?
– Того чувства, когда человек презирает себя.
– Уверяю тебя, что это как раз то, что я довольно часто испытываю. И для этого не нужно быть христианином.
– Нет. Вы, эллины, слишком возгордились своим умом.
– Уверяю тебя, Делия, что эллины испытывают также страдания и душевные муки.
В темноте послышались крики ночной ссоры и площадная брань.
– Пойдем, Делия, здесь небезопасно в такой час.
На лице танцовщицы появилось отчаяние.
– Куда же мне идти теперь?
– Надо выйти к садам Мецената. Оттуда недалеко до твоего дома.
– Мне все равно.
Мы пошли в сторону садов.
Очевидно вспомнив роспись на стене жилища, Вергилиан спросил:
– Скажи, Делия, как могла эта христианская рыба проглотить корабль с корабельщиками, мачтой и всем грузом?
Но Делия или ничего не знала об этом примечательном событии, или ей было сегодня не до шуток. Она ничего не ответила.
На одном из перекрестков я оставил своих спутников, и Делия грустно улыбнулась мне.
Вскоре я снова увидел Делию и по тому, как держал себя с нею Вергилиан, понял, что танцовщица уже стала его возлюбленной. Теперь мы с ним встречались значительно реже, но однажды провели вместе весь день в цирке.
Мой друг давно охладел к цирковым зрелищам и равнодушно внимал спорам о достоинствах того или иного возницы. Но он решил, что мне, молодому человеку, интересно будет посмотреть, как Акретон проявляет свое искусство на ипподроме, и вот мы отправились вдвоем на ристания.
Пробираясь к входным воротам, я слышал, как какой-то человек горестно вздыхал:
– Какая жалость, что я не могу попасть на состязания! Ведь сегодня в первом заезде – Акретон…
– А какая лошадь у него на этот раз левой пристяжной? – спрашивал собеседник.
– Гирпина, любезный! Божественная Гирпина!
Мне уже объяснили, что от левой пристяжной, которая в первую очередь огибает при повороте так называемую мету – край делившего цирк на две половины возвышения со статуями, обелисками и всякими мемориальными украшениями в честь возниц, – зависит исход бегов.
Болезненного вида человек, тот самый, что не попал в цирк, продолжал жаловаться на судьбу:
– У меня всегда так. Ни в чем нет удачи. Открыл рыбную лавчонку – разорился. Занялся продажей идолов – тоже потерпел убытки. Вот и теперь. Не опоздай я поздравить патрона с днем рождения, и была бы у меня тессера.
Тессерой называется в Риме оловянный кружок, дающий право на вход в цирк или на получение продовольствия во время бесплатных раздач хлеба населению.
Но цирк шумел, как огромный каменный улей, весь в розоватом свете чудовищного по величине, напоминающего о закатном небе пурпурового навеса. Он спасал сидевших на мраморных скамьях зрителей от немилосердного весеннего солнца. Мне показалось, что даже монументальные камни дрожат и сотрясаются от рукоплесканий и криков, когда двухсоттысячная толпа стала приветствовать торжественное прохождение колесниц на арене перед началом состязаний.
Внизу, где был расположен так называемый подий – места для почетных зрителей, сидели сенаторы и какие-то чужестранцы в усыпанных драгоценными камнями, ярких одеждах. Стало уже известно, что в цирке присутствует и Соэмида, сирийская красавица, удостоившая Рим своим посещением. Все, в особенности женщины, завистливые к чужой красоте, с любопытством искали в толпе прославленную блудницу.
